Narine Abgaryan's Blog, page 7

В Рождество принято благодарить.У каждого свои волхвы.Мои...

В Рождество принято благодарить.
У каждого свои волхвы.
Мои — это сотрудники, волонтёры и попечители Фонда "Созидание", Клуб Путешествий Михаила Кожухова, некулинарный клуб "Короли и Капуста".
И чудесные люди, которые нам помогают.

У каждого попечителя фонда своя зона ответственности и свои мероприятия.
Мои — путешествия и кулинарные вечеринки.
В прошлом 2019 году мы провели одну кулинарную вечеринку и съездили в два путешествия.
Я хотела бы отчитаться о проделанной работе.

Июньское путешествие в Армению принесло фонду 346188р.
Сумма была распределена следующим образом:
1. Данилин Даниил, 2008г, Новая Москва.
Диагноз: сахарный диабет.
Оплатили сенсоры для мониторинга сахара в крови (199750р).
2. Галкин Миша, 2014г, Нижегородская обл.
Диагноз: Двусторонняя сенсоневральная тугоухость 4 степени, состояние после кохлеарной имплантации.
Оплатили слухоречевую реабилитацию 156000р.

Сентябрьское путешествие в Армению принесло фонду 395 515р.
Сумма была распределена следующим образом:
1. Попова Полина, 2012г, Республика Коми.
Диагноз: Спинальная мышечная атрофия.
Оплатили 40000р по программе "Дорогу осилит идущий" (единовременная помощь семье с ребёнком с ограниченными возможностями).
2. Сурикова Ульяна, 2008г, Оренбург.
Диагноз: Аниридия.
Оплатили специальный электронный видеоувеличитель (259000р).
3. Елагин Матвей, 2014г, Московская обл.
Диагноз: Муковисцидоз.
Оплатили годовой курс препарата Гианеб (93 600р).

На кулинарной вечеринке было собрано 319283р.
Сумму распределили между стипендиатами программы "Пять с плюсом". Благодаря этой программе одарённые подростки из малообеспеченных, в том числе многодетных семей получают 5000 рублей ежемесячно (стипендия позволяет им приобретать дополнительную учебную литературу, оплачивать занятия с репетитором, накопить на компьютер или на поездку для поступления в ВУЗ, а порой и на самое необходимое – одежду, обувь и т.д.).
В 2020 году 654 подростка получат такую стипендию.
4-х мы оплатили благодаря участникам кулинарной вечеринки.
Наши стипендиаты:
16-летний Георгий Белов из Ульяновской области,
17-летний Рашид Муксинов из Татарстана,
17-летняя Екатерина Рыжкова из Ставропольского края,
16-летняя Алина Свиридченко из Краснодарского края.

А ещё 17-летняя Лена Чудновская из Нижегородской области, у которой муковисцидоз, получит годовой курс жизненно необходимого лекарства Гианеб.
.

Это был очень непростой год для нашего фонда. Мы остались без одного из самых преданных волонтёров — Сашеньки Смирновой.
Человеческое сердце — коллаж, составленный из фотографий любимых людей. Каждый раз, когда кто-нибудь уходит, его будто вырезают из сердца маникюрными ножницами. И эти зияющие места кровят до той поры, пока и нас не вырежут из сердец тех, кому мы необходимы.
Давайте держаться друг друга. Давайте по возможности отваживать беду. Давайте не позволять людям отчаиваться.
С Рождеством вас, друзья.
Спасибо, что вы с нами.

https://www.bf-sozidanie.ru/

Обещала Зе прийти в её лакский дом с кастрюлей правильно ...

