Max Nemtsov's Blog, page 50

the bad news day cont’d

Ничего себе год начинается — но это теперь уже как обычно. Все возможные СМИ (не только оппозиционные, но даже и вот такие) вчера сообщили о том, что умер Миша Войтенко — прекрасный пламенный человек. В его последней ипостаси — «специалиста по морским перевозкам», редактора и издателя “Морского бюллетеня” и whistleblower’а в деле «Arctic Sea» — я его почти не знал: жизнь развела нас в 90х, каждый занялся своим делом. Но читал о нем, конечно, и мы продолжали “быть на связи” и перебрасывались репликами в соцсетях.

Зато в 80х мы регулярно встречались на «заседаниях» «клуба» «Дилетант» вполне регулярно. «Протоколы заседания клуба “Дилетант”» были журналом, который издавал Володя «Калина» Калиниченко, насколько я знаю — бывший будущий главный архитектор Славянки. Не просто издавал, а сам и печатал, превращая обычный самиздат в шедевры машинописного искусства. О «Дилетанте» можно долго рассказывать — хоть он и не был первым самиздатом Владивостока (первыми были все-таки мы — =ДВР=), но через него прошли — публикуясь в нем либо просто участвуя в дискуссиях — практически все мыслящие люди родного города. Потому что он не ограничивался андерграундной музыкой или подпольной культурой (мы ими, в общем, тоже не ограничивались, хотя это было важнее), а был открыт и для политики (вот этого мы старались в чистом виде избегать).

Так вот, Миша как раз и был политическим крылом «Дилетанта» — таким несколько неприостановленным «демократом», из тех, кто потом заслужили кличку «демшизы». Совок он ненавидел абсолютно — и, понятно, не стеснялся об этом писать. Его колонки, поливы и телеги в «Дилетанте» были лучшей, самой страстной политической публицистикой, сделанной на малой родине. Вот с таким лицом, как на верхних снимках (тогда, понятно, мы друг друга не фотографировали, мало ли что), он и выступал обычно на обсуждениях. А его ранние тексты поищите здесь — всю свою (полную) подборку «Дилетанта» и его «литературного приложения» «Провинция» я отдал университету с обещанием (по договору), что они это оцифруют и выложат в сеть, но они обманули и оцифровали не все, а выложили и того меньше. Но, может быть, вам повезет.

А Миша на всю жизнь так и остался искренним и непреклонным. Пусть эта мысль хоть это как-то примирит с его уходом.

more pics and songs

[image error]

Майя прочла “Божка” (непонятно, правда, при чем тут Прэчет, но это уж как водится – ищем похожее, где светло, а не там, где потеряли)

вот тот же принцип – но уже при сравнении “Ночного леса” Джуны Барнз и “Людоеда” Джона Хоукса (оснований для такого сопоставления, правда, несколько больше)

ну а вот наш сегодняшний Райхсчемпион Альпийского Кошмара:

Автор писал только в состоянии алкоголя. …Книга имеет небольшой формат, мягкий переплёт. Местами в книге есть фотографии. Данная книга имеет серую печать. Внизу периодически сноски. Не люблю со страниц книги перемещаться каждый раз вниз и читать, что же автор имел ввиду? …Терпеть не могу пьяных людей.. Тем более читать их набор слов. Мне непонятно, почему люди собираются с плакатами из серии “не надо сносить деревья, строить многоэтажки”, но не пишут и не собираются с призывом убрать вот такие книги и подобных авторов из продаж. …О кошках. Чарльз Буковски книга – которую стоит выкинуть в помойное ведро или сжечь в печке. Не знаю, как такое вообще к издают допустили? А главное к тому, что книга есть на прилавках в магазине? Никогда не было так омерзительно..

иронии добавляет то, что оно пишет под ником “Творческая”. …место на помойке, конечно, таким “читателям”, но вся штука в том, что они сейчас в россии власть. поэтому остается только ждать высадки “венерианских каракатиц” (тм)

пусть вид деда нас утешит… но получается у него не очень

продолжаем наши концерты одной песни песней о погоде:

не уверен, что совдеятели искусства смотрели этот протоклип, потому что им это стало известно сначала только как музыка Андре Поппа (правда, кому только ее ни приписывали – и Нино Рота, и Франсису Лэ):

Эдди Марне слова написал несколько позже. ну и ее принялись аппроприировать и адаптировать все кому не лень – и ассоциироваться в первую очередь с плохой погодой. сказать, почему, или сами догадаетесь?

