Max Nemtsov's Blog, page 49

some news finally

тут на днях случилась премьера обложки на фабрике-кухне. она уместна, чего не скажешь об аннотации

так что умейте – введу

а также несколько вечеров мы провели с замечательными стихами вот этого поэта. когда будет в эфире – скажу еще раз, если не забуду

в порядке примечания – она была соредактором вот этого сборника. вот с кем у них ассоциируется лучшая американская поэзия прошлого года

чтоб не отвлекать вас от новостей, концерта одной песни сегодня не будет

more of the same

все, конечно, сразу поняли, что про искусственный интеллект это была шутка. пиратски тиснули произведение Брагиной, его сразу все вычислили, несмотря на измененное “название”. оно, кстати, может быть любым, считают “лингвисты”, лишь бы в нем фигурировало слово “день” (нынешнее тоже имеет к тексту отношение не большее, чем название, данное роману писателем Быковым)

а читатели потихоньку осваивают и роман Фариньи

нам пишут

а тут читатели сражаются с “Божком на бис” на бис:

Сначала возникли некоторые сложности с восприятием стилистики текста.

…да что ж с ними такое, со всеми-то… хотя если мыслить в таких выражениях, будут “сложности” и с пониманием обычной человеческой речи

обалдеть, кто-то еще читает “Время свинга”:

 Перевод скверный, я даже делала себе закладки наиболее корявых оборотов, но сейчас нет никакого желания говорить об этом. Не критично, но… да, плохой. 

прелесть что за читатели. но сейчас нет никакого желания говорить об этом. но… да, прелесть

там продолжение чьих-то разговоров о “Бродягах Дхармы”

ну и молодежь, конечно, никогда не прекращала тянуться к деду:

ладно, концерт одной песни у нас такой:

это оригинал. дальше копии:

это самая известная. интересно, что они все сделали с ритмичным зачином “трень-брень”

оригинал русской версии был болгарским. но, как ни странно, от исходника они отошли не так уж далеко

еще один шедевр телевизионной режуссуры и образец пошлости, но уж как есть

а потом пришел Онегин… а нет, пардон. Игорь Кохановский. но были и другие версии

some reading done

The Flight of Ikaros: Travels in Greece During the Civil War by Kevin Andrews

My rating: 5 of 5 stars

Записки чудесного романтика, маргинального битника – американского филэллина и археолога, который по грантам несколько лет изучал т.н. “замки Мории”, т.е. старые крепости Пелопоннеса (ближе всего к нашим краям он подбирается в своей экскурсии на Олимп под конец книги). Так вышло, что эти несколько лет выпали на гражданскую войну после 2й мировой. Он путешествовал с рюкзаком и спальником, ночевал в рощах, играл на флейте и записывал разговоры с местными, кто были настроены либо сильно против коммунистов, которым тогда еще никто, похоже, не сообщил, что Сталин их уже сдал, либо сильно за. Но чаще – против, потому что странствовал он по территориям под контролем афинского правительства, уж какой этот контроль бы там ни был. Однако в изложении всех рустикальных сцен греческой жизни и разнообразных (но похожих, ибо гражданская война) человеческих историй автор еще придерживается какого-то гармоничного равновесия, и книжка представляет собой неплохую экскурсию по граням греческого характера и гостеприимства. Ну и, конечно, дает хорошую устную историю происходившего тогда в стране.

Таково первое издание книжки, которую он писал с этих общегуманистических позиций (говорю же, романтик; написано, кстати, все очень и очень хорошо, не “автофикшЕн”), потому что потом, уже отказавшись от американского гражданства и став гражданином Греции, пережив хунту черных полковников и вполне от нее натерпевшись, он сделался весьма тенденциозен и книжку эту переписал, тем самым ухудшив. Ну а потом взял и утонул.

Но Грецию он воспел, и она узнаваема: Some day, I thought, all of Greece would be for me a map not of places but of human relationships, of people known and experiences shared—a kingdom of my own.