Обещала Зе прийти в её лакский дом с кастрюлей правильно приготовленной армянской толмы. Зе возражать мне не стала. Она с армянами вообще не спорит — с детства знает, что бессмысленно и энергозатратно. Как в том анекдоте — проще дать. Потому мудрая Зе благоразумно согласилась.
Я купила мясо. Придирчиво выбрала виноградные листья. Навертела зимний фарш: говядина и курдюк. Добавила лук, правильную зелень, горсть риса, соль-перец. Тщательно вымесила. Заворачивала умеючи — исключительно крохотными, на два укуса, аккуратными брусочками( крупно завёрнутая толма — позор семье и анафема роду). Поместила на дно кастрюли большую мозговую кость, уложила на нее плотными рядами толму, придавила перевёрнутой тарелкой, залила водой так, чтобы прикрывала на сантиметр. Поставила на средний огонь, как закипело — убавила, давая блюду вдумчиво, не впадая в крайности, довариться.

— Весь курдюк купили узбеки, — доверительным шёпотом сообщил утром продавец мясной лавочки, завешивая мне последний кусочек.
— В смысле узбеки? — оскорбилась за узбекский народ я.
— Я в хорошем смысле! — оскорбился в свою очередь продавец.
— Тогда ладно, — пошла на попятную я.
Курдюка было мало: всего сто грамм на два килограмма мяса. И я, ветеран армянской кухни, опрометчиво решила, что и так сойдёт.
Не сошло. Правильная толма должна быть сочной, нежной, с легким кисленьким послевкусием. Поливать чесночным, взбитом на мацуне, соусом, есть с хрустящим белым хлебом, запивая тутовкой. И думать о вечном.
У меня же получилось чёрт-те что! Суховатое, невменяемое, неубедительное блюдо, настоящий позор семье и анафема роду. С таким не то что о вечном, о сиюминутном думать не хочется.
Дала остыть и заморозила порционно. Подобным афронтом ни друзей, ни врагов кормить не стану. Съем одна, без чесночного соуса и тутовки, в наказание.
Написала покаянное сообщение Зе. Она, с облегчением выдохнув, ответила утешительное.
Истинно вам говорю: лакская женщина — прирождённый дипломат. Никогда не возразит и всегда окажется в выигрыше.

На следующий день, не иначе как от переживаний, обвесилась соплями. По самые закрома. Легла в постель, обложилась ноутбуком, книгами и лекарствами, приготовилась болеть. Но не тут-то было! Позвонили из банка и попросили приехать, потому что им позарез нужна моя подпись. Деваться было некуда, обмоталась шарфом, натянула теплую куртку, выползла из дома. В метро застряла головой в турникете. Вам хочется знать как мне это удалось? Отвечаю. Шла через турникет, уронила сумку. Наклонилась, чтобы поднять, пластиковые дверцы, выехав навстречу друг другу, крепко стиснули мне шею. Пока они меня держали, испытала весь букет непередаваемых ощущений: от ужаса и желания провалиться сквозь землю до идиотского веселья. Мгновенно всплыла в памяти сцена из мультфильма "Ну погоди", где волк застрял головой в дверцах троллейбуса и вынужден был бежать, перепрыгивая через проезжающие автомобили. Кое-как высвободившись, пошла вон, пряча глаза и делая вид, что это была вовсе не я, а какая-то другая тётечка. Шея болела как после неудачной попытки повеситься. Недолго думая, назвала такое состояние "синдромом виселицы". Креативить, так до премии Дарвина.

Вернулась домой, влезла в пижаму, перед тем как улечься в постель, подробно рассмотрела себя в зеркале, со злорадством отметив непередаваемую свою красоту: нечёсаные волосы, слезящиеся кроличьи глаза, вспухший нос. Укуталась в одеяло, заглянула в ФБ. А там мама написала в закрытую семейную группу, что наспех собралась за новогодними покупками. И вывесила свою "наспех собранную" фотографию в красивой укладке и макияже, в бирюзовых серёжках и платке в тон. Полюбовавшись ей, я со вздохом поднялась и направилась в ванную комнату. Поборов внутреннее сопротивление, причесалась. Умылась, нанесла на лицо антивозрастной крем. Чуть поразмыслив, напудрилась и подкрасила губы. Сходила за мясом в виноградными листьями, купила сколько нужно курдюка. Буду снова крутить фарш и заворачивать толму. Истинно вам говорю — армянская женщина никогда не сдаётся. И в первую очередь потому, что у неё есть мать, которой хочется хоть сколько-нибудь, но соответствовать.

