Анастасия Грызунова's Blog, page 10

tomorrow's just another day

между тем, ага.

вот чего вышло в "Эксмо" (и в "Москве" я ее наконец подкараулила):

Супергрустная история настоящей любви by Gary Shteyngart

My rating: 4 of 5 stars







переводила я, редактировал Максим Немцов aka spintongues , в результате чего книжка предсказуемо стала лучше, за что я признательна до крайности. изначально за процессом надзирал осуществлял рулеж пинал участников управлял огнем по площадям блин, Саша, простите, next time процесс курировал guest_informant , а затем Юлия Раутборт.

внутри (как уже упоминалось) - антиутопия ближнего действия, экономический коллапс, потребление как ключевая ценность, подъем Китая, упадок США, тоталитарные потуги и расцвет силовых ведомств в смысле социальном, а в смысле понятно человеческом - кризис среднего возраста (последний, я надеюсь, хотя бы на некоторое время), страх смерти, слепота и глухота (метафорические, а лучше бы буквальные), сложные понятия о любви, складывающиеся у людей, которые никого, кроме себя, не любят, разбитые сердца, удовлетворенные желания (и наоборот) и крэш-курс смирения в условиях, приближенных к боевым. а также все прочее, неизбежно сопутствующее всему перечисленному. Джейми Коэн повзрослел, испугался и бросил играть, такого рода. вполне поучительно. трогательно местами, но поучительно - больше.

неким непрямым образом у меня есть ощущение, что кармические долги я в конце концов отдала. продолжаем наши игры, а прочим приятного чтения.


музыкальное сопровождение тоже будет. мне кажется, оно уместнее того, которое, строго говоря, уместно:

whimpering winds, by Scott Wannberg

Скотт Уаннберг
скулящие сквозняки

разбираюсь, что такое я слышу, когда хор взял разгон,
превратившись в мой личный ушной Вавилон
расшифровываю кровоточащий камень
а он множится, лупя меня то и дело
по, так сказать, рассудку из головы, которую
в школе я заполнял пространствами
где якобы атмосфера в искусстве своем искусна,
впрочем, новые флаги предпочитают ползти на дно
дабы выгуливать там на краю
что меня на сквозняках скулящих нащупает и привезет к источнику
разума — он, говорят, утоляет любую жажду. Сегодня
посадочные огни загорятся, когда им придет охота,
а тетрадка с уроком теряет талант
адаптироваться к переменам погоды. Взбирайся по лестнице, пусть
спина и мозги тренируются. Я не уходил, все ждал слова.
Говорят, если нету слова, куда ни ступи, земля
засосет целиком. Я стоял в тумане, а слово
не появилось. Не терпит, когда его слышат.
Стесняется. Но уже ничего не стесняет. Пошли
выйдем. Пора выползать за рамки. Я за рамками и родился.
Вот и наша попутка. Скоро мы поползем
к тебе, душа бритвой, объяты пламенем, и
сочувствием, и равно страхом. У меня в овсянке Скулят
Сквозняки. Воздушный тебе поцелуй от них.

(слушая Стива Эрла)

revolution number

и между тем в издательстве "Лениздат" вышло, а в магазине "Москва", к примеру, появилось познавательное:

Революция 2.0 by Wael Ghonim

My rating: 3 of 5 stars







переводила Татьяна Данилова aka seann , и ее надо поздравить с этой победой, птушта это натурально была победа. я осуществляла поддержку с воздуха редактировала. книжка увлекательная неким прикладным манером, мне было интереснее всего, наверное, про механизмы управления толпой в условиях Сети (и насколько это просто), но там есть много другого. ну и история египетской революции - она же многих вдохновляет, да? приятного тогда чтения.