Еще одно замечательное наблюдение: Travel is only a substitute for experience…

Наследник из Калькутты by Robert Stilmark

My rating: 2 of 5 stars

Надо бы отдохнуть, а потому – совецкая децкая классика. Помню, что в детстве-то я ее читал, конечно, хоть она и была дефицитной (брал почитать у богатых соседей – у нас модных книжек дома почти не было) – еще первое издание, где авторов указано два. И, понятно, рабской истории создания романа, не знал. Но и не понял примерно ничего, она показалась какой-то слишком уж сумбурной.

С годами сумбурности не убавилось, а вот стиль, казавшийся в детстве чем-то заслуживающим доверия, сейчас поражает своей фальшью. Написано все бодро, очень гладко и нормативно, вплоть до канцелярита. Т.е. это по сути хряпа, не слишком нажористая, к тому же, хоть и не настолько оскорбительная поначалу, как многие тексты, например, Владислава Крапивина, которые тоже в детстве иначе воспринимались.

Но времени на это жалко, так что перечитывать я это буду как-нибудь в другой раз, когда совсем нечего читать станет. По сути, конечно, книжка так и осталась тюремным “рОманом”, рассказываемым в духе Шахерезады (“лишь только б не кончалась эта ночь”), насосанным целиком и полностью из пальца, вторичным и транслирующим только круг мальчукового чтения автора (хоть и обширный). Читать же его как документ совецкого ГУЛАГа я все-таки не могу, если даже Солж сейчас воспринимается, как в первую очередь литература, а не документ.

Записки об Анне Ахматовой. Том 1: 1938 – 1941 by Lydia Chukovskaya

My rating: 4 of 5 stars

Когда-то начинал, но так, кажется, и не дочитал – то ли что-то помешало, то ли не дождался продолжения.

Три тома о страшной, унизительной, животной и абсурдной жизни в совке – даже для таких рафинированных баловней судьбы, как Чуковские. Периоды как бы сменялись, а бессмысленность этого убогого существования никуда не девалась, вот люди и раскрашивали ее доступными им средствами – например, поэзией. Сейчас бесценно читать это хотя бы потому, что в россии это время продолжается, прервавшись лишь ненадолго. Жизнь вопреки среде и все равно – душная, глухая и безысходная.

Представления о свободе у них всех остаются непроясненными. Один раз глухо упоминается Париж и один раз любовь к Варшаве. Не граждане мира эта публика, что и говорить. То же и с бытовой и подспудной гомофобией (именно боязнь, не ненависть – у АА боязнь прослыть “лесбианкой”).

Ну и всех этих совлитработников, конечно, “испортил” не только “квартирный вопрос”, но и любовь к халяве, подачки, все вот это вот “прикрепление к магазинам”, “спецпайки” и прочие прелести сословного социализма. Читать сейчас об этом курятнике – как подглядывать за копошеньем червяков под первернутым камнем: и противно, и как-то стыдно, и вполне увлекательно. Все же там не только от нищеты было, а еще и чувствуется вот это “мир мне задолжал”. (Ну, АА, допустим, совок и впрямь задолжал, ибо не достоин поэта такой величины, но остальные-то, включая всю эту номенклатурную шелупонь…)

Из потешного: АА об “Улиссе”:

“Прошлую зиму я читала «Улисса». Прочла четыре раза, прежде чем одолела. Очень замечательная книга. Правда, на мой вкус там слишком много порнографии.”

И потом о “Дублинцах”: “Рассказы плохие, но мне так интересно их читать.” Надо сказать, что с Джойсом она как-то не слишком разобралась: считает, что в “Мертвых” присутствует “линия Стеффенса”, под которым, как поясняет ЛК (загадочно), имеется в виду Стивен, “персонаж из Улисса”. Поди пойми. Я уж было решил, что АА о Линколне Стивензе, but no such luck.