Друзья, если собираетесь на non/fiction 7 декабря, предуп...

Друзья, если собираетесь на non/fiction 7 декабря, предупреждаю, что мы с Викой Кирдий тоже там будем.
Вика по своему обыкновению выразительно помолчит, зато будет нарядная, в кокошнике и сарафане. Обещалась, кстати, закалякать книжки, которые принесёте, так что не скупитесь, берите все, в том числе собрание сочинений вождя революции в ста томах.
Итак, 7 декабря, Гостиный двор, ул. Ильинка д 4, авторский зал, 14.00-15.00.

Наверное, об этом уже можно написать. В Армении, в деревн...

Наверное, об этом уже можно написать.
В Армении, в деревне Навур, стартовали съёмки фильма по моей повести «Зулали».
Ехать на съёмочную площадку из Берда минут двадцать: вверх по склону хмурого Восточного холма, мимо старой каменной часовни, мимо уснувших полей.
Навур — самая холодная наша деревня. Она расположена в изножье горного перевала, пики которого ещё к концу октября подёрнулись сединой. Значит зима будет долгой и морозной, с пронизывающими ветрами и бесконечными снегами. Значит, путь в большой мир отрежет до весны.

В нашей жизни мало случайностей. Каждая встреча — знаковая, каждое событие чему-то нас учит. В этом я ещё раз убедилась, когда увидела, кого утвердили на роль мальчика Назароса. Из сотни претендентов режиссёр выбрал Артёма Меликяна, и он оказался именно тем самым Назаросом, которого я себе вообразила. А потом я узнала удивительное — оказывается, прабабушка Артёма и моя бабушка жили по соседству и дружили. Как жаль, что две подруги, передающие друг другу через забор хлеб и закваску для мацуна, так и не узнали, что спустя годы внучка одной напишет повесть, а правнук другой сыграет главную роль в фильме по этой же повести.

Вселенная — огромная, необъятная, прекрасная, — прядёт нити наших жизней и судеб. Иногда она протирает краем передника очки, водружает их на нос и наблюдает за нами — бестолковыми, суетящимися, невозможно глупыми. И вздыхает, потому что знает всё наперёд. Чтоб подать хоть какой-то знак, она вяжет из сотканных нитей узелочки, сводя нас, и пришёптывает на манер наших бабушек, не разжимая губ, будто бы в себя: «Потерпите немного, дружочки, скоро всё будет хорошо».
И однажды всё действительно становится хорошо.

Из подслушанного. На выставке Мунка. Одна прехорошенькая ...

Из подслушанного.
На выставке Мунка. Одна прехорошенькая девушка другой, рассматривая «Крик»:
— Ван Гог вообще больной. Этот поздоровее будет.
Вторая, с надеждой:
— Не нравится — давай уйдём.
Первая, твёрдо:
— Нет, дадим ему шанс!
Ходят по залу, явно скучают, обсуждают своё, необременительно-девчачье.
— Передумала идти на юбилей отчима.
— Вдруг обидится?
— Да у него каждые пять лет юбилей! Надоел!
Замирают перед «Убийцей». Минута ошеломлённой тишины.
Наконец первая со вздохом выносит вердикт:
— Нет, этот тоже на всю голову больной.


Там же, дама преклонных лет, провожая колючим взглядом затянутую в узкое платье пышнотелую девушку:
— Всё-таки чувство стиля дано не каждому.
Муж дамы, чуть не свернув вслед девушке шею:
— Чувство стиля дано не каждому, зато чувство жопы дано всем!


Шереметьево, ночь, Кофемания. За соседним столиком сидят две женщины.
Первая, пригорюнившись:
— Месяц прошёл, а Митя всё не отойдёт от расставания.
Вторая вздыхает.
Первая шмыгает носом:
— Ничего. Зато теперь мой сын знает, что бывают хорошие девушки, а бывают разные.