музыкальное сопровождение, отчасти даже тематическое:

The Girl With The Red Hair, by Scott Wannberg

Скотт Уаннберг
Рыжая

рыжая, голубоглазая
по горам скакала на марлоне брандо
празднества отверзали им рты, и
зрительный зал, что рос бесконечно,
вполне умудрялся влезть целиком. Никто
не скулил, не кричал, оставалось
лишь попятиться в трепете пред джаггернаутом
сочно жующим себе дорогу
голубоглазая вылепила аварийный люк,
мы все туда разом ринулись, вызвав
последствия средней тяжести и дорожную пробку
мигреней. ну, в итоге-то выяснил, как называлась
сцена, прояснившая все остальное?
si se puede, говорит доктор
и солнцем тебя ширяет.

(фоном мне — "Аппалуза" с Марлоном Брандо)

зовите меня Изобел

и между тем (и этим).

сдана в "Азбуку" вот какая книжка:

Human Croquet by Kate Atkinson

My rating: 5 of 5 stars







по довольно предварительным данным называться будет самоочевидно "Человеческий крокет", хотя я не ручаюсь - дом в дым, дым в даму и дальше по плану, но заранее все равно не угадаешь. переводила я, редактировала Елена Микерина aka suzie_qq , и я в который раз так ужасно рада, что она это делала, что у меня нет слов об этом внятно сказать. процесс курирует Александр Гузман aka guest_informant (и вообще с каждым разом формула, хоть и верна, звучит все формальнее. то ли слова забываю, то ли у меня тут оборот титула).

книжка - внесерийная Кейт Аткинсон, второй ее роман, 1997 года, прекрасный. внутри - путешествия во времени, обилие Шекспира (в том числе практически во плоти), пропажи людей, животных и предметов, а также их крайне неочевидные появления (обычно - последующие появления, но необязательно, потому что время на каждом повороте норовит слететь с катушек, и кто мы такие, чтобы и т.д.), доппельгангеры (да, опять), здоровая доля безумия (где-то здесь кроется псевдоабсурд, а также, возможно, мюзикл), немалая доля внутрисемейных отношений (как они должны быть и как они быть не должны) и подростковые девичьи фантазии (и только девочки с развитой фантазией в полной мере понимают, до чего истерически смешон этот жанр - даже когда ничего смешного, казалось бы, не нафантазировалось, всегда ходишь по грани между "ха-ха" и "ужас-ужас").


* * *

— А, это ты, — говорит Дебби, когда я вхожу с яблоками. — Это же ты?
— Чего? — Мы, наверное, опять играем в «Кто я?».
За кухонным столом Винни ест печенье и курит сигарету, разглядывая громадное окровавленное бычье сердце, в белой эмалированной миске возлежащее на столе, будто здесь только что свершили жертвоприношение ацтеки (честное слово, оно еще бьется, я же вижу). Я так понимаю, это наш вечерний чай, а вовсе не останки мистера Риса. Вряд ли это сердце Винни — великовато, и к тому же ее тощая грудь вроде бы не пострадала.
Имперский подданный Пайуэкет, благовоспитанный черный кот с белой грудкой, белой манишкой и белыми носочками, осторожненько, с некоторой даже нежностью это сердце лижет. К молоку из блюдечка, которое тоже стоит на столе, кот не притрагивается — оно и к лучшему, в молоке плавают куски мухомора.
— От трупных мух, — поясняет Винни, глубоко затягивается самокруткой и выпускает дымную струю через нос, отчего смахивает на вскипевшего дракона.
Пес кладет голову ей на колено, кротко пускает слюни на юбку, и морда у него такая, будто он готов продать Винни бессмертную душу (хотя в действительности он ждет, не просыплет ли она крошек).
Дебби занята и все эти нарушения кухонной гигиены оставляет без внимания. Она беспрестанно моет руки в раковине, словно бычье сердце только что добыла из быка лично. Явно помешалась. Вчера я застала ее в гостиной — она глядела на каминную полку, ждала, не шевельнется ли что-нибудь, и сама была решительно не в состоянии пошевелиться.
— На секунду отвернусь — и они сбегут.
— Кто сбежит?
— Подсвечники.
Сейчас она спрашивает:
— Видишь эту собаку? — и я вслед за ней перевожу взгляд на Гиги, которая в остром психопатическом припадке раздирает на куски старый шлепанец.
— Вижу.
— Похожа на Гиги, да?
— Очень, — соглашаюсь я. — Собственно говоря, одно лицо.
Дебби переходит на шепот, параноидально озирается:
— Так вот, это не она.
— Да?
— Да, — говорит она и настойчиво тянет меня за рукав, чтобы Гиги не подслушала. Приближает свинячью мордочку к моему уху: — Это робот!
Винни презрительно фыркает, а Гиги отвечает рыком, задирает верхнюю губу и скалит выцветшие акульи зубки. Пайуэкет прерывает обряд поклонения бычьему сердцу и не без интереса озирает окружающий мир, застывший на грани конфликта. Кухне опять угрожает хаос.
— Робот? Гиги подменили роботом?
— Да.
Вот гусыня карюзлая, как сказала бы миссис Бакстер, но чего ждать от женщины, у которой с пуделем одна мозговая клетка на двоих по очереди? Чья очередь сегодня — поди угадай. Я беру Пса за ошейник и предъявляю Дебби, как судья на собачьей выставке:
— А вот Пес — это Пес или тоже робот? — Чтобы Дебби легче было угадывать, Пес демонстрирует ей свой небогатый репертуар гримас (грустная, еще грустнее, трагичная), но гадать Дебби отказывается. — Ты с Гордоном об этом говорила?
— С Гордоном? — повторяет она, и глаза у нее снова совсем бешеные. (Ой нет, неужто и он тоже?)
— Ну да, с Гордоном.
Глаза у Дебби сужаются (непонятно, как ей это удалось), она отворачивается, прикусывает губу и наконец отвечает:
— Ты, наверное, про человека, который прикидывается Гордоном.

