Narine Abgaryan's Blog, page 6

Скачала график прогулок. Вот и настал час моего триумфа. ...

Скачала график прогулок. Вот и настал час моего триумфа. Выйду 2 июня с петухами и вернусь затемно. Исхожу все окрестности в радиусе 2км, потуплю во все кусты, обниму каждую берёзку, повешусь на каждой осинке. Передвигаться буду, судя по прогнозу погоды, вплавь. Вы легко вычислите меня по отросшим до локтей корням и вытаращенным глазам — это потому что единственные джинсы, в которые я влезла, будут давить на мозг. Или на его отсутствие.
Подруга крутит пальцем у виска. Она, в отличие от меня, провела самоизоляцию, умело петляя по дворам и включая при виде полицейского патруля режим невидимости. Я, к сожалению, так не умею. Преступник из меня бедовый. Если в Москве за сутки будет выписано всего два штрафа за нарушение режима самоизоляции, не сомневайтесь, что оба выпишут мне.
Потому единственный демарш, на который я решалась — выносить в три приёма раздельный мусор. Между вторым и третьим заходом, злостно увеличивая маршрут, заглядывала в аптеку — купить пипетку (самое дешёвое, что было в ассортименте). Провизор после восьмой пипетки махнула рукой — вы можете просто так к нам заглядывать, не обязательно что-либо покупать.
Теперь у меня целый букет пипеток, могу подарить, если кому-то надо. Обращайтесь 2, 6, 8, 10, 12 и 14 июня с 9.00 до 21.00.



Время на самоизоляции даром не теряла. Поправилась на 4 кило и научилась стоять в планке 52 секунды. 30 секунд без напряга, остальные — на силе воли и бердском упрямстве.
Иногда, правда, даже бердское упрямство подводит.
Жалуюсь сыну:
— Сегодня всего 35 секунд продержалась!
— Это потому что под Пивоварова стояла.
— А под кого надо было?
— Под Киселёва. Не представляешь, на какие подвиги толкает человека охренение!


Оброс до убедительных кудрей. Заявляет, разглядывая себя в зеркале:
— Из меня вышел бы хороший еврей. Отрастил пейсы, живу с матерью.
Окинул меня придирчивым взглядом:
— Ну или с отцом, учитывая какие ты себе пейсы отрастила.

Побрила машинкой наголо.
— Вот и отомстила за бессонные ночи.


Бросает мимоходом:
— Догадайся цвета какого императорского флага твои носки!
Догадайся, ага. Воровато погуглила.
Империи Цин.
Мать историка приговорена половину жизни проводить в Википедии.


Убираю зимние перчатки.
— Боже мой, посмотри во что ты их превратил! Я же из Англии их везла! Недёшево, между прочим, купила!
— Сколько стоили?
— Шестьдесят фунтов!
— Если бы знал, что так дорого стоят, довёл бы их до самоубийства.


Решила включить режим заботливой матери:
— Ты талантливее меня в тысячу раз!
— Давай сначала разберёмся, есть ли у тебя хоть один талант, а потом уже будем огороды городить!


Раньше всё чаще отшучивались.
— Я говорил, как сильно тебя люблю?
— Нет.
— Ну и не скажу.
Или:
— Ты меня любишь?
— Зачем?
Эпидемия отбила охоту шутить подобным образом.
— Люблю тебя.
— Люблю.

Так и живём.

Алине

Она будет совсем маленькой, когда узнает о страсти. Заметит с веранды, как, опасливо озираясь по сторонам, карабкается на чердак соседского дома какой-то юноша. Она последует за ним — смутно догадываясь, что увидит запретное. Когда глаза привыкнут к темноте, различит молодую невестку, свадьбу с которой сосед отгулял месяц назад. Невестка будет стягивать через голову платье, путаясь в подоле, а юноша — покрывать ее лицо через ткань нетерпеливыми поцелуями.
Потрясение будет столь велико, что она разрыдается — от невозможности вместить в себе увиденное. Юноша скроется, а молодая невестка обнимет ее и станет умолять не рассказывать никому. Она же будет плакать и ощущать всем телом биение её сердца.
Никому об увиденном она не проговорится. Спустя неделю молодая невестка сбежит с возлюбленным, опозорив свою семью. Её братья настигнут их в Иджеване. Его убьют, она скроется. Родные о ней никогда больше не услышат.

Она будет совсем юной, когда узнает о беспросветности. Умрет старенькая прабабушка. Семья лишь к полудню спохватится, сообразив, что она не выходила из комнаты.
Усопшую после долгих препирательств положат в гроб голой, даже исподнее пожалеют — найдется кому доносить. Накинут на иссушенное тело драную простынь. На кладбище, когда могильщики накроют гроб крышкой, старшая тётка одним махом выдернет эту простынь и только потом подаст знак — заколачивайте.
Хоронить будут в моросящий ледяной дождь.