Вообще с боле-мене современной им мировой литературой у них был несколько швах. Тетки всерьез обсуждают в 1940 году только вполне аллювиального Мориака, и то его “Терез Дескеру” обзывают “Терезой Декейру”, хотя сам роман был отнюдь не новиночкой, выйдя в 1927 г. Но в бастардизации имени виновата, надо думать, Наталья Немчинова, хотя ее перевод романа, который я нашел зафиксированным, издан в 1971 году. Но, видимо, когда-то тогда она его как-то и перевела, и его издали.

Напомнилось, что фразу “Я такой нежный, зачем мне это показывают?” первым произнес все-таки Бальмонт, хотя образованческая молва кому ее только ни приписывает, включая саму АА.

Самое потешное: “Ах, не верю я в переводы. Пусть люди изучают языки и читают подлинники…” Это исключительно “из зловредства”, надо думать, потому что сама, по собственным утверждениям переводить “не умела” (хотя скорее не хотела) – точно так же, как “не умела” читать корректурные знаки и расставлять пунктуацию. Не царское это дело. Но вот это совершенно прекрасно, по-моему:

“Кашкину следует запретить переводить стихи… Чудовищно… Клевета на поэзию, совершенно нельзя понять, что стоит за этим…”

О непреходящести, запись из “Ташкентских тетрадей”, 1942 г.: “Поправка корректора: «Отелло любило, ревновало и убило Дездемону»”.

…ну и да, у меня появилась версия того, кого можно считать нашей Анной Андреевной этого последнего времени.

Записки об Анне Ахматовой. Том 2: 1952-1962 (Собрание сочинений Лидии Чуковской) by Lydia Chukovskaya

My rating: 5 of 5 stars

Вот и второй том – начинается со ждановской поеботины, испортившей жизнь многим в то время, и продолжается ею же. Не кончена она и до сих пор, и в целой галерее портретов – от глухой совпартгниды Шагинян до небесталанного подонка Катаева – проступают нынешние “зетники”-людоеды и дебилы-“патриоты” (“милые любители пыток, знатоки в производстве сирот”). Но главное – опять это скученное под крышкой низкого “ленинградского” (не обязательно) неба, да еще и придавленной гнетом, бурление, нескончаемые больные связи и напряженные разговоры, плетение нецифровой сети из телефонных звонков, гонцов, писем и слухов. Жизнь духа как он есть – все, видимо, лишь бы победить разобщенность и страх.

Здесь, как и следовало ожидать, убожество жизни, хоть усатый и сдох, не убывает. Вот 1956 год, больница:

“Я смотрела кругом. Какая бедность, какое убожество – эти рваные халаты не по мерке, эти рубища, эти грязные стены.”

И еще, от 1962 года:

“«Время сейчас уже другое», – сказала я.
– Не такое уж другое, – ворчливо ответила Анна Андреевна. – Не воображайте, пожалуйста.”

Ну и окружающего мира по-прежнему не бывает, есть только русско-совецкая резервация:

“Венеция? А существует ли в самом деле на свете Венеция? Не уверена я.”

Но самое поразительное – это их память, конечно. Память на стихи – это с поверхности, хоть и поражает сама по себе такая способность запоминать чужие и свои поэтические тексты. Я скорее об “исторической” интуитивной памяти, которая позволяла АА, например, “помнить” Пушкина. Но вот у ЛК, несмотря на ее “балованность” такого уже нет, а есть вырождение памяти в злопамятность. Она, к ее чести, себя, в общем, не щадит.

Правда, не без странностей: например, недоумение насчет охлаждения АА к ЛК, хотя все “Ташкентские тетради” – нескончаемое нытье по поводу “отставленности” (“а почему вы мне тетрадку не подарили?”). Тут кто угодно на стенку полезет и предпочтет общение с веселой Раневской или домовитой Мандельштам (кому от ЛК перепадает там немало неприятной завистливой ругани). Или фраза от автора о том, что “враг захватил полстраны” – пол-какой-страны она имеет в виду? Она хоть на карту глядела? Типичное москвачество. (Оно же в том, что АА “лучшим русским языком” считала московский говор.)