вот версия Александра Глезера (это совершенно точно – так напечатано на показываемой пластинке)

с другой стороны, говорят, что версия Глезера – вот. может, конечно, Глезер два разных раза текст перевел, но это вряд ли (зная Глезера)

зато вот это текст Роберта Рождественского, который совсем-совсем никакого отношения к оригиналу не имеет. глоссолалия какая-то, включая анжамбеманы

ну и самая потешная версия – Юрия Визбора, уже чисто климатическая туристическая, без прикрас (что такое “вогнутые крылья” самолетов, правда, я не знаю – авиаконстукторы тоже, подозреваю)

some pics and songs

внезапное новогоднее чтение

[image error]

читатели обнаружили появление на прилавках “Собаки Перголези” Давенпорта – только сдается мне, что это не остатки прежнего, а дополнительный тираж, который Боченков втихушку залудил пиратским манером и так же втихушку продает. так уже бывало. а книжка хорошая

виды деда

и котика

сегодня короткий концерт одной песни

вот так она должна была звучать. “Никто этих лет не вернет” потому что

вот так, лихо, с притопами и прихлопами она звучала. историю ее, в общем, верно, описал Мальгин – и я согласен с тем, что получилась едва ли не самая идиотская песня на русском языке

так, как видим, опять гнусавит Фазылов, а слова – просто загляденье. Онегин Гаджикасимов сильно постарался срифмовать “меня” и “тебя” – ну и подобрать безграмотную рифму на слово “сон”

вот так, если кто-то вдруг не помнит, выглядит среднестатистический женский “портрет работы Пикассо”. стоит он сейчас около 18 млн долларов. так что что именно хотел нам сказать автор русского текста, остается невыясненным. поскольку на ум сама собой приходит свинка Пеппа с глазами на одну сторону, о разнице в представлениях о женской красоте мы, пожалуй, рассуждать не будем, а станем считать, что после расставания с девушкой гнусавый певец сказочно разбогател

the first of the year

Тень за правым плечом by Александр Соболев

My rating: 5 of 5 stars

Роман (гениальный) явно писался сильно до начала последней фазы войны, ибо издан в 2022м, но война уже шла и “революционная ситуация” нагнаивалась. А потому уместнее говорить не о какой-то пророческой или прогностической силе романа, или даже о его неувядающей актуальности, а о том, что в россии за последние сто лет просто нихера не поменялось, и народ – по-прежнему масса идиотов для каких-нибудь большевиков и строителей “новой россии”. Мы же по-прежнему на сломе и перепутье, у нас по-прежнему сплошной полонез Огинского перед нашествием абсолютного и беспримесного зла.

“Образованное сословие” (которое по-прежнему у нас образованное) автор тоже не щадит:

“…чем больше я погружалась в обыденную жизнь русского образованного класса средней руки, тем очевиднее становилась полная и абсолютная зависимость принадлежащих к нему лиц от указки их самоназначенных оракулов.”

Ну и если говорить о по-мо кубиках русской литературы, из которых роман так игриво сложен, то это гораздо, гораздо лучше водолазкиного “Лавра”.

Из другого прекрасного. Автор воспел наши бывшие края:

“…он жил на другом конце Москвы, в одном из мерзких юго-восточных районов, построенных в 70-е годы, чтобы быстро расселить очередной трудовой резерв, срочно делегированный в столицу ради немедленного запуска свежевозведенного завода… С тех пор вечности жерло охотно пожрало и завод, и резерв, и все поколение трудяг с лучистыми глазами и мозолистыми руками, оставив лишь россыпь несимпатичных зданий — этакие коралловые рифы средней полосы, заселенные новыми обитателями.”