В шестнадцать она узнает о безысходности. Её выдадут замуж за вдовца с двумя детьми. После первой ночи она вынесет испачканное постельное бельё в гостиную, оставит на видном месте, а сама побежит на реку — топиться. Её вернут с полдороги, пристыдят, заругают. Она будет плакать и проситься домой. Потом смирится со своей участью. Родит троих детей. Мужа полюбить так и не сумеет, он этого ей не простит. Станет в отместку унижать грязными словами, поднимать на неё руку. Она будет плакать — скорей от обиды, чем от боли.

К сорока пяти годам она узнает об одиночестве. Дети, выросши, улетят из дому, осядут в других странах. Изредка от них станут приходить весточки — куцые письма с фотографиями. Она, рассмотрев их сквозь слёзы, будет убирать в круглую коробочку из-под печенья, чтобы вечером, освободившись от дел, подробно разглядывать, радуясь тому, как хорошо устроилась дочь в Сан-Диего, и какой отличный дом построил себе сын в Мальмё. Вся её жизнь теперь будет в этих фотографиях.

Умрёт она во сне, и муж не сразу хватится её — последние годы они почти не общались, и жили, хоть и под одной крышей, но врозь. На похороны слетятся все дети. Младшая внучка откроет коробку из-под печенья, примется перебирать фотографии. На самом дне обнаружится черно-белая мятая карточка почти полувековой давности: тоненькая девочка в простом ситцевом платье, бездонные глаза, стыдливо прикушенная нижняя губа, непокорные волосы заплетены в косичку.
— Посмотрите какая красивая! — сунется она к взрослым.
Но её оттеснят — не до тебя, Энни!
Похоронят её в моросящий ледяной дождь.
И жизнь потечёт своим руслом, и мир не остановится. Никто за всю её недолгую жизнь не откроет ей глаза на то, какая она удивительная красавица. Она же об этом никогда не догадается.

— А ещё, Наринэюриковна, я хочу пожаловаться тебе на свои...

— А ещё, Наринэюриковна, я хочу пожаловаться тебе на свои весы! — возмущается подруга.
Некоторые люди до сих пор не теряют надежды. Взвешиваются, не поверив глазам — ходят по квартире, выискивая идеально ровный клочок пола, чтобы электронные весы не врали.
Я своим сразу поверила. Потому заперла в шкафу. И налепила пирожков — с картошкой, мясом и яйцом.
Как утверждает дочь моей знакомой — выйти из самоизоляции смогут те, кому удастся протиснуться в дверь. Так как мне это не грозит, затеяла назавтра кебабы. В духовке, ну да ладно. Заказала баранины, курдюка кусочек, ялтинского лука, много зелени, лаваш. Повторю подвиг героев фильма Марко Феррери «Большая жратва», умру от переедания. Зато с кебабом в зубах.

Другая подруга рассказала смешную историю. У одного мовсесца (деревня в нашем районе) умерла мама. Он пришел в мастерскую надгробных камней, объяснил, чего хочет: строгий гранитный квадрат, в центре, значит, портрет усопшей, а в правом верхнем углу — крест. Мастер был несколько подшофе, перепутал, выбил крест в нижнем углу. Протрезвев, сообразил, что нужно было в верхнем. Выбил и там.
— Собакин щенок, я тебе надгробный камень заказал или даму треф??? — вскипел клиент.
— Могу в двух других углах тоже выбить, — примирительно предложил мастер и поспешно добавил, — само собой, за счёт фирмы.
— За счёт фирмы на своём лбу выбей!
Камень забрали, мастера не побили. А могли.

Папа, возмущённо-нахохленный, с претензией:
— Мне 75, почти полвека трудового стажа, несколько лет на пенсии, но до сих пор во сне анатомию сдаю!
Думала, я одна такая. Но видно у каждого бывшего студента своя психотравма. Мою зовут Эдуард Лазаревич Нуралов. До сих пор просыпаюсь в холодном поту, потому что провалила экзамен по литературоведению. Хотя на самом деле получила у Нуралова четвёрку, и он даже пожал мне руку и признался, что шёл в институт с намерением срезать весь наш, как он выразился, паршивый курс.
Люто он нас, выпускников армянских школ, ненавидел. Считал, что с таким уровнем русского можно только коров пасти, и то молча, чтобы не расстраивать их. Однокурснице, которая, падая от ужаса в обморок, вырвала у него победную тройку, выдал зачётку с напутствием:
— Иди, выходи замуж и рожай-рожай-рожай! Другого толка от тебя всё равно не будет.
Прошло почти тридцать лет, а мне всё снится и снится, как я проваливаю экзамен по литведу и, посыпая голову пеплом, отправляюсь рожать-рожать-рожать.