— Слушай, — говорю я Гордону, когда он трусцой прибывает с работы — пригородный Атлант, что несет на плечах своих бремя «Ардена». — Слушай, с Дебби что-то такое совсем не то.
— Да знаю, — устало отвечает он, — но я водил ее к врачу.
— И?
Гордон беспомощно жмет плечами:
— Прописал ей таблеток, говорит, у нее истрепаны нервы. — (Истрепанные нервы, какой образ.) — Бедная Дебс, — грустно прибавляет он, — вот если б ребенок родился, все было бы иначе.
Дабы возместить отсутствие ребенка, Гордон (человек, который прикидывается Гордоном, — мало ли, вдруг Дебби права, мы вот с Чарлзом тоже сомневаемся) лезет из кожи вон и приглашает ее поужинать в «Бочку и затычку».
Чарлз увел Пса гулять, а мы с Винни смотрим «Улицу Коронации» (Винни состоит в клубе поклонников Ины Шарплз). Во время рекламной паузы она увлеченно исследует распад самокрутки и то и дело извлекает изо рта ошметки табака, отчего смахивает на черепаху, которая пощипывает бурый драный латук. Кроме того, к губе у нее прилипла папиросная бумага. Лучше бы Винни опять перешла на «Вудбайнз».
— Там кто-то за дверью, — говорит она, не отводя глаз от телевизора.
Винни покрыта Кошками, это какое-то сюрреалистическое кино — три на коленях, одна на плечах, одна у ног. Наверняка вот-вот и на голову кто-нибудь залезет. Сделала бы себе палантин из ближайших двух кошачьих покойниц — очень необычно. (Почему кошки столько спят? Может, им поручена некая серьезная космическая задача, соблюдение важнейшего закона физики — скажем, если в каждую текущую секунду спят меньше пяти миллионов кошек, земля остановится. Смотришь на них, думаешь: «Что за ленивая бестолковая тварь», — а они тем временем вкалывают себя не помня.)
Винни в Кошачьей Шкурке вооружается длинной каминной вилкой — кажется, примеривается пырнуть Гиги.
— Там кто-то за дверью, — раздраженно повторяет она.
— Я никого не слышала.
— Это не значит, что там никого нет, — говорит Винни. (По-моему, таким же образом в этой истории появился Пес. У меня, наверное, дежавю, очередной зловещий заусенец на ткани времени.)
— Ладно, иду, иду, — говорю я, когда она машет на меня вилкой.
Боязливо приоткрываю заднюю дверь — кто его знает, что там бродит на воле, скоро Хэллоуин, и мне еще предстоит стереть воспоминание о мистере Рисе. Я бы не удивилась, если б на крыльце опять сидела собака, в «Ардене» все только и делают, что шастают туда-сюда, все интересное происходит на порогах. Но собаки нет — есть картонка. А в картонке — младенец.