Новый поворот винта АА тут уже “переводит” вовсю – с подстрочника, т.е. попросту версифицирует (уточняя у редакторши, принесшей заказ на перевод с норвежского (!), каков размер оригинала; совершенно анекдотический эпизод – та не знала, потому что то ли новенькая, то ли подменяла кого-то). Ее оскорбительная фраза о переводе “Это то же самое, что есть свой мозг” становится оправданной, если иметь этот факт в виду. Она явно считает, что “перевод с подстрочником” и есть “перевод” (чего-то еще, а не только бумаги и чернил). Oh well.

Примечательно, что они высоко ценили скверные переводы Пастернака, хотя вот, например, вполне верное и важное замечание:

“Она бранила маршаковские переводы сонетов Шекспира.
– И зачем это ему понадобилось переводить все? Ну выбрал бы один-два любимых… И в действительности ведь сонеты в большинстве своем посвящены мужчине, а в переводах женщине. Фальсификация какая-то.”

И вот прекрасно (Райт-Ковалева паслась в “салоне” стукачей и провокаторов Бриков):

“– А вот, например, Рита Райт – та не слышит. Сказала мне недавно: «Не люблю, когда бранят Наталию Николаевну Пушкину. Боюсь, когда скончается Лиля Юрьевна, ее тоже начнут бранить». А при чем тут вообще Лиля Юрьевна?”

То же и про переводы Марковой с японского. Из первого можно сделать вывод, что похвалы Пастернаку – скорее сословно-корпоративные. А вот оценка Марковой показательна в другом: им важно, чтоб было красиво, а что там автор писал – в общем, безразлично. Как монтируется у ЛК это ее наивное правдоискательство с любовью к благозвучию (и поемам Твардовского) ценой чего угодно остального, – поди пойми. Когда нервные стихи, например, Цветаевой ЛК укоряет за “немузыкальность”, к ее профессиональной компетентности возникает много вопросов.

Ну и во мнении, что переводы – “мертвечина”, она, конечно, проявляет себя выдающимся знатоком и специалистом. Показательно отношение их обеих к Шенгели: АА его превозносит как раз за то, что переводил Байрона точно (“безобразного” “Дона Жуана”), а ЛК буквально саморазоблачается:

“Я знаю английский слишком слабо и судить о качестве байроновских стихов не могу. Не могу почувствовать, эпатировал ли он, не эпатировал. Но на мой слух Шенгели плох безмерно, у него «Дон Жуан» вообще не стихи, а корявая проза.”

Это правда – цитаты с английского в сносках переведены криво и скверно, английского она действительно не знала. Но беда, конечно, в том, что эта ползучая (видать, наследуемая) чуковщина проросла в мозгах последующих поколений и продолжает отравлять читателя и по сию пору.

Рассуждения о Хэме потешны: что он де не американец, а парижанин, и Штатов у него в книгах почти нет. Сопоставлять его с Прустом по принципу того, что у Хэма все герои одиночки, а у Пруста опутаны родственными связями, тоже как-то бессмысленно. Почему не с кем угодно другим? Невежество ЛК во всем, что касается современной литературы, поражает воображение: она даже сочиняет книги, которые авторы не писали:

“Он взял у Деда «Love in August» Faulkner’а…”

Зато Мориаку наконец досталось:

“Про «Обезьянку» Мориака сказала:
– Полный смрад. Многие в восторге, потому что не знают образцов: не читали Сартра, Хемингуэя, Стейнбека. Например, Стейнбек: «Of mice and men». Каждому слову веришь, и страшно. А этот бежит сзади и кричит: «и я! и я!» А сам не умеет ровно ничего. Единственный вывод: если мужчина импотент – ему не следует жениться. Всё”.