И последняя история. От той подруги, которая жаловалась на весы.
Она была любимой дочерью папы. Единственной и неповторимой. Когда родилась — он разослал всем родственникам молнии одинакового содержания: «Родилась дочь. Редчайший образец армянской красоты!»
Родственники, имеющие своё представление о редчайшей армянской красоте, ответили утешительными телеграммами, чем изумили папу донельзя, потому что девочка получилась действительно прехорошенькой, пухленькой и глазастой.
Прошли годы. Однажды папа решил, что его любимой дочке пора замуж и стал ненавязчиво водить в дом потенциальных женихов.
Действие, забыла уточнить, происходило в Тбилиси.
Сначала папа привёл армянина. Дочка его отвергла.
Потом привёл русского. Он тоже не произвёл на неё впечатления.
Тогда, поскрипев желваками, папа привёл грузина. Но с ним тоже не сложилось.
Рассвирепев, папа сходил на почту и разослал родственникам категорические телеграммы: «Моя дочь — старая дева».
Отсмеявшись, спрашиваю у подруги:
— Сколько тебе было лет?
— Шестнадцать.
Ох уж эти папы. Ох уж эти прекрасные, неповторимые, извечно и навсегда любимые наши папы!

— Кто же знал, что в карантин мы окончательно сбрендим?! ...

— Кто же знал, что в карантин мы окончательно сбрендим?! — восклицает подруга.
Вчера ей приснился сон. Эротический. Она оказалась в душе с высоким красивым иностранцем (предположительно англичанином). На недвусмысленные поползновения ответила решительным «я не готова», грохнула дверью и была такова.
— Нормально? Значит я, взрослая пятидесятилетняя баба, пришла в гости к мужику, забралась в его душевую кабину, а когда он попытался перейти к решительным действиям — заявила, что не готова?! Какого чёрта я тогда вообще к нему пришла? — возмущается мне в скайп подруга.
Май, на улице теплынь — почти двадцать градусов. Подруга в шапке — не хочет, чтоб я видела отросших корней и седины. Мне не до её отросших корней — глаз отсвечивает огромным фингалом. В Москве до того очистился воздух, что проснулись первобытные комары. Одна такая гнида, просочившись сквозь противомоскитные заслоны, надругалась над моим веком. И теперь оно элегантно отливает фиолетовым, чешется и слезится.
Сидим две такие неподражаемые королевны, одна — седая динамо в шапке, вторая — жертва комариного абьюза, и спасаем красотой мир.



Другая подруга, любительница спортивной ходьбы, решила, что умнее всех и пошла в аптеку за аспирином. В ту, которая в шести остановках от дома. Вернулась, оштрафованная на пять тысяч рублей — не смогла убедить полицейских, что во всех ближайших аптеках закончился аспирин. На следующий день, понадеявшись, что снаряд дважды в одну воронку не попадает, снова выбралась в дальнюю аптеку. Оштрафовали, завернули. Пригрозили в другой раз выписать штраф в тройном объеме.
Сидит теперь дома, никуда не ходит. На беговой дорожке тренируется. Пригодилась наконец.


Третья знакомая отважилась открыться понравившемуся мужчине. Несколько месяцев заигрывала с ним в комментах, а теперь, посреди карантина, решила пойти на сближение. Написала ему в личку: «Здравствуйте! Кстати, вы женаты?» «Почему «кстати»?» — опешил мужчина.
Не нашлась что ответить, забанила.
— Пусть теперь живёт с этим! — заявляет мстительно.
Мы не против, пусть. Нам для горемыки ничего не жаль.


Ещё одна знакомая (математик, это важно) снарядилась мыть в грозу окна.
— Зачем? — аккуратно спрашиваю я.
— Зачем в грозу или зачем окна?
— Зачем мыть?
— Логично!
Я — единственный филолог в её окружении. Других не терпит, утверждает, что нудные, тянут канитель.
Книг моих, как вы понимаете, не читала.


Эва — Каринке:
— Мама, у меня всё файн, так что не надо мне делать чекин.
Беглый чекин обнаружил ошарашенного соседского мальчика, которому она через забор строила глазки. Ну как строила — пригрозила побить, если не женится в ближайшее время.
— А он чего? — любопытствую я.
— Сказал, что уже женат, — вздыхает Эва.
Май, Бостон, карантин. Воздух очистился до такой степени, что переженились восьмилетние дети.


Каринка, изрядно повоевав, одела Эву в платье.
Обливается слезами, изучая своё отражение в зеркале:
— Why am I so adorable!!!


Хорошо быть женщиной в самоизоляции. Спасаешь, не покладая красоты, мир.
Кто там отвечает за придумывание вакцины? Вы бы поторопились, пока мы его окончательно, кхм, не спасли.

Назани всегда отвечает, не раздумывая ни секунды.— Назо, ...