МЛАДЕНЕЦ!

Закрываю глаза, считаю до десяти, опять открываю. Все равно младенец. Крепко спит. Совсем маленький, явно совсем новенький. К картонке скотчем прилеплена разлинованная бумага, на которой кто-то (не младенец, надо полагать) печатными буквами написал:

ПОЗАБОТЬТЕСЬ ОБО МНЕ ПОЖАЛУЙСТА

Вряд ли призыв обращен ко мне — я не особо знаменита своими воспитательскими талантами, у нас в «Ардене» мало опыта обращения с младенцами, я ни одного даже не видала вблизи.
Бедное сердечко мое бьется, как птичка в клетке, есть в этом некий восторг — найти младенца, как разглядеть рыбу в реке (лису в поле, оленя в лесу), но есть и ужас (тигр на дереве, змея в траве). И младенец — не просто необъяснимая посылка из детского магазина, доставленная не по адресу, вместе с ним приходят мифы и легенды — Моисей, Эдип, эльф-подменыш.
Осторожно поднимаю коробку — не хочу брать младенца на руки, вдруг я его поломаю (или он меня).
— Глянь, — говорю я Винни, предъявляя ей картонку.
— Что бы там ни было, нам не надо, — и Винни ее отталкивает.
— Нет, ты глянь, — не отступаю я. Она приподнимает картонный клапан, и у нее отваливается челюсть.
— Это что?
— А ты как думаешь?
Винни отпрядывает от коробки — обычно люди так шарахаются от крыс.
— Младенец?
— Ну да.
Она огорошенно трясет головой:
— Но почему?
Впрочем, сейчас не время для экзистенциальных головоломок — младенец открыл глаза и заревел.
— Унеси его, — поспешно говорит Винни. Я ставлю коробку на пол между нами — надо попривыкнуть.
Возвращаются Чарлз и Пес, мы показываем Чарлзу младенца — тот бросил реветь и снова уснул. Пес сует морду в коробку и радостно виляет хвостом, но потом, увы, лижет младенца, а младенец просыпается и опять ревет. Может, Пес за ним и присмотрит.
— Будет как Ромул и Рем? — говорит Чарлз. — Или Питер Пэн. — (Уж он-то знает, он и сам Потерянный Мальчишка.) Детский рев достиг предельной истошности, но, к несчастью, Пес не вышел полом и не может утешить дитя.
Чарлз вынимает младенца из коробки, словно невзорвавшуюся бомбу, держит на вытянутых руках подальше от себя, и младенец, решив, что сейчас его уронят с неимоверной высоты, визжит в крайнем ужасе. Винни робко принимает участие в операции, застенчиво укачивает младенца, оскалившись в улыбке, но, как легко догадаться, от этого дела идут только хуже. К счастью, тут возвращаются Дебби с Гордоном — несколько минут они пребывают в полнейшем изумлении, за коим следуют истерический припадок и яростные дебаты, но в итоге принято решение: Дебби «оставляет дитятко».
— Ты не можешь взять его себе, — ужасается Гордон.
— Это еще почему?
— Потому что не можешь. Он не твой.
Дебби тычет Гордону в нос разлинованной бумажкой:
— Что тут написано, Гордон?
— Я вижу, что написано, — мягко отвечает он, — но ребенка надо отнести в полицию.
— И что с ним там сделают? В приют отправят. Или, — зловеще прибавляет она, — в тюрьму. Никому он не нужен, Гордон, а кто-то попросил нас о нем позаботиться. Вот, написано же: «Позаботьтесь обо мне, пожалуйста».
— А людям ты что скажешь? — скептически осведомляется Гордон.
— Скажу, что мой.
— Твой?
— Ну да, скажу, что появился дома. — (В общем, это правда.) — Никто и не узнает. — Ну да, Дебби очень толстая, забеременела бы — никто б и не догадался, и бывают ведь истории о людях, которые внезапно рожают: минуту назад молоко кипятили, не успели оглянуться — а уже стали матерью. — Люди всему поверят, — говорит Дебби. — Мол, нам прежде не везло, не хотели заранее говорить, боялись удачу сглазить. И ты погляди, какая удача, — прибавляет она и давай сюсюкать с младенцем. Винни от ее воркования воротит, и она сбегает из комнаты. У младенца такое лицо, будто и он не прочь слинять, если шанс выпадет. — Людям все равно, Гордон, — сердится Дебби, когда он снова принимается спорить, — на самом деле всем на всех плевать. Можно провернуть убийство, и никто не догадается. — Гордон вздрагивает и смотрит на младенца.
Пожалуй, в некотором смысле это и впрямь как убийство. На каждое раскрытое убийство — штук двадцать никем не замеченных. И с младенцами, наверное, так же: на каждую историю о ребенке на крыльце — штук двадцать детей, которых забрали в дом вместе с молочными бутылками.
— Он есть хочет, бедный пацан, — говорит Гордон, явственно смягчаясь.
— Это девочка, дурачок, — отвечает Дебби (теперь она в своей стихии) и разворачивает свой детский подарок, чтоб Гордону показать — ибо на ступени «Ардена» младенец прибыл отнюдь не голышом, но в подарочной упаковке, в снежно-белом платке, на котором ракушек — что в синем море.

