Сергей Владимирович Волков's Blog, page 54

В мечтах о революции

Представлять себе картину прошлого в духе собственных иллюзий и верований, неоправданных аналогий, навязанных стереотипов, конспирологических измышлений и проч. (т.е. неадекватно тому «как дело было») – в общем-то вполне безобидно, и трудно иметь что-либо против таких представлений. В подобном способе мышления о прошлом есть только одно неприятное (впрочем, только для самих мыслящих) обстоятельство: их ожидания относительно будущего никогда не оправдываются.

В очередной раз об этом подумал, наткнувшись на размышления новейших (последних года-полутора) эмигрантов относительно перспектив будущего переворота и их собственной в таковом роли. Люди видят себя в роли большевиков (как они ее представляют): вот-де и 1917-го никто не ждал, и даже сами большевики. Но вот «оно» вдруг ка-а-ак разразится, а мы – тут как тут и в дамках. Люди, похоже, совсем не знают, как делаются революции и что такое революционная организация.

Конечно, революционеры не могли знать, когда именно получится, и даст ли шанс тот или иной случай, но они были всегда к этому готовы, располагая созданной за полтора десятилетия сетью многочисленных ячеек в ключевых городах, и прежде всего в столице. Большевики к 17-му – это вовсе не Ленин с неск. десятками эмигрантов в Швейцарии, а многие тысячи активных членов, работающих в среде, восприимчивой к их агитации и притом наиболее «драчливой» (причем представляющие собой лишь часть гораздо более обширной коалиции т.н. «революционной демократии»). У нас же никаких революционных организаций нет, и даже революционного движения как такового (даже националистическое - это что-то на уровне студенческих демонстраций 1870-х годов). А в начале ХХ в. оно в России реально было, почему и были возможны еще до 1905-го стачки с одновременным участием многих сотен тыс. чел. одновременно в десятке крупнейших городов (история рев.движения сейчас не в моде, но знать ее стоит).

Представление о том, что «уличная» революция и вообще насильственный переворот, приводящий к радикальным переменам, может быть делом рук либеральной «общественности» или какого-то верхушечного «заговора», крайне наивны. Весьма характерно, что относительно возможностей этой публики люди, мнящие себя ее современным воплощением, сходятся со своими оппонентами. Отчего, кстати, и версия совершения «февраля 17-го» думскими болтунами и «генералами-изменниками», бывшая в свое время принадлежностью лишь совершенно экзотических придурков от монархизма, стала ныне едва ли не официальной: одни (советофильские и национал-большевистские привластные круги и ухватившиеся за наследие упомянутых придурков красно-монархические энтузиасты) - рады перевести стрелку на ненавистных им «либералов» и вывести из под критики большевиков ("которым лишь пришлось исправлять ситуацию"), другие (нынешние интеллигентские мечтатели о революции) - черпают в этом уверенность в своих возможностях.

Версия вполне бредовая: думские либералы не имели ни малейшего влияния на стотысячные толпы рабочих, вышедших на улицу, перебивших полицию и решивших дело (их вывели те, кто реально и взял власть) а «заговорщикам» никогда бы не пришло в голову развязывать уличную стихию (если бы действительно имел место столь «всеобщий» и «высокий» заговор, монарха бы просто пристрелили руками какого-нибудь «террориста», и в этом случае новый монарх или регентство были бы идеально легитимны в отличие от юридически сомнительного отречения).

Так, чтобы дело сделали одни, а у власти вдруг встали совсем другие (а Вр.Пр-во не имело ни дня реальной власти, ею был созданный еще чуть раньше ПетроСовдеп, представлявший ту самую «революционную демократия», которая и вывела толпы точно так же, как выводила в 905-м) – вообще никогда не бывает, и быть не может: получают власть те, за кем реальные «драчуны». Смешно, право: люди, совершившие революцию, и тут же вдруг оказавшиеся отстраненными кем-то, не имевшим к ней отношения, по определению люди ничтожные. Но если революцию могли совершить столь ничтожные люди, то ничтожность самой власти должна быть уж вовсе беспредельной (что, конечно, совсем не так). Но ни реальный ход событий (которого они часто и не знают), ни результаты их, не позволяющие фантазерам свести концы с концами, их не смущают: убежденность важнее.

В рассуждениях о революциях есть, кстати, еще одно распространенное заблуждение, когда «революционерами» считаются все вообще оппозиционеры. Но есть принципиальная разница между теми, кто хочет изменить систему, и теми, кто хочет в этой системе править или играть большую роль. Вот старые российские либералы революционерами ни в коей мере не были, абсолютное большинство их ничего не имело не только против соц.строя, но и против монархии, они лишь хотели играть в ней ведущую роль («ответственное министерство» и т.д.), и, конечно, это в любом случае бы получили и без потрясений 1917 г. (к тому дело неуклонно и шло) – представить себе в условиях «массового общества» ХХ века какое-то «самодержавие» в ином виде, кроме личной диктатуры какого-нибудь вождя сталинско-гитлеровского типа совершенно невозможно. Революционеры же есть люди, не пишущие статейки или произносящие парламентские речи в разрешенных законом пределах, а ведущие деятельность, за которую «арестовывают» и «сажают» (все тысячи лиц, осужденные «за политику» в нач.ХХ вв. в России хорошо известны персонально – это в основном социал-демократы, эсеры и анархисты).