Назани всегда отвечает, не раздумывая ни секунды.
— Назо, ай Назо, чего тебе хочется?
— Половину подсолнуха.
— Почему не целый круг?
Смотрит, смешно наклонив голову к плечу.
— А тебе тогда чего?
Никто не замечает её красоты. Прозрачных медовых глаз. Худеньких, почти детских, плеч. Тонких нежных пальцев.
Для всех она просто Назани, которая всегда отвечает, не раздумывая.
— Назо, ай Назо!
— М?
— Сколько мне осталось жить?
— Сто лет!
Глупенькая, глупенькая Назани.

Туман увёл за плечо холма плаксивый дождь. Ветер откуда-то принёс запах свежеиспеченного хлеба и молодого вина. Пока не забродило — его можно даже самым маленьким. Немного, на донышке, с малосольным сыром или долькой кислого зимнего яблока. Тем, кто постарше, наливают полный стакан. Выпил, заел горбушкой хлеба, в которую заботливая бабушка натолкала масляных грецких орехов с щепоткой соли. Выскочил на веранду, набрал полное сердце счастья, полетел, расправив крылья, над синими лужами, над полосатой, вязаной в четыре спицы, радугой, к рыжему солнцу.
Назани сидит под старой грушей, смотрит вверх, приложив ладонь козырьком ко лбу. Воздух отдаёт талым снегом и набрякшей землёй. Солнце выткало облачную дорогу, ведущую к небесам. Лети, живи. Не оборачивайся, не сомневайся, дыши!
— Назо, ай Назо! Давай с нами!
Качает головой. Вот ведь трусиха. Разве с такой полетаешь?

Человеческая жизнь — будто счастливый сон. Бесспорная любовь. Безбрежный океан. Живи, ничего не бойся, дыши. И ты живёшь, ничего не боишься, дышишь. Но однажды наступает день, когда ты спотыкаешься. Отчаиваешься и разуверяешься. Вот теперь, говоришь себе, всё. Теперь — точно всё. И именно в тот миг, когда ты готов сдаться — Назани берёт тебя за руку. Смотрит медовыми глазами. Заслоняет худеньким плечом. Протягивает полукруг подсолнуха.
— Назо, ай Назо, худо мне.
— Ничего не бойся.
— Знаешь чего хочется? Того вина. И полетать напоследок.
— Вылечим тебя — и полетишь.
— Назо, ай Назо. Сколько мне осталось жить?
— Сто лет. Слышишь меня? Сто лет!

Блаженны все, кто рядом с этим дураковатым, наивным и беспомощным миром.
Блаженны врачующие. Ибо они оспаривают смерть.
Блаженны жертвующие. Ибо они преумножают.
Блаженны созидающие. Ибо они есть суть промысла Божьего.
Блаженны спасатели. Ибо они ценят клятву превыше слова.
Блаженные сильные духом. Ибо они есть воины жизни.
Блаженны робкие. Ибо они уязвимы, словно дети.
Блаженны верующие. Ибо они не ведают сомнения.
Блаженны верящие. Ибо они не боятся поражений.
Блаженны раскаявшиеся. Ибо они познают сострадание.
Блаженны оступившиеся. Ибо им есть, куда возвращаться.
Блаженны исцелившиеся. Ибо они вестники надежды.
Блаженны упокоенные. Ибо они теперь молятся о нас.

Небольшой отчёт о проделанной работе.На 16 апреля нашим Ф...

Небольшой отчёт о проделанной работе.
На 16 апреля нашим Фондом "Созидание" оказана помощь медицинским учреждениям на сумму 11 985 121,66 руб.