* * *


ну и тематическое музыкальное сопровождение (так, чтоб обрыдаться с запасом на неделю):

Soldiers, Wounded Tunes, Elusive Moons, by Scott Wannberg

Скотт Уаннберг
солдаты, и музыка ранена, и луна затуманена

Когда эта твоя суббота размозжила себе черепушку,
какой способ жизни вытек под дождь?
Эскалатор пообещал, что на нем мы придем к небесам,
хотя нам врачи запретили любые приходы.
Солдаты, чья музыка ранена,
жарко спорят под кровавые сводки по радио,
делать нечего, пора перебазировать наш карнавал
подальше, на затуманенную луну, где еще живы
друзья детства; исследуй, сколько пространства
в сердце, по головам посчитай всех, кто там обитает;
И дождя толком не было, а у размозженного черепа
был брат-близнец, только что откинулся откуда-то с хрен-произнесешь.
Независимые агенты окунули бошки во взрывоопасные реки.
Ничего не объясняй дороге у себя в голове,
тачки, что припаркованы там, будут довольны
А теперь на сцену выходят всепонимающие.
Они тщательно изучили наши медкарты.
Что-то молодо выглядят и такие ужасно опрятные.
Стоит им верить?
Или спрятать последний бычок?
Псы туда-сюда мечутся — видимо, жди беды.
Человек, сочинивший план, лишился зубов.
Я, пожалуй, еще позанимаю тут место,
нормально, сказало место и отчалило бунтовать
с развеселым вечерним часом.
Против чего бунтовать? Ну у вас и вопросы.
Я похож на Марлона Брандо в черной кожаной куртке?
Будь любовью моей, хотя до февраля далеко.
А петь ты умеешь? А терпеть, улыбаясь?
А в целом терпеть?
Вот входят солдаты, чья музыка
ранена. Отойди, отступи, открой вон ту дверь пошире.
Псы задумали что-то пронзительное.
Не подпускают меня, чтоб повилять хвостами.

watching the wheels - 2

блин. все, оказывается, еще сложнее.
вот также что вышло наконец в "Азбуке":

Чуть свет, с собакою вдвоем by Kate Atkinson

My rating: 4 of 5 stars






переводила я, редактировала Елена Микерина aka suzie_qq , за что ей навечно спасибо, процесс курировал guest_informant . внутри, как мы, скорее всего, не помним, четвертая история про Джексона Броуди (которого опять эффективно лупят), поиски-людей-с-собаками, удочеренные сироты, высокие отношения с айфоном, мыльные оперы и театр, доппельгангер, кризисы среднего возраста (а горшок с петуньями ничего не сказал; он только подумал: oh no, not again), а также, по обыкновению, поезд на железной дороге в роли ангела возмездия. до крайности разнообразно.