О новой коллеге:
— Ты видела? У неё зубы цвета унитаза! Как, говоришь, её зовут? Венера? Ага, Венера в винирах.

Про знакомую, у которой завязались отношения с мужчиной значительно её старше:
— Зачем ей этот гладиатор?
— В смысле гладиатор?
— А что он в своём возрасте кроме погладить умеет?

— А помнишь как мы с тобой в Тверь съездили?
Фыркнули, расхохотались. Я не выдержала, вмешалась.
— Расскажите, пожалуйста, я тоже хочу знать!
Рассказывали охотно, перебивая друг друга:
— В 92-м купили первую машину — подержанный Фольксваген, поехали в техсервис, потерялись. Спросили у милиционера дорогу, тот махнул рукой в нужном направлении и велел ехать по трамвайным путям. Мы решили, что по ним и нужно, взгромоздились, зацепились глушителем за рельс, оторвали его. Застряли и парализовали движение трамваев в обоих направлениях! На следующий день, решив побороть страх, примотали раскуроченный глушитель и поехали в Тверь. Как назло, ударил сильный мороз. Инструкция на немецком, не разберёшь каким образом отопление включать. На все кнопки понажимали — толку ноль! Купили у придорожных бабушек тёплые рукавицы, носки и пуховые платки, натянули, обмотались по глаза. Вроде немного согрелись. Едем дальше. Инструкция, как вы помните, на немецком. Выключить магнитофон не смогли, переключить диск на другой — тоже. На реверсе всю дорогу крутилась песня «American boy». Так и слушали её 4 часа. Возненавидели на всю жизнь.
На исходе 4 часа сообразили, что заблудились. Метель, ветер, ни зги не видно. И тут из снежной мглы выезжает милицейская машина. Мы выскочили чуть ли не на ходу, перекрыли ей дорогу, растопырили руки, заорали страшным голосом: «Где Тверь!!!» Они так перепугались, что сопроводили нас до Твери и даже денег не взяли.
Объявили мой рейс. Прощалась с ними как с родными. До сих пор вспоминаю и даже скучаю.

Тучная женщина в самолёте. Отстёгивает ремень, передвигает держатель на узкое деление. Поймав мой взгляд, смущённо объясняет:
— Пусть думают, что в этом кресле сидел кто-то худой.
— Почему?
Пожимает плечом.
— Мне кажется, от этого будет легче всем. Мне — уж точно.


В салоне красоты женщина преклонных лет — парикмахеру:
— Решила сделать себе подтяжку. Хочу, чтобы меня красивой в гроб положили.
И смеётся.

Две школьницы, от силы пятнадцати лет, изучают витрину со сладостями ручной работы. Выбирают шоколад.
Одна, со вздохом:
— Зачем мы, дуры, не в тех влюбляемся?
Другая, флегматично:
— Потому что «тех» не существует.

Наш дом расположен очень удобно: слева продуктовый, справ...

Наш дом расположен очень удобно: слева продуктовый, справа продуктовый, и напротив, не поверите, тоже продуктовый. Вполне возможно, что, походив по скверу, растущему впритык к заднему двору, можно обнаружить ещё парочку магазинчиков, прячущихся под березами и осинами. Я в сквер не хожу, чтоб ненароком и там не отовариться. А то выйдешь из дому с крохотным списком, а вернешься, навьюченный, как мул. Тащишь пакеты и делаешь вид, что так и было задумано.

У каждого магазина свои хранители. У того, который слева — тихий седой нищий. Большую часть года он проводит у входа. Сидит на ступеньках, совсем сбоку, так, чтоб не загораживать дорогу, денег не просит, табличек жалобных в руках не держит, в глаза не заглядывает. В магазин зайдёт, только когда нагрянут нестерпимые морозы. Правда, дальше контрольных весов не ходит. Охрана называет его уважительно Дмитричем, угощает бутербродами. Если кто-нибудь из прохожих протягивает ему деньги, он в благодарность читает стихи. Взрослым — хайку. Детям — Чуковского. Лицо его — сколотая глиняная чаша, сквозь трещины которой всматривается в тебя небо.