• ГБУЗ МО «Мытищинская ГКБ», Московская область — 760 464 руб.
• ГБУЗ ГМ «ГКБ №52», Москва — 741 545 руб.
• ГБУЗ МО «Лотошинская ЦРБ», Московская область — 264 110 руб.
• ГБУЗ КО «ЦРБ Тарусского района», Калужская область — 521 000 руб.
• БУ ЗУР «Воткинская РБ МЗУР», Удмуртия — 328 959 руб.
• ГКБ №1 им. Н.И.Пирогова (отд.Кардиологии), Москва — 439 283,50 руб. (в том числе переданы 95 респираторов)
• ГБУЗ МО «ДКМЦ МО», Московская область — 162 000 руб.
• ГАУЗ СП №8 ДЗМ, Москва — 27 580 руб.
• ОГБУЗ «Костромская областная детская больница», Костромская область — 491 130 руб.
• ГБУЗ КО "ГКБ №2 «Сосновая роща», Калужская область — 183 357,50 руб.
• ГБУ Республика Саха «Якутская РКБ», Якутия — 2 549 869 руб.
• ГБУЗ КО «Новокузнецкая станция скорой помощи», Кемеровская область — 376 519 руб.
• ГБУЗ «Областная детская клиническая больница им. Н.Н.Селищевой», Астрахань — 483 106,66 руб.
• ГБУЗ «Участковая больница», КБР, 158 015 руб.
• ГБУЗ «Пензенская областная клиническая больница им Н.Н.Бурденко», Пенза — 532 342 руб.
• ОБУЗ «Приволжская центральная районная больница», Ивановская область — 322 874 руб.
• ФНКЦ ФМБА России, Москва — 439 167 руб.
• ГАУЗ «Оренбургская ГКБ им. Н.И. Пирогова», Оренбург — 338 200 руб.
• ГОУЗ «Менделеевская ЦРБ», Татарстан — 204 025 руб.
• ОГБУЗ «Галичская окружная больница», Костромская область — 156 000 руб.
• ГУЗ «Липецкий областной перинатальный центр», Липецкая область — 337 250 руб.
• ГБУЗ МО «Солнечногорская ЦРБ», Московская область — 1 123 100 руб.
• ГБУЗ МО МОНИИАГ, Москва — 101 750,00 руб.
• ГБУЗ РБ «Исянгуловская ЦРБ», Республика Башкортостан — 319 975 руб.
• ГБУЗ «Городская клиническая больница №2», КБР — 148 800 руб.
• ГУЗ «Щекинская районная больница», Тульская область — 128 525 руб.
• ОГБУЗ «Окружная больница Костромского округа №2», Костромская область — 157 450 руб.
• БУЗ ВО «Вологодский Областной ПНД №1», Вологодская область — 106 225 руб.
• ГБУЗ ВО «Киржачская РБ», Владимирская область — 82 500 руб.
.
С фондом сотрудничают «ECCO», «IDS Borjomi Russia», «Paclan» и многие другие компании, которые передают по нашим рекомендациям помощь медицинским учреждениям.
.
Компании «ПАО Сбербанк», «Стокманн», «Уральский банк реконструкции и развития», «Freshfields Bruckhaus Deringer» проводят акции по сбору средств для нас.
.
«Imaginarium», «Страховая компания "СиВ Лайф"», Представительство фирмы «Dow Europe GmbH», «PepsiCo Россия», «Bristol-Myers Squibb Россия» и Московская биржа выразили готовность помочь нам, и сейчас мы согласовываем с ними возможные способы взаимодействия.
.
Всем нашим подопечным, находящимся на карантине, предоставлен бесплатный доступ к образовательной программе Учи.ру. (https://uchi.ru/)
.
Напоминаем: сеть клиник «Доктор рядом» абсолютно бесплатно предоставляет медицинские он-лайн консультации всем, кто нуждается в помощи. (https://www.drclinics.ru/)
.
Ознакомиться с подробным отчётом или сделать пожертвование можно на сайте нашего фонда: https://bf-sozidanie.ru/
Спасибо большое, что вы с нами.

У самоизоляции свои плюсы. Есть над чем подумать. О родны...

У самоизоляции свои плюсы. Есть над чем подумать. О родных, друзьях, знакомых. ГБУ «Жилищник», дерущем несусветные деньги не пойми за что. Соседях сверху. Удивительные люди. Хотя бы раз в неделю отец семейства врывается в спальню сына с ором: «Вставайбля!» Далее начинается возня, видимо он стаскивает отпрыска с кровати, тот сопротивляется и хамит подростковым ломающимся голосом. Я лежу с вытаращенными глазами, унимаю сердцебиение. Придумываю разные способы, как можно его (отца) прищучить. Голыми руками такого не возьмёшь, мужик он крупный, мускулистый. Таскает на груди крест в натуральную величину. Надысь столкнулись в лифте, пёр домой полтуши свиньи. Хотелось высказать претензию, но смалодушничала. Натянула маску на солнечные очки, запотела стеклами. Все семнадцать этажей смотрел на меня, не мигая. На моё «до свидания» ответил бодрым «все там будем». Сволочь. Одна радость — можно о нём написать. Остаётся надеяться, что он меня не читает. Не хотелось бы узнавать, что в его понимании означает забанить.


Оплатила бутылку водки под осуждающий взгляд кассирши Айшат.
— А я думала, что вы аварка!
— Я, может, и не аварка, но жить, знаете ли, хочу!
Протёрла водкой дверные ручки, звонок, подошвы обуви. Руки.
Чуть поразмыслив, лицо протёрла. Чесалась потом ужасно. Заставь дурака богу молиться.


Сыну каждое утро вставать в 5.15, чтоб успеть на работу в другой конец города. Бужу художественно, исполняя какую-нибудь песню из моей безбашенной молодости: Би2 там, Dire Straits, крылатые, опять же, качели.
Грозился отомстить в выходные. Подошёл к делу креативно. В субботу поднял модернизированной песенкой Винни Пуха: «Я сучка, сучка, сучка, я вовсе не медведь!» В воскресенье — переделанной Земфирой: «У тебя грипп, и значит мы умрём».
С таким умрёшь, ага.