Употребил шизофреническое “Черлок Гольмс”, браво. Прилагательное от Тотьмы у него – “тотемский”, что отдельно смешно. (Огрехов редактуры, на самом деле, там очень мало, да и непонятно, баг это или фича, т.е. полная стилистическая эмуляция прозы сто-с-лишним-летней давности, а не облагораживание.) Кстати, чрезвычайно умные читатели упрекали его в каких-то “анахронизмах”, так вот – это хуйня на постном масле, как бОльшая часть т.н. “мнений” этих самых чрезвычайно умных читателей.

Вот чудесное, но не исчерпывающее интервью автора Мите Волчеку: https://www.svoboda.org/a/angel-bezhi…

продолжаем полюбившиеся нашей призрачной публике концерты одной песни. надо понимать, что речь не идет о плагиате – за “плагиатом в совецкой песне” мы отправил интересующихся к ныне уже, увы, покойному Марку Фрейдкину и его прекрасному сериалу на “Букнике”, вот он одним файлом:

ну а у нас сегодня зимняя песенка. …ну как зимняя – зимней она стала в совецкой интерпретации:

вообще, конечно, она про билет в один конец – и должна звучать вот так. именно с таким звуком я вырос – Нила Седаку в числе прочих шлягеров привозили на бобинах в 1960х моряки загранплавания. ну, собственно и Седака ввел в совецкое поле слушания это сиротское подвывание, которое потом понесли по волнам радиоэфиров бесконечные веселые ребята, молодые голоса и голубые гитары

а Драгоценная Вильсон появилась уже потом – чуть ли не спустя 20 лет. но именно ее и запомнили, но не потому что черная красотка (не уверен, что в 70х ее кто-то _видел_), а потому что песенку упростили до безобразия и наложили тупой бит

адресованная другу, песенка пошла по кругу, и ее начали портить не только в ссср – вот, например, индийская Людмила-Зыкина

поляки по крайней мере пели то, что было сочинено

ну а вот это первая совецкая версия, в которой песенка и стала зимней. видите, они копируют Седаку (и обратите внимание опять на гениальную телережиссуру). сочинил эту легкую бредятину некто Альберт Азизов (опять турецкий след на совецкой эстраде)

ну а вот эта более поздняя версия призвана изображать анемичных но упитанных “Ирапшн” (и заодно дуэт “Баккара”)

still no news worth mentioning

пока все спят, “Штаны капитана Рейнольдса” обнаружили “арфу” в “Божке на бис”. где там арфа? там была арфа?

рассадник нового интеллектуализма “литрес” коллективно рассказывает нам о Кристофере Муре. особенно прекрасен некто Саидахмад Одилов, который пишет о себе в женском роде и изрекает вот такое:

Книга содержит много нецензурной лексики… Перевод местами не совсем корректный.

видный специалист, не иначе. …кто, кстати, вообще придумал, что это серия, и что она называется так идиотски – “смерть с косой”? откуда там коса взялась?

виды деда и котика

ладно, сегодня концерт еще одной песни:

это оригинал всем хорошо известного “Черного поезда” (и да, вершина телевизионной режиссуры – вот каким вообще должно быть телевидение). есть версия, что в ней воспеты фигурируют венгерские поезда совецкого времени, которые возили в Будапешт лимиту, они же были “колбасными электричками” на обратном пути, ими перевозили дефицит черного рынка, все смертельно бухали, а также там было много цыган (которые потом сделали первую и единственную в Европе цыганскую рэп-группу и назвали ее в честь “черного поезда”). потому-то поезд и “черный” – и он, в общем, и “за-брал маю милуЮ” в интерпретации Яноша Кооша (если вы думали, что петь на ломаном русском – удел “Сов нежных”, то вот вам предтеча):

а потом ее услышали известные деятели эстрадного искусства в совке, аппроприировали и опошлили донельзя:

поет Олег Жуков склепал текстик, не имеющий ничего общего с оригиналом, композитор Юрий Антонов (якобы) сделал аранжировку (найдите пять отличий, что называется), а спел ее таджикский певец Владимир Фазылов – с этим пошлым гнусавым сиротским подвыванием, которое стало торговой маркой всей совецской эстрады и считается немалым вкладом в мировую культуру (хотя на самом деле это тюрко-арабское влияние)

a bad news day

Вчера старый друг и коллега сообщила, что 1 января умерла Эмма Грайровна Меграбова — наш общий преподаватель из (тогда еще) ДВГУ. В мое время она была завкафедрой английской филологии филфака, который тогда еще располагался в известном корпусе на Октябрьской, с которого потом снесло крышу. Никаких других подтверждений этому печальному известию я не вижу, но это и не удивительно — город привычно не замечает, у него праздники, в стране война, а от университета ничего не осталось. [Странно другое — в сети нет ни одной ее фотографии, так что я даже не могу показать вам этого замечательного человека, так и оставшегося очень частным лицом. Папа ее, видный морской профессор, есть и изобразительно, и в воспоминаниях, а вот Мегрэ (так мы ее традиционно звали) — нет. Это была очень маленькая и плотная армянская женщина с пронзительным взглядом и энергией небольшой термоядерной установки. Не уверен, что и мы, пока учились, хоть раз ее сфотографировали (универовских снимков вообще мало осталось, даже в архиве, с которым я сейчас в разлуке).]

{поправка: фотография нашлась у Юли Польшиной, которая и училась у нее, и с ней работала (Эмма Грайровна на ней слева, кто справа – я не знаю или не узнаю); Юля же сообщает, что похороны послезавтра}

Я благодарен многим своим преподавателям в альма-матери, но ей, конечно, особенно — она, если вдуматься, стала моей настоящей крестной. Для начала, у нее в 1980м я проходил неофициальное собеседование: ее попросили со мной поговорить и определить, какие у меня шансы на поступление (так иногда делалось, заткнитесь – город-то маленький): до этого я год ходил на подгот и в логике английского начал худо-бедно что-то понимать. Мы поговорили в каком-то углу кафедры, после чего она сказала, как мне потом передали: «Хороший мальчик, у него неплохие шансы на поступление». Ну а потом, чуть осмелев после таких слов, я просто взял и поступил (конкурс был 18 человек на место, что ли).

Прошло пять лет, я уже вышел на прямую «красного диплома», и по распределению мне светило лучшее место – учитель английского в средней школе  поселка АртемГРЭС и койко-место в общежитии работников этого замечательного энергетического предприятия, где я так ни разу и не побывал. Потому что в мою жизнь опять вмешалась Мегрэ. На этот раз судьба свела нас в темном коридоре филфака, где на бегу она меня прижала в стенке (не оксиморон, она так умела, несмотря на то что была раза в два меньше любого из своих студентов) и спросила, сверкая очками, не окончательно ли я сошел с ума, если собираюсь идти по распределению и ничего по этому поводу не делать. Я промямлил: «Дык а что тут сделаешь-то?» — на что она, по-прежнему нефигурально крутя пальцем у виска, сказала: «Сходил бы в пароходство, спросил, не нужны ли им молодые специалисты».

 А надо сказать, что за пару лет до нашего поступления, кто-то из старших товарищей проштрафился на языковой практике в пароходстве (студентки там набухались от избытка свободы на линии Владивосток-Ёкохама, что ли), и оно прекратило набор и практикантов, и молодых специалистов с филфака (будущих кагебешников с востфака брали без проблем, те вели себя осмотрительней). Ну и мы выросли с уверенностью, что работа в ДВМП и загранрейсы нам не светят. А оказалось, за давностью лет в пароходстве все об этом забыли, поэтому когда мы с Игорем Ниживенко (ныне уже тоже, к сожалению, покойным), идя мимо пароходского отдела кадров в полуподвале на Посьетской, решили и впрямь туда заглянуть через пару дней, нас встретил инспектор Логинов, который в ответ на вопрос, продиктованный мне Мегрэ, просто весь просиял: «Родные мои! Конечно, нужны!» И через пару дней в универ пришло требование на нас, и нас взяли в пароходство, а кто в итоге поехал в АртемГРЭС, я даже не знаю. Через пару дней после получения дипломов в июне мы ушли в свои первые рейсы: я на «Антонине Неждановой» на Сахалин и Курилы, Ниживенко на «Любови Орловой» на север Приморья. Остальное уже совсем другая история.