Хранитель магазина, расположенного напротив — женщина. В отличие от небесного нищего она совсем земная: крикливо-скандальная, хамоватая, с чёрным провалом страшного рта и безумными глазами. К каждому прохожему она пристает с одной и той же просьбой: «Дай десять рублей!» Получив отказ, разражается грязной тирадой. Собрав немного денег, покупает батон нарезного. Далее побирается, держа его подмышкой. «Дай тридцать рублей!» — теперь уже с новым требованием пристаёт она к людям. «А чего не десять?» — удивляются они. «Так водка дороже!» — отрезает с негодованием. Говорят, она была редкой красавицей. Запила после того, как бросил муж. Там какая-то запредельная случилась история: то ли двоюродная сестра его увела, то ли вообще родная. Вещей не отдали, из квартиры выставили. С тех пор она и побирается. Идти к ней через перекрёсток, мимо хинкальной, мимо пекарни, мимо цветочного. Ещё издали, услышав её ржавый голос, уже знаешь, на каком этапе сбора денег она находится. На хлеб я ей даю, на водку — нет. Иногда она снисходительно называет меня дурой.

Хранители третьего магазина — семейная пара. Нет, не нищие. И не пропойцы. Арендуют закут, он чинит обувь, она штопает-шьёт. Раньше к ним невозможно было без противогаза зайти — он непрестанно дымил, прикуривая одну сигарету от другой. Если кто-то из посетителей делал замечание, запальчиво возражал, что пассивное курение — миф. Меня он жутко раздражал, но я к ним всё равно ходила, потому что армяне. Цеховая солидарность — иррациональная вещь.
Потом она тяжело заболела. Ходила в уродливом парике, опираясь на палочку. Потихоньку выправилась.
Недавно я к ним заглянула, чтобы отдать на ушивку скатерть. У нее отрасли волосы. Он бегает курить за угол. Покупает ей в автомате кофе. «Как ты любишь, Анаит джан, с молоком и без сахара».

На днях у меня спросили, как я искореняю в себе деревню. А никак. Живу, как жила. Это огромная Москва, сворачиваясь вокруг меня клубком, превращается в крохотную деревню. Распадается на лица и судьбы, колдует и ворожит, подсылает своих волшебников-хранителей. Смотрит небесными глазами, просит десять рублей, носит кофе с молоком и без сахара, как я люблю. Будит меня, кстати, криком петуха. Вы ведь не поверите, но так оно и есть. Кто-то из жителей нашего дома не уступил городу свои законные шесть соток, и в сквере до сих пор стоит обнесённый забором огородный участок с голубятней и курятником. Так что в шесть утра, как и положено в уважающей себя деревне, нас поднимает победный крик петуха, неминуемый и неотвратный, словно фатум.
И даже пластиковые окна на моём семнадцатом этаже этому крику не помеха.

Подруга развелась после образцового двадцатилетнего брака...

Подруга развелась после образцового двадцатилетнего брака. Встречались недавно, отмечали годовщину. Похудела, похорошела. Выглядит умиротворённой и до неприличия счастливой.
— Ну как? — спрашиваю.
Набирает полную грудь воздуха, выдыхает, словно высвобождается. Безмятежно улыбается.
— О-фи-ген-ски!
— Снова замуж пойдёшь? — подначиваю я.
— Да ну что ты! Чего я там ещё не видела?!
Пили кофе, обсуждали достоинства и недостатки одиночества.
Вспомнили сценку из голливудского фильма, где мать одёргивает размечтавшуюся о новой любви дочь словами «тебе уже 46, милая, женщину твоего возраста скорее убьёт какой-нибудь психопат».
Смеялись.