В этот период их жизни возник современный кинематограф, преимущественно французский: в 1955 году они смотрят “Терезу Ракен” (1953) (АА “хвалила”) и “Красное и черное” (1954) (“весьма критически отозвалась” – АА почему-то считала, что там ей должны показывать Наполеона). А вот с “Белой гривой” (1955) вышла промашка – она ее сочла почему-то “непонятным для меня и вредным родом американских картин… анти-человеческой” (хотя кино французское и слюняво-гуманистическое) (хотя тут, возможно, напутала что-то сама ЛК, она не раз показывает себя не самым ярким пикселем в мониторе). “Американский абстракционизм” АА тоже не оценила, я думаю, от слишком хорошего с ним знакомства по “привезенным одним американцем альбомам”.

Из “зловредных” “неумений” АА новое чарующее: не только “не умеет” писать писем (и потому не пишет их), но и не умеет нажимать кнопки лифта, поэтому если хочет к кому-то в гости, этот кто-то должен приехать за ней на такси. Хотя с нею очень роднит ее трезвый взгляд на читателя:

“Я напомнила, что существуют ведь и другие читатели.
– Да, пишут, конечно, худшие. Это известно.”

Но в некоторых оценках они сходятся, как ни странно, хоть и по разным причинам:

“– Вы любите Грина? – спросила Анна Андреевна.
– Да.
– Ну, ничего, с годами это пройдет.
(Я возгордилась: с юности Грина терпеть не могу. Все какие-то дешевые красоты дешевого романтизма, а язык не русский: то ли перевод, то ли эсперанто.)”

Как видно, для ЛК это опять вопрос “красивости” и “нормативности”, а вот у АА, похоже, возражения скорее сословно-эстетические и поколенческие (доступное и мишурное мещанство незрелой детворе нравится больше). Хотя “прелесть” (по оценке АА) Шефнера как поэта остается для меня загадкой.

Но вообще, конечно, непреходящая ирония АА, переходящая порой в сарказм, и ее прямо вневременная звонкость выражения и афористичность очень с нею роднят, невзирая ни на что (она, кстати, уже употребляла такие выражения, как “вегетарианские времена” или “хорошая ведьма”). А вот это поистине гениально и вневременно: АА и ЛК отмечают годовщину сдохшего усатого:

“Я сказала, что многие, в особенности из молодых, смущены и ушиблены разоблачением Сталина: как же так? гений, корифей наук, а оказался заплечных дел мастером.
– Пустяки это, – спокойно ответила Анна Андреевна. – «Наркоз отходит», как говорят врачи. Да и не верю я, что кто-нибудь чего-нибудь не понимал раньше. Кроме грудных младенцев.”

И далее ЛК по своему обычаю “не согласилась” (во втором томе она подозрительно часто разоблачается как благонамереннся дура, хотя за точную передачу слов АА, которая сто крат мудрее, циничнее и современнее, низкий ей поклон) и понесла какую-то пургу о “чистых” и “веривших”, на что АА:

“– Неправда! – закричала Анна Андреевна с такой энергией гнева, что я испугалась за ее сердце. Она приподнялась на локте. – Камни вопиют, тростник обретает речь, а человек, по-вашему, не видит и не слышит?! Ложь. Они притворялись. Им выгодно было притворяться перед другими и самими собой. Вы еще тогда понимали все до конца – не давайте же обманывать себя теперь. Ну, конечно, они, как и мы с вами, не имели возможности выучить наизусть бессмертные распоряжения в оригинале, но что насчет «врагов народа» все ложь, клевета, кровавый смрад – это понимали все. Не хотели понимать – дело другое. Такие и теперь водятся. Вот, например, Твардовский…” (который сочиняет новую ложь на замену старой)

Так и теперь, я больше чем уверен. В россии не меняется ничего – вот 1958 год:

“Оксман сказал, что Нюрнбергский процесс необходим во имя очищения нации, иначе мы вперед не двинемся и останется то же беззаконие, тот же произвол, – ну, может быть, в меньших масштабах. Но наказывать смертью или тюрьмой следует лишь немногих, а всех остальных, причастных к злодействам, следует громко назвать по именам и отстранить от какой бы то ни было малейшей власти. Пусть стреляются сами, пусть дети отшатнутся от них с ужасом, пусть более никогда и ни в чем никто от них не будет зависеть; пусть они смиренно трудятся на заводах, в учреждениях, в колхозах – гардеробщиками, уборщиками мусора, курьерами – не более того”.