Так что, в общем, только благодаря Мегрэ и ее волшебному пенделю получилось то, что получилось. Светлая ей память.

something good

Мор опять рассказывает трогательную историю о “Тоннеле” Гэсса – ну и саму книжку она верно оценила, спасибо ей

а в прошлом году она читала “Плюс”, что тоже приятно вспомнить

молодежь всегда тянулась к деду

виды деда

а это душеполезное чтение: дед и музыка (не вся, некоторая – от Битлз до Дюран-Дюрана)

а у нас сегодня будет другой концерт – одной песни

вот этой – 1972 года, сочинил ее человек с редуплицированным сценическим псевдонимом Пако-Пако и его тесть по фамилии Верлен. пелось в ней, видимо, про пуделя и бубен, хотя название тоже отдает эхолалией, а отнюдь не поэзией французского романтизма

в том же году ее записал Жо Дассан (ему наши малограмотные слушатели ее и приписывают), и пелось в ней уже про жену тореадора

примерно тогда же возникла и греческая версия Териса Хрисоса – но пелось в ней про запрещенную в Греции игрушку “тако-тако” (нет, это не мексиканская еда, о которой сейчас все подумали подумали, а такая разновидность раздражающей ударной вувузелы)

не пел ее тогда только ленивый – даже вот Радмила Караклаич, не знаменитая свой живостью. и каждый пел о чем-то своем

Янош Коош вот, похоже, изображает вступительный номер к “Кабаре”, поя на всех известных ему языках

пока наконец в 1975 году она не добралась до ссср, где русский текст ей сочинил поет Юрий Рыбчинский, а спели “Волшебные гитары” – только пелось в ней уже про невесту гитариста (которая вовсе не кобыла, а, ха-ха, гитара, вы угадали, т.е. принцип редупликации и тут соблюден)

whining on

11 номер ROAR вышел в .пдф

“фантомовские” книжки под елочкой. вон “Божок”

традиционные глупые читатели:
– об “Историях обыкновенного безумия” Хэнка (“послевкусие” у них, изволите ли видеть)
– тут какая-то запредельная даже по меркам лайвлиба дура о “Самом глупом ангеле” Мура
– она же об “Искателе” Таны Френч (ей “не зашло”. на самом деле, конечно, заходило, просто там никогда никого нет дома)
– зато Сузак вот “зашел” на ура. но это было давно, с мозгом, видимо, с тех пор произошли необратимные изменения

“девушка с приветом” о “Борнвилле” Коу – среди лучшего в прошлом году

виды деда

виды котика

вид автора, которого не всякий день увидишь

the last talking animals

у всех итоги года:

вот, например, кто-то числит среди них “Сигареты”

здесь – “Сигареты” и “Людоеда”

у дорогого коллеги среди них “Борнвилл” и “Божок на бис“

а у кого-то и вообще “Мой любимый спутник”, как это ни удивительно

а из планов только один дорогой друг вспомнил “Ирландские сказки”, которые еще не вышли

из потешного: “одно там жутко независимое и прогрессивное издательство” выступило и сказало: “это я, я жутко независимое и прогрессивное издательство”, – хотя в исходном посте я его не называл, как легко заметить. но на что только некоторые ни пойдут в погоне за нравственным капиталом. так и тут – меня упрекнули в “не вполне дружеском жесте”, но друзья так не поступают: не говорят при сдаче текста, что им все понравилось, а потом выясняется, что все-таки нет. хотели бы опубликовать интервью – опубликовали бы. так что какая уж тут “дружба” и кто должен на кого обижаться – это еще надо подумать. ну и да – вопреки тому, что они там утверждают, рот-то переводчику они заткнули, бдительные молодцы (если не считать карикатуры). нам же остается размышлять, будут ли они, такие законопослушные, отныне приводить в соответствие с правящим в россии законодательством тексты тех книжек, которые намерены издавать, а то там же могут обнаружиться какие-нибудь ужас, криминал и пропаганда чего-нибудь запрещенного. а им нужно “театр спасать”. …отдельно смешное, что анонимный хунвэйбин, который пришел со мной разговаривать здесь в комментариях, отчитался там о своих успехах в разговорах со мной (ну а как же, не написал рапорт парткому – и не было ничего). ну в общем. жалею, конечно, что вообще согласился с ними разговаривать, урок мне на будущее. …хотя реакция некоторых отдельных читателей не может не радовать. по этому поводу редкий сувенир – конный портрет Джими Хендрикса:

our reading report

Дурная компания by Юрий Юркун

My rating: 3 of 5 stars

Удовольствие начинается с первой же страницы предисловия, на которой значится “французский философ Эмиль Сиоран”. Сразу видно, галлофилы писали.