Подруга цветасто рассказывала о племяннике, который, отучившись на электрика, уехал в город — на заработки. Устроился в строительную бригаду. Пришёл ремонтировать вентилятор в ванной комнате, как заведено в провинции — разулся на пороге, прошёл в дом в носках. Хозяева дали ему одноразовые бахилы, он вертел их так и эдак, надел на голову. Те, перепугавшись, отказались от услуг.
Жаловался потом:
— Главное ничего не объяснили. Говорят — не надо, уходите. Я спрашиваю — что не так? Эрекции ноль.
— Может реакции ноль? — давясь от хохота, уточнила подруга.
— А я что сказал? — смешался племянник.

Пересмотрели любимый «Манхеттен». Взяли на вооружение фразу «мне нравится ваша манера выражаться — лаконично и дегенеративно». Можно огорошивать людей, особенно в госучреждениях.

Обсуждали преимущества возраста.
Раньше, рассказывала теперь уже я, в годы моей неопровержимой молодости, любого жителя Берда волновало два вопроса: почему я такая худая и почему у меня всего один ребёнок.
— Ты когда родишь второго? — непременно раздавался укоризненный вопрос, как только я выходила на балкон. Я вертела шеей, ловила взгляд перевесившейся далеко за перила соседки, пугалась, что она может упасть.
— Поздно! — принималась оправдываться, отлично понимая, что это не аргумент.
— Поздно в 45! Так что не увиливай, рожай, время у тебя есть. Заодно поправишься, а то ходишь, мощами гремишь, нас позоришь!
Каждый раз я обещала как можно скорее родить второго. Но слов своих коварно не сдержала, дотянула до 48.
Теперь меня отчитывают только за худобу. И никакие заверения, что я поправилась на целых 3 кило не аргумент.
— Где там у тебя эти три кило? В костях? — иронизирует подруга.
Вздыхаю. Идеал армянина — толстый покойник, окружённый многочисленными рыдающими отпрысками. Придётся отъедаться. Отпрысками не вышла, так хотя бы пышными боками возьму. Не позориться же в гробу.

Зашла соседка, попросила сухих дрожжей. Из-за ее подола настороженно выглядывал пятилетний внук.
Пока подруга ходила за дрожжами, соседка рассказала историю.
— У нас на филфаке учится юноша. Тупой как пробка. Но удивительно похожий на молодого Довлатова, абсолютная его копия. Так вот: ни у кого из преподавателей рука не поднимается его срезать, ставят тройки. Так и переходит с одного курса на другой.
Вернулась подруга с пакетиком дрожжей, заявила, что такое только на филфаке возможно. Физики срезали бы копию Довлатова к чертям собачьим. А лирики вот.

— Что будешь делать, когда тебе исполнится пятьдесят лет? — осмелев, спрашивает внук соседки.
— Умру, — шучу я.
— А, ты уже старая. Тогда ладно, — легко соглашается он.
Соседка, смутившись, извиняется. Я машу руками. Внук, сообразив, что напортачил, сердито сопит. Усилием воли гашу улыбку. Жёваные шорты, исцарапанные коленки, солнечная макушка. На футболке Статуя Свободы и надпись: «I love NY». Мой мальчик в его возрасте на вопрос воспитательницы за что он любит маму звонко отрапортовал: «За то, что она красиво выщипывает себе глаза!»

Кстати, о многочисленном отпрыске. Улетел на две недели в Марокко. Пишу ему: «Сыночек, соскучилась по тебе, пришли, пожалуйста, свою фотографию на фоне океана».
Прислал.

Посмотрела "Беслан" Дудя. Очень тактичный, невероятно бе...

Посмотрела "Беслан" Дудя. 
Очень тактичный, невероятно бережный, по-настоящему достойный фильм. Не про смерть, а про жизнь, которая наступает сразу после смерти. 
Посмотрите обязательно. Это нужно хотя бы для того, чтобы под мишурой праздника, под разноцветными горстями конфетти, сквозь переливающуюся канитель и мигающие огоньки ощутить биение сердец тех, кому выпало выжить. И молчание сердец тех, кому этого не позволили.

https://www.youtube.com/watch?v=vF1UGmi5m8s

Вышла на Московском вокзале в строгом костюме, с укладкой...