Занятно, что мечтающие ныне о революции, революционерами в этом смысле отнюдь не являются, рассчитывая, что революцию за них сделает кто-то еще, а они в результате будут править, почему-то полагая, что те, кто это сделает (если таковые вообще найдутся), сами у власти встать не захотят. Гораздо разумнее им было бы рассчитывать сохранить свое место, упрочить и расширить свое влияние при этой власти (потому что она без них в любом случае не обойдется, и тут, по крайней мере, есть о чем говорить).

Революционеров же, особенно уличных «штыков», не густо. Встречал мнение, что 90% поддержки власти населением ничего не значит, важно активное меньшинство, которое выходит и делает дело. Это да, мнение пассивного большинства действительно ничего не значит. Но важно, во-первых, кто именно выходит - меньшинство должно быть весьма «драчливым». На протяжении более столетия строителями баррикад были рабочие, причем не жившие в семейных кирпичных коттеджиках, а именно что легко доступные пропаганде «пролетарии» и разного рода городские подонки. Теперь же такой среды не просматривается. Ныне единственным заменителем такой «отвязанной» среды являются молодежные группировки – футбольные фанаты, байкеры и т.п. Но у нас они либо поддерживают власть, либо находятся под ее контролем.

Во-вторых, если бы даже агрессивное меньшинство и нашлось, важен не так его выход, как - чтобы в него не стреляли (важно, чтобы было кому стрелять - если даже почему-либо войска не будут). Во всех таких случаях власть рушилась не потому, что нашлось несколько десятков тыс. людей, вышедших на улицы, а потому, что не нашлось нескольких сотен, готовых лечь за пулеметы и с ними разобраться. Но при ненависти 90% населения к противникам власти, несколько тысяч готовых лечь за пулеметы среди него всегда найдется (в этом случае «активное меньшинство» бьется еще меньшим меньшинством, порожденным «пассивным большинством»).

Говорят, что «в наше время» никакие революционные организации не нужны: «оранжевые революции» делаются очень просто – флешмобом или вообще стихийно собирается толпа и идет под политическими лозунгами на власть, которая капитулирует. «Оранжевые» - пожалуй. Есть только один нюанс: все «оранжевые» и «бархатные» совершаются против такой власти, которая заведомо ни сама стрелять не будет, ни пулеметов своим сторонникам не раздаст. А против той, про которую известно – что будет, они не совершаются, или заканчиваются плачевным для революционеров образом.

Конечно, в условиях развитого «массового общества» заменителем «революционных организаций», терпеливо раскидывающих сеть ячеек и готовящих через них «боевиков», вполне может быть общая идеологическая накачка (на фоне «накаченности» большинства или значительной части всего населения среди него всегда сами по себе находятся тысячи, готовых за это драться). Но для этого потребны или сильная «природная» традиция (напр., религиозная), либо весьма длительная, в течение многих лет, идеологическая обработка, возможная или под крылом самого государства, или ведущаяся какими-то силами, для чего, опять же, нужны какие-то организационные структуры. Ничего такого в РФ не наблюдается.

Так что никаких революционных сценариев у нас не просматривается (вообще единственно возможный в РФ сценарий смены власти с участием «толпы» - это когда выход последней инициируется или прикрывается какой-то частью лиц самой власти, одновременно нейтрализующей другую часть или, во всяком случае создающей для нее невозможность стрелять), а вот разговоров об этом полным полно – как со стороны противников власти, так и со стороны ее сторонников. Стороны, как говорится, «нашли друг друга»: одни предаются несбыточным мечтам (до известной степени придавая осмысленность своей жизни), а другие пугают мечтателями население и саму власть (создавая впечатление о собственной для нее ценности).

Путин как обломщик кайфа

Очевидная черта нынешней власти – она никому не дает как следует порадоваться и не оправдывает ничьих возлагаемых на нее ожиданий. Внушив некоторые надежды и породив ощущение предстоящего кайфа, она вскоре его обламывает.

Речь даже не о таких ожиданиях, которые она не может оправдать по самой своей чуждой им природе – типа проведения реформ по развитию свободного предпринимательства (приближающих ситуацию хотя бы к китайскому варианту) или борьбы за «возрождение Великой России» и поддержки «русского мира». Людям, всерьез полагавшим, что Путин «заморозит Украину», вызвав падение «хунты» или пошлет усиленное «отпускниками» донбасское ополчение на Киев или хотя бы на Харьков (ну хоть на Мариуполь) пришлось, разумеется, огорчиться.

Кстати, у огорчений такого рода имеются и еще резервы: даже в ситуации, когда капитулировать столь же глупо, как и попадать в саму эту ситуацию, дальнейший «слив» вовсе не исключен: собственно, «Минск» по букве и есть полный «слив», но по факту допускающий затягивание процесса положениями о «согласовании»; при желании это «согласование» можно объявить недостигнутым, но в ином случае ЛНДР, которым деваться некуда, «согласуют» любой вариант и(недавно кто-то в Москве перестарался, и они