Терпеть не может стихи. Если выходил из школы мокрый от слёз — значит задали чего-нибудь наизусть. Как ни старалась, не смогла убедить учительницу пощадить его. Приходилось зубрить.
В отместку приобрёл стойкую привычку калечить стихи:
«Я вас любил безмолвно, безнадёжно, то робостью, то ревностью тыгдым»;
«Шагане ты моя, Шагане, на фиге ты далась мне, на фиге»;
«По улице моей который год звучат шаги – мои друзья хромают».
Ну и тыгдым. У каждого, как видите, свои психотравмы.

Давно лелеемые планы на апрель рухнули. Родители с Гаяне должны были прилететь в Москву, второго апреля мы собирались в РАМТ — на «Манюню», а 5-го улетали на месяц в Каталонию. Хотелось сделать подарок — папе в феврале исполнилось 75, у мамы в мае день рождения. Всё пришлось отменять.

В воскресенье организовали утешительную семейную видеосессию. Общение с Абгарянами — шизотерический праздник души. Будто попал в сумасшедший дом, где все немного не в себе и каждый имеет на остальных компромат.
Разговор, естественно, вертелся вокруг коронавируса.
— Вы главное берегите себя! — в один голос твердим родителям.
Папа отмахивается:
— Ну и чёрт с эти коронавирусом. Зато появился повод умереть.
Карине:
— Найди более кучерявый повод, этот так себе.

Сонечка цитирует вопль измождённой карантином мамочки:
— Двое детей — это перебор.
Каринка, мрачно /кто читал посты об Эвочке, понимает/:
— Дети вообще перебор!

Брату:
— Поговаривают, что наибольшему риску подвержены те, у кого вторая группа крови.
Айк, флегматично:
— У меня пятая, я рептилоид.


Я, воодушевлённая общением с родными:
— Давайте раз в неделю устраивать такую перекличку!
Папа, возмущённо:
— Только не надо ударяться в крайность! /Շատ կըլի/


Распрощавшись, рыдала в три ручья. Вот, жалуюсь Эмилю, столько прекрасных планов, и все насмарку!
Я хотела родителей в Каталонию отвезти, потом — в Италию. Папа ведь совсем про Италию, сцена за обеденным столом из «Амаркорда» именно о нём!
В любой непонятной ситуации мой сын первым делом заваривает кофе. Знает, что на мать он действует, словно успокоительное.
Усадил за стол, поставил передо мной чашечку. Сел напротив.
Помолчали.
— Мам, а мам. Не плачь. Следующей весной полетим в Каталонию. А осенью — в Италию. Ты мне веришь?
Я, воинственно шмыгая носом:
— Верю, сынок. Тебе — верю. Ну что, замазали?
— Замазал тов.

Так и живём.

Сына Енинанц Араксии забрали на войну в последний день ию...

Сына Енинанц Араксии забрали на войну в последний день июня. Письмо от него пришло спустя двенадцать дней. «Если и дальше будем так отступать, к концу недели окажусь дома».
Других вестей от него Араксия не дождалась. Горько плакала, перечитывая единственное письмо сына. Утерев слёзы, непременно добавляла:
— Хорошее у Ромика чувство юмора. В брата моего пошёл.
И робко улыбалась.

Ромик вернулся зимой 44 года. Угодил в плен под Керчью, бежал. Прорвался к своим, партизанил. Был тяжело ранен. Попал в госпиталь, там его еле выходили. Всё собирался написать матери, но боялся, что не доживёт до выписки. Так зачем зря обнадёживать? Вернулся домой с обезображенным лицом, без ноги. Зашёл к дяде:
— Цаган-дайи, предупреди маму, что я вернулся. Вдруг увидит меня таким, сердце не выдержит.
Жена Цагана накрошила в мацун кукурузного хлеба, заварила чай на травах. Пока Ромик завтракал, её муж, надев папаху, затянув грудь крест-накрест патронташем и втиснувшись в трофейные сапоги, снятые на Первой мировой с убитого немецкого офицера, собрался к сестре.
— Ты главное правильные слова подбери! — напутствовала зубодробительного мужа взволнованная супруга.
— Женщина, только тебя забыли спросить!

Застав на пороге хмуро-торжественного брата, Араксия мгновенно свалилась в обморок — решила, что он принёс плохую весть. Цаган смочил руки, похлопал ее по щекам. Араксия открыла глаза, пролепетала слабым голосом, почему-то на русском:
— Утром… рано…
— Какем дзер драны! — последовал исчерпывающий ответ.
История умалчивает, что было дальше, но выражение, придуманное Енинанц Цаганом, прижилось среди бердцев и употребляется до сих пор.
«Утром рано какем дзер драны» дословно переводится как «утром рано покакаю на вашем пороге», и, уверяю, никакого оскорбительного контекста не содержит. Обозначает оно лишь неожиданную весть, которую принесли вам в душевном смятении, но не успели сформулировать в единственно верные слова.