Вышла на Московском вокзале в строгом костюме, с укладкой. Петербуржский ветер аж притормозил, не веря своим глазам. Подул сразу со всех сторон, вцепился в волосы, растрепал их нещадно, не оставляя камня на камне от укладки. Окинул меня, расхристанную, довольным взглядом, хмыкнул.
— А теперь идите, голубушка.
Пошла.

Проглядела вывеску, не могла найти свой отель. Пришлось обращаться за помощью к прохожему.
— Простите, не подскажете, где здесь гостиница?
— Идите в направлении интим-бутика, не промахнётесь.
Не промахнулась.

— Боже мой, у вас вид на жительство, и что мне теперь делать? — перепугалась администратор.
«Сжечь», — подумала я, и вспомнив свои мытарства с продлением внж, перепугалась до смерти.
— Отксерьте и верните, пожалуйста, его мне.
— Боже мой, боже мой! — не успокаивалась администратор. — Я с таким впервые сталкиваюсь!
— Уверяю, это законно.
Окинула испытывающим взглядом мои вздыбленные волосы. Успокоилась.
— Вижу, что законно.
Отксерила, вернула.

Ахала перед дверью в коммунальную квартиру.
Сбруев А.И. 1з.
Киреев А.И. 2з.
Чуйкина Т.В. 3з.
Портал в реальность, которую не застали наши дети. И не рассказать им и не объяснить — каково это, расплакаться при виде крохотной таблички на хлипкой деревянной двери, покрытой обветшалыми слоями масляной краски.

Поймала в петербуржском окне Магритта.
Вечером в Москву.

Пока ребёнок маленький, мечтаешь о том, чтобы он скорее в...

Пока ребёнок маленький, мечтаешь о том, чтобы он скорее вырос. Дурак потому что. Не догадываешься, что по сравнению со взрослыми проблемами детские — это так, ерунда. Плохо спал первые четыре года жизни? Зато теперь не добудиться! Кашу каждый раз под танцы с бубнами приходилось заталкивать в рот, половину выплёвывал, половину по себе размазывал? Зато в пубертат сметает полное содержимое холодильника в один подход. Нужно было возить его через полгорода к логопеду, а вечером, проклиная всё на свете, клеить кубики Зайцева? Поди это проще, чем круги по потолкам наматывать, пока он ЕГЭ сдаёт!

В три года научился читать. Зато молчал, как партизан. Читал в себя, бесслышно шевеля губами.
— Может он немой? — волновалась я.
Логопед задумчиво смотрел сквозь меня.
— Мальчики позже начинают говорить, это нормально.
— А вдруг он немой?
— Сама вы немая, — сердился логопед. — Посмотрите какие у него умные красивые глазки. Видите?
— Вижу.
— Ну вот! А вы волнуетесь.
— А они не косят?
У логопеда заканчивалось терпение и он выпроваживал меня из кабинета. Сын, произнося в себя слоги, складывал из кубиков длинные слова: па-ро-ход, шо-ко-лад, жа-во-ро-нок.


Заговорил в четыре и потом не умолкал года два, даже во сне сыпал вопросами.
— Как называется обратная сторона колена?
— Чем перья к голубям прикрепляют? Пластилином или клеем?
— Что такое жды? Как это нет такого слова? Есть: два! жды! два!

А потом он окончательно вырос. И оказалось, что вопрос про обратную сторону колена в пять часов утра — это цветочки. Зато ягодки — это волноваться, где он шляется посреди ночи и почему не отвечает на звонки!
Нарисуется на рассвете, с невинным выражением лица и жухлым букетом роз:
— Сюрприз!
Истинно вам говорю — сюрпризами устлан путь родителя к могиле.

И главное не рассердиться и не наорать — постоянно отшучивается.
Составляю меню — ждём гостей.
— Толму сварю, если свежий виноградный лист найду. И баранину запеку. А может курицу? Или рыбу?
— Мам!
— И пахлаву! Пахлаву испеку. Или эклеры?
— Мамэле, уймёшься ты наконец?
— Я же хочу как лучше!
— Дэйенерис тоже хотела как лучше! Помнишь чем это закончилось?