“Шведские перчатки” написаны эдаким манерным говорком недоЗощенко, и все в романе построено на приеме остраннения, который эксплуатируется и в хвост и в гриву, так что с какого-то рубежа страшно заебывает. Кроме того, рассказчик наш всерьез употребляет слово “уста”. Также странно то, что в начале сентября в Вильно выпадает снег.

Но в целом это такая “Судьба барабанщика” здорового человека, без совецкой идеологической пошлости, хотя пошлости в этом гейском “юношеском дневнике” не меньше – возраст такой. Ну и мизогинии (маскируемой “обожанием женщины”, вернее сказать – объективацией) хоть отбавляй, тут уж такой век. (Впрочем, изучать вопрос, списывал ли Голиков у Юркуна и если да, то что именно, предоставим писателям диссертаций.)

“Дурная компания” – неплохой модернистский текст, предтеча и близнец “цельной больной шайки”: он так же распадается на векторы и углы, из которых потом, наверное, соберется нечто целое (не собирается, впрочем). Внимание автора к деталям вещного мира поразительно: обувь, одежду, обстановку он вылепляет так, что их можно чуть ли не реконструировать. Кровь у него тут, правда, “пробирается по жилкам”, так что о человеческой анатомии у него явно отдаленное представление. “Жилки из сердца” тоже там вытягиваются.

Рассказы – часто жанровый трэшак, встречаются странности. Например, тут читают роман “Мартин Чоульзвит”. Как можно было так исковеркать, фамилию, загадка – но не для нас, кто и не такое видят и посейчас. Все рассказы при этом непременно кому-нибудь посвящены: такое ощущение, что он ни строчки не писал, не имея в виду того или иного благодарного читателя. К тому же его якобы ругали за “полонизмы” – что тут это такое, я не знаю, но в рассказах и впрямь попадаются чудесные обороты, свидетельствующие об отсутствии редактора: “позировать на загадочнoсть”, “танцуя на радостях от виденных радостей”, “благодетельный Кох, довольный своими благодеяниями”, “властная покорительница, держащая под cвoeю властью всю залу”, “смеющиеся губы устало выпятились вниз”, “шелестевший крупный жемчуг”, “Фелицата попросила хоть ненадолго оставить ее одною”.

Но вообще, конечно, как литература все это крайне необязательно, вторично и неоригинально. Ну и он, конечно, латентный расист. И уже употреблял мемасик “гадит англичанка”.

The End Of The Story by Clark Ashton Smith

My rating: 5 of 5 stars

Давно собирался прочесть когда-то купленный пятитомник, его уже и по-русски издать почти успели, а я все никак не соберусь. Но вот время пришло, нам надо сказочек.

Смит, конечно, несколько забавнее унылого графомана Лавкрафта, но до гениального Роберта Эйкмена не дотягивает; у него рассказики тут попроще, каждый висит на каком-то одном крюке. Хотя писать лучше Лавкрафта – не фокус, особенно человеку с фотографической памятью, который для удовольствия читал насквозь  словарь и два раза перечитал “Энциклопедию Британнику”. Слов он, конечно, знает освежающе много, да и фантазия у него попредметнее даже в ранних рассказах.

Особенно освежают всякие игры с четвертым измерением и пространственно-временными червоточинами. Рассказы же о межпланетных путешествиях своей фантазией влегкую убирают пресловутую “страну багровых куч” (и уж, конечно, убогую фантазию Клушанцева). В его космической вселенной, кстати, первая венерианская экспедиция (неудачная) случилась в 1977 году, вторая (удачная, гм) – в 1979м.

Из потешного – он употребляет слово “невыразимый” как научное определение: “половина растений была невыразимыми паразитами”.