И очень трогательно и жалко это возмущение ЛК тем, что АА и Пастернака кто-то назвал “внутренними эмигрантами” (хотя вроде бы первыми их с Мандельштамом так гораздо раньше назвали омерзительные Брики). Будь она умнее, почла бы за честь.

Из интересных поворотов сюжета – гнусная история про “мальчика Гену” и гебешные провокации в 1962 году. Сюжет, прошедший литературную обработку еще живого участника, излагается вот здесь: https://vn.ru/news-36674/ – историю, как известно, пишут если не победители, то выжившие. Мальчик оказался Прашкевичем. Руссофантасты всегда были мне подозрительны, если они не Стругацкие, по правде говоря.

ну и раз у нас такая пьянка пошла, вот вам тематическая музыка

almost no news

[image error]

читатели показывают смешное.

[image error]

судя по приводимой цитате, это переводил искусственный интеллект, редактируемый “новосибирским профессором”. таким образом, у нас есть уже какой – пятый? – перевод романа. делают это пиратски некие любители фонтастики из альтернативной вселенной “вконтакте” (!) и стоит это удовольствие (оцените верстку – да и оформление не подкачало) полторы тысячи рублей. недурно так чуваки решили навариться. но судя по тому портрету “автора”, который у них там вывешен, мозга у них нет совсем

[image error]

а здесь кто-то показывает свою коллекцию (интересно, на сколько книжек Фариньи человек рассчитывал?)

тут некий книжный блогер о “Божке на бис” Кэтлин Мёрри . суконным языком канцелярии она излагает такое вот:

Начав читать, я была в изумлении. Никак не могла понять авторский слог: местами примитивный, местами непонятный.

“пересмешники” об “Измышлении одиночества” Пола Остера

интересными путями распространяется по миру слово о Кристофере Муре

“Кот и Вася” опять кривенько переводят нечто о миагических практиках Барроуза

уж лучше вот это

виды деда и котика

а концерт одной песни у нас сегодня такой:

вот оригинал

вот копия Элтона Джона… а нет, тоже оригинал

ну а тут пошла писать губерния. вернее, даже не писать, а ссать. клип есть, похоже, только в альтернативной вселенной, где одаренные слушатели приписывают оригинал вообще Стингу. но посмотреть стоит – там и гении телережиссуры потрудились на славу

нет, Стинг ее, конечно, тоже проговорил, но плохо, как-то побулькивая. но вернемся к русским интерпретациям

…где мельницы преобразовались в склеенные страницы

our illustrated news cont’d

еще один читатель ждет “Противоденствия” и “Саттри“, как рифмы “розы”. “Полуавтобиографический”? ну-ну

редкого автора стало чуток больше, приятно

виды котика

виды деда и его спальни с молодежью в ней

ну а концерт одной песни у нас сегодня будет полузабытый, наслаждайтесь

сначала вот эти два чувака – Стелиос Влавианос и Алек Костадинос – написали песенку. причем, с хорошей точностью – сначала англоверсию

буквально сразу же следом появилась франковерсия, которая стала как бы известнее

ну а потом пришел Онегин Гаджикасимов

а вот это вообще экзотика – не уверен, что ее кто-то слышал за пределами того ресторана, где выступало это это ВИА

и еще была попытка вернуться к исходнику. ну как вернуться…

back in act

[image error][image error]

о, наши читатели уже закладки готовят

другие новости наших читателей – они начали совокупно изучать “Внутренний порок” и подбирать к нему картинки, кудос