Сходили в магазин за продуктами. Договаривается по телефону о встрече:
— Давайте в пять, раньше не смогу, в магазин вышли. Скорость? Скорость у нас обычная: мать бегом, я ползком.

В мае поехал с друзьями на ролевую игру в Смоленскую область. Собирала как на штурм Эвереста. Даже складной нож-отвёртку положила, мало ли, вдруг нужно будет кому-нибудь что-нибудь отвинтить. Вернулся из универа, выгреб из рюкзака половину содержимого. Пощупал спальник.
— Джипиэс не установила? Нет??? Сдаёшь, мать.

Долго любовался содержимым аптечки:
— Скальпель забыла положить.
— Зачем вам скальпель?
— Если ещё и скальпель — можно будет кому-нибудь аппендикс вырезать.

— Где книга о Мартине Лютере Кинге на английском? Ночами буду друзьям читать.
— Зачем?
— К тому времени разберёмся зачем.

Спрашиваю, все ли едят свинину — хочу им сэндвичи с бужениной в дорогу положить.
— Игорь не ест.
— Он мусульманин?
— Не знаю. Спрашивать неудобно.
— Имя вроде русское.
— Ну и что? У меня тоже не особо армянское имя!
Купила Игорю варёно-копчёной говядины.
Сооружаю сэндвичи: мясо, сыр, помидоры, зелёный салат, аджика. Эмиль убирает их в походную сумку. Одевается, собирается выходить. И тут меня пронзает догадка:
— Боже мой, Эмиль, а вдруг Игорь еврей?
— Мам, ну ты вообще! И что если еврей?
— А я говядину с сыром положила.
— И?
— Мясо с молоком — некошерно! Знаешь что, пусть он разделит бутерброд на две части и ест в два приёма. Тут будет сыр, там — говядина. Хотя не уверена, что так можно.
— Разберёмся.
Проводила.
Вечером прилетает укоризненная смска:
«Мам. Игорь русский. Просто вегетарианец».

Еле отошла от Смоленской области, грянуло новое испытание!
Сдал сессию, поехал с друзьями в Карелию — выживать в лесах и сплавляться по рекам.
Попросила отчитываться каждый вечер сообщением. Я мать, имею право знать, что всё у тебя хорошо. На большее не претендую, одна коротенькая смска и всё! Пересказала историю, услышанную от моей американской подруги, муж которой съездил с друзьями на рыбалку и попал в настоящий шторм. Пока одного горе-рыбака выворачивало за борт, а другой боролся со стихией хаотично и бессмысленно, третий набирал жене сообщение: «Дорогая, пока рано волноваться!»
Смеялся.
У лифта обнадёжил:
— Смсок от меня не жди, прямо сразу начинай волноваться.

Уехали. Сутки тишины.
На вторые приходит сообщение от друга Пети:
«Всё в порядке, мы плывём».
Отвечаю, выждав положенные десять минут (главное не выдавать волнения):
«Спасибо большое. Берегите себя».
Терзаюсь мыслью, почему ответил Петя, а не Эмиль.

Проходят ещё два дня. Ни ответа ни привета. Воображение рисует страшные сцены из фильма «Выживший». Не даёт покоя мысль, где они в карельских лесах найдут лошадь, чтобы спастись от арктического мороза, который может грянуть в любой момент посреди июля.
Выждав до вечера, набираю смску Пете:
«Вы там живы? Почему Эмиль не пишет? Телефон потерял или совесть? Или и то и другое?»
Дрожащей рукой пришпандориваю жалкий смайлик. Чтоб не думали, что переживаю.
Спустя мучительные 8 часов приходит ответ:
«Живые, ничего не терял, просто мы по очереди решили телефонами пользоваться, чтоб заряда точно хватило».

Могла, между прочим, сама догадаться.
Хочешь всю жизнь ощущать себя дебилом? Роди сына.