тематическое музыкальное сопровождение без связи с содержанием, но в связи с обстановкой:

watching the wheels

с некоторым опозданием, как обычно, выясняется, что в "Эксмо" вышло вот:

Толмач by Mikhail Gigolashvili

My rating: 5 of 5 stars







отличная книжка, такое обращение с человечьей речью, как вот редко встречается, if ever. ну и плюс полная версия романа публикуется впервые, так что кто уже читал - там есть непредвиденные бонусы.

Frankenstein's Monster needs some love, by Scott Wannberg

Скотт Уаннберг
Чудовищу Франкенштейна недостает любви

Чудовище Франкенштейна хочет твоей любви
Счет из поликлиники занемог и не желает оплаты
Поторопись, выбери тех, кто держит ноту.
Дитя человеческое получило Обетованную Землю,
тут свалились с края бешеные маргиналы.
Будут падать несколько лет. Не успеют до дна долететь,
мы найдем содержимое алюминиевого дипломата.
Чудовище Франкенштейна не желает переброски в Ирак.
У них там жмурики в кофе.
В гримерке болтали себя не помня.
Ну чего, продолжение будет?
Чудовище Франкенштейна хочет твоих доходов.
Слишком давно мотается по лесам.
Лимузину с иммунитетом моей двери не найти.
Рэндолф Скотт говорит: кое-что человеку ни обойти, ни объехать.
Чудовище Франкенштейна не хочет в объезд.
Нынче мы собираемся на Ядерное родео.
Где сплошь улыбчивые ковбои надежды.
Где желания просыпаются за полночь.
Мы тебя любим, Франк, хором выводят слепые кассиры.
Мы тебя любим навечно.
И тут вошли мы. Как-то раз.
Еще до того, как нас лишили души.
Постарались, во всяком случае.
Но мы их, похоже, надули.
Чудовище Франкенштейна — это же мой папаша.
Мы улыбаемся, все мы — ковбои надежды.
И выезжаем за так.

slick hootenanny, by Scott Wannberg

Скотт Уаннберг
пустяковая спевка

как выясняется, твой изгой — очередной человек, ранимый.
ну извини.
последи, чтоб я не отвлекался надолго.
неопознанный странный аэроплан слишком быстро летит
по небу
ты, небось, думал, я стану гвоздем программы на пустяковой
спевке.
все носилки забиты мертвыми и теми, кто при смерти,
а закадровый смех потерялся в городе,
Иисус уверяет, что когда-то велел народу не врать,
но теперь молодых Иисусов как грязи
на одинокой дороге, у которой на них нету планов.
ты, небось, хотел строгать дальше.
я понимаю, ты творишь красоту,
но запросы так скребутся в калитку,
что у них все пальцы в крови.
неловко вышло с едой, я ж не знал про твой очень особенный путь.
ну извини. наверху тут водятся просто роскошные
дамы, но ты ведь, небось, не захочешь
об этом запеть во весь голос.
я-то просто мимо хромал.
Иисус утверждает, что вновь набирает вес.
Уровень смертности в банку закатывает очередное варево.
Может, увидимся затемно на спектакле.
Там ничего так себе актеры оттачивают мастерство.
Я их вижу в конфузящем свете.
Вижу, как сияют они на сцене.
Просто дышать — это верх моего актерского мастерства.
Я же просто мимо гулял.
по одинокой дороге, у которой нет планов.
давай, что ли, утонем в ней вместе.
у всех на устах песни протеста.
может, твой изгой доберется до дома.
слишком много психов претендуют на выигрышный билет.
с любовью неловко вышло, я ж не знал, что ты прячешься в некой особой
пещере. ну извини.
пустяковая спевка выдохлась слишком быстро.
спой мне, если умеешь петь.