Сегодня день рождения Артавазда Пелешяна. Эту фотографию ...

Сегодня день рождения Артавазда Пелешяна.
Эту фотографию я храню возле сердца.
Она о том, что все армяне удивительным образом похожи.
Что людей в мире огромное количество, но таких, как Пелешян — единицы. И что каждый такой Пелешян — дар человечеству на долгие века.
А ещё эта фотография об огромной любви маленькой женщины к великому мужчине.
Посмотрите, пересмотрите фильмы Артавазда Пелешяна, воспарите над собой.
С днём рождения, Варпет. Долгих вам лет жизни. Вы — лучший.

Раннее утро, Шереметьево, рейс в Тель-Авив.Молятся хасид...


Раннее утро, Шереметьево, рейс в Тель-Авив.
Молятся хасиды.
Мимо проходят молоденькая мама с трёхлетним сыном. Мальчик останавливается, и, взволнованный происходящим, принимается ковыряться в носу. «Нашёл где этим заниматься!» — пунцовеет мама и уводит отчаянно упирающегося сына.
— Ну и что, что ребёнок немножечко поковырялся в носу! Можно подумать — от нас убудет! — снисходительно бросает ей вслед строго одетая женщина и обращается ко мне: — Двигаемся?
И по тому, как она это произносит, я понимаю, что она не полёт имеет в виду, а эмиграцию.
— Я пока туристом, — туманно отвечаю я.
— Долго не тяните! — предупреждает она и моментально теряет ко мне интерес.





Две дамы постбальзаковского возраста ищут свои места в салоне самолета.

— Женечка, тут написано, кажется, 17 «жи», — возвещает одна.

— А на что похоже это твоё «жи»? — раздаётся снисходительный вопрос.

— На русское «с». Только с хвостиком.

— И с чего ты взяла, что это «жи»?

— Так хвостик же! (Возмущённо)

— Тоня, ты как хромала на всю голову, так до сих пор и не выправилась!

Прибежала хорошенькая стюардесса, растащила, усадила, пристегнула. Через минуту, отойдя от ссоры, мирно обсуждают какую-то Галю, которая думает, что умнее всех.



Дождавшись, когда отключится табло «пристегнуть ремни», Тоня щедро душится густо-сладкими духами. Подруга тут же принимается чихать.
— Простудилась? — безмятежно осведомляется Тоня.
— Ну как тебе сказать. Чихаю я в двух случаях: если болею, или же если ты передушилась этом говном. Угадай с трёх раз, отчего я чихаю, если! сейчас! я! абсолютно! здорова!!!
Тоня, после довольно долгого молчания:
— Получается, я передушилась.
— Е. твою мать! Мать твою е.! Надо же, догадалась!
Сидящий рядом мужчина, хрюкнув, ныряет лицом в ладони. Я корчусь от смеха, отвернувшись к иллюминатору. Поездка обещает быть незабываемой.

— Цель посещения страны? — осведомляется работник паспортного контроля, разглядывая мои документы.
— Я пишу книжки, — начинаю я издалека. Наслышанная ужасов об израильских пограничниках, весь полёт готовилась к пристрастному допросу, так что теперь готова рассказать о себе всё, начиная чуть ли не с Ноева ковчега.
— Добро пожаловать, — возвращает он мне паспорт.
— И всё?
— Ну, если нужно, могу ещё чего-нибудь добавить. Хорошего вам Израиля. Сойдёт?
В глубоком недоумении ухожу получать багаж. Спрашивается, где рентген в пяти проекциях, отпечатки пальцев, слепок прикуса? «Может в день отлёта будут пытать?» — не теряю надежды я.

Израиль оборачивается забытым секретиком из далёкого детства. Когда вышел во двор дома прадеда, сел под белой шелковицей, прислонился к стволу, прикрыл глаза, подумал о своём… Поковырялся бесцельно в земле, нашарил зелёное бутылочное стёклышко, тщательно его очистил, высвобождая края, поддел пальцем, заглянул внутрь, а там. А тамммм… Настойчивый зов моря, розовая пена облаков, выгнутая скоба линии горизонта, сиплое дыхание ветра, чешуйчатые стволы пальм, люди, львы, орлы… И невозможной, божественной красоты дети. Будто над страной разорвали нарядный пакетик с разноцветными сахарными карамельками, и они, рассыпавшись по дворам и каменным улочкам, обратились в ангелоподобных существ.
— Какие у вас красивые дети! — восхищаюсь я.
— Залюбленные, — говорит Лина. — Мы ведь им ничего не запрещаем. Потому что знаем — исполнится восемнадцать, уйдут в армию, а вернутся или нет — кто его знает!
Молчу, прячу глаза. Такое ощущение, будто обожгли душу.

— Я купила тебе немного еды, — предупреждает Лина, — дня на два хватит, а там ещё куплю.
Теряю дар речи, с ужасом разглядывая ломящиеся под тяжестью свёртков и баночек полки холодильника.
Лина меж тем с невозмутимым видом выуживает из сумки новые свёртки:
— Вот тебе кофе, три вида: этот можно просто залить крутым кипятком и пить, называется «боц», второй арабский, с кардамоном или как там его, а третий совсем обычный, без ничего.
— Т-ты нормальная? — заикаюсь я.
— Не делай мне мозг, женщина, собирайся, идём на рынок.
— З-зачем?
— Может тебе ещё чего из еды надо!
По дороге она развлекает меня рассказами:
— До того, как оформиться в судмедэкспертизу в морг, я лет шесть проработала в библиотеке. Коллекционировала странные фамилии: Косая-Триппер, Берлиндер-Бляу. Было весело. Но в морге было веселее.
Смалодушничала уточнять, что там было веселее.
За неделю пребывания в Израиле нам с подругой удаётся съесть ровно половину того, что Лина припасла мне на два дня.

Кстати, о детях.
Девочка Адас, после встречи с читателями:
— Подпиши мне книжку.
— Не устала? Я много говорила.
— Ничего, я привычная.

Мальчик Леви семи лет:
— А «Манюню» точно ты написала?
— Точно я.
— А мама за книжку тебя похвалила?

Ну и ещё о детях, из подслушанного:
— Сколько у тебя внуков?
— 3.
— Господи, и ты умеешь ими пользоваться?

— Пока Наринэ работала мезузой... — рассказывает кому-то Лина.
— В смысле мезузой? — смеюсь я.
— А как это ещё можно было назвать? Каждый норовил погладить тебя и поцеловать. В жизни не видела столько евреев, готовых кого-то целовать!

Я дитя воюющей страны. Я умею учуять запах смерти там, где её ещё нет. Вся моя взрослая жизнь — борьба с гипертрофированным чувством страха. Я не жалуюсь, просто констатирую факт. Мне до сих пор снится война, я до сих пор оказываюсь под бомбёжкой или же в кировабадской квартире моей бабули, за хлипкой дверью, которую выбивает толпа. Я не умею запретить себе видеть эти сны, но с годами я научилась просыпаться до того, как эта дверь, уступив натиску, слетает с петель.
Мне казалось — я еду в страну собственных страхов. Где каждая стена — плача. Где всякий камень — застывшая боль.
Я ошибалась. Израиль удивительным образом научился жить сегодняшним днём. Не оборачиваясь и не заглядывая в будущее. Делай, что должен, и будет, как должно.
Это не может не восхищать и не служить примером для подражания. Особенно для нас, армян.

Израиль навсегда останется в моём сердце тем самым секретиком из детства. Вышел во двор дома прадеда, сел под белой шелковицей, прислонился к стволу, закрыл глаза... И совсем не важно, что той шелковицы уже нет — когда мы маленькие, деревья подпирают кронами небеса, а когда мы вырастаем, они стареют и их срубают. Главное, что в корнях остаются секретики. Ковырнул пальцами, нащупал осколочек бутылочного стекла, осторожно, не дыша, заглянул под него — и задохнулся от острого чувства узнавания: это же почти моя страна и почти мой народ!
В Тель-Авиве хочется дышать. В Иерусалиме — молчать. А в Яффо — стоять на самом берегу и перешёптываться с морем.
— Наконец-то ты здесь?! — полувопрошает-полуутверждает море.
— Наконец-то я здесь, — отзываюсь эхом я.
— Долго же ты.
— Долго.
— Прилетишь снова?
— Как же не прилететь?
— Я буду ждать.
— Я буду скучать.

В аэропорту Бен-Гуриона людно и суетно, но умиротворяюще пахнет солёным ветром.
— Вы сами собирали багаж? — спрашивает совсем юная, на вид лет 17, сотрудница безопасности. Хочется погладить ее по щеке и накормить пирожками с картошкой.
— Сама.
— Сколько в вашей семье человек?
— Папа, мама… — принимаюсь перечислять я, загибая пальцы.
Она с улыбкой возвращает мне паспорт:
— Счастливого пути.
— И это всё?
— Ну… И мягкой посадки. Так сойдёт?


ПС: Ответила не нетрудные детские вопросы Дмитрия Брикмана. Извелась вся!
https://www.youtube.com/watch?v=sDtaHvp3de8&t=3129s