между тем украинские коллеги начали осваивать Диланова “Тарантула”, попутного им ветра

а в Омске наконец-то прочли “Сакре блё” Криса Мура

про бета-самцовость, кстати, в “Грязной работе” его же не так уж много, но у читательницы это место, видимо, очень чешется, поди их пойми

дальше смешное про Хэнка:
– вот тут продолжается набор на конкурс “грязного реализма”. но сперва соискателям объясняют, что это такое. ну чтоб какой-нибудь другой “-изм” не ввернули ненароком
– вот потешное из “Журнала клинического и прикладного психоанализа“
– какие-то предприимчивые люди собрали картинки Хэнка и тиснули их под видом то ли “газетных стрипов”, то ли “графического романа” с чем-то еще. надо ли говорить, что в библиографии Хэнка такой книжки не существует, это исключительно инициатива на местах
– тут для коллекции должна быть новость про Хэнка на театре, и она у нас есть: “Неоднозначная книга про увлекательный “аттракцион” под названием женщины”

ладно, сегодня концерт одной песни будет короткий:

оригинал все помнят и любят

а вот этот оригинал помнит уже мало кто

это, в общем, тоже, хотя омофонный перевод вполне дурацкий

дурацкую копию на “стихи” Ильи Резника все помнят, но не любит, кажется, никто

а вот эту копию и не помнит никто, и не любит

вот этот кошмар, к счастью, кажется, забыт совсем

а вот этого, литовского, похоже, никто и не знает

греки решили не заморачиваться и недоперевели

эстонскую версию пел много кто, но, похоже, началось вот с него

были версии и пободрее

still on

вот еще прекрасный натюрморт от того же автора (да, интервью Хэнка еще читают). для автора это рецепт внутренней эмиграции

[image error]

видимо, это надо понимать так, что “Пыльца” принялась верстать свой Пинчон-номер

хорошее повторим по этому поводу: вот вам предок Пинчона, индеец со смартфоном и голая индеанка в съехавшем корсете

[image error]

еще потешного: вот что бывает, когда книжки берутся издавать люди совершенно без всяких мозгов. “вкус Пинчона“, ну да. теперь малиновый

вот вам лучше портрет писателя не обязательно в джеллабе

молодежь всегда тянулась к деду

продолжаем наши концерты одной песни. вот эту я уже когда-то транслировал, но уместно повторить. ее историю знают все, но в конце будет неожиданный поворот сюжета

это оригинал

это самое знаменитое исполнение оригинала

не самое знаменитое исполнение оригинала, но тоже душевно

дальше начинается самодеятельность – и, собственно, причина того, как песня стала ассоциироваться с миром животных. это основано на омофоническом переводе Пьера Деланоэ. но здесь певец хоть поет и не отвлекается

а здесь – отвлекается. это еще один шедевр телережиссуры и повод для дюжины судебных преследований по нынешним временам-то. потому что посмотрите на лица этих женщин, ну

ну а вот в этом виде песенка дошла до советского массового слушателя. а самое странное – что ее так никто, насколько мне известно, и не спел по-русски. но это не значит, что не делались попытки. вот здесь приводится вполне честный перевод оригинала. а вот тут – потешная, но занимательная попытка скрестить обе версии: христианство с таки любовью к природе, – и переосмысление паломничества в духе заставки к популярной телепередаче и лыж, стоящих у печки. сделал это человек по имени В. Трякин:

как призывал в свое время журнал “РИО”, “пойте с нами, но не пойте С. Намина”

…меня поправили, спасибо старому другу (that’s what the friends are for). есть девушка в клеенке, которая поет это по-русски – причем, перевод оригинала, причем, не такой, как выше. “уступи место, ослик, подвинься, бычок”. что-то похожее есть и в оригинале, конечно, но лучше б ему оставаться несказанным по-русски

some intermediate news

[image error]

зато мы дважды в списке ожидания у “пыльцы”

[image error]

ну и ожидательный юмор. также нам пишут отдельные читатели, просят передать переводчику хорошее, но показывать это будет нескромно. так что продолжим

[image error]

пополнение в Баре Тома Пинчона откуда не ждали

а вот и ценный подгон – раньше, кажется, не было: плейлист к роману “На дороге”

и еще на занимательное обратили внимание: тонкая грань отношений наших героев Керуака и Берроуза в “Суете Дулуоза”

вот что еще волнами эфира принесло

ну и виды котика, раз речь о нем зашла

редактируя когда-то перевод этой книжки, я, конечно, жалел, что по-русски она выходит без картинок. но они есть

молодежь всегда тянулась к деду

ну и виды деда просто так

сегодня опять пауза в концертах одной песни, потому что надо поделиться. мы тут пару дней назад познакомились с композитором и пианистом Петросом Сатразанисом – сам он из городка, но живет в Дублине. у него пара пластинок выходила (по ссылке – его плейлист, где гораздо больше музыки). вот пара песен в близком нам жанре певомых переводов:

это “Песня последней встречи” Анны Ахматовой

а это “Молитва к Земле” Ивана Франко

other news

“фантомы” анонсируют “Охотника” ежевикой

а здесь вдруг вспомнили “Карликов смерти” Джонатана Коу

прелесть какая – кто-то читал “Мертвого отца” Бартелми натурально с карандашом в руках. а теперь книжку продают за какие-то невъебенные деньги

[image error]

еще о пометках: копия “Саттри”, побывавшая в руках графомана ДФУ (читатели показывают). на левой стороне разворота потешная надпись: “Set up is slow – does not set stage”. кто бы говорил, ну

еще о букинистике: в “Голосине” (мск) появились старая “Грязная работа” и единственная “Грязь кладбищенская”

девушка с приветом несет какую-то пургу про “Картину мира” Кристины Бейкер Клайн

ладно, остальное потом, а концерт одной песни сегодня будет короткий:

и состоит он из зажигательной молдавской песни (возможно, я ее когда-то тут показывал, но пусть будет еще раз) (история вопроса изложена в более чем одном месте)

они же спели потом ее на русском, и это еще ничего, получилось трогательно

но неизбежно возник возник вопрос: “ансамбль каких еще норок?” и пришло ВИА с гораздо более прекрасным названием “голубые гитары” и поет-песенник Дмитрий Иванов и по традиции все опошлили

и понеслась

но и оригинальную песню не задушишь не убьешь

даже живые мертвецы ее поют до сих пор

something to report

вчера вчерне закончил вот, осталось перечитать, убрать лишнее и понять, какой там все-таки нам нужен синтаксис

Suttree by Cormac McCarthy

My rating: 5 of 5 stars

Роман почему-то считается у автора чуть ли не самым смешным, но тут я даже не знаю. Т.е. персонажи в нем, конечно, иногда острят и перешучиваются, но прям чтоб смешно было – не уверен, видимо, дело во мне. Это, правда, и не Джойс, так что если кто-то будет с ним сравнивать, можно сразу ржать и тыкать в такого “знатока” пальцами, а также гнать прочь с кафедры. Сравнения с Джойсом – наверное, самое действительно смешное, что тут есть.

Вообще это, конечно бронебойный меланж из южной готики, битничества (с легчайшим налетом потока сознания и нормальным таким дауншифтингом) и почти японской эстетики канавы в высшем ее проявлении – с любованием всякими помойками. Ну и слов автор знает, конечно, очень много (а некоторые, гад, специально придумывает), так что перевод больше, чем какой-либо другой, напоминает хождение по минному полю (он меня утомил едва ли не так же, как и некогда Кен Кизи).

кроме того, день мы провели с текстами вот этого поэта. о выходе в эфир сообщу

ну и чтобы внимание не рассеивалось, концерта одной песни сегодня не будет – вот вам вместо этого новая песенка с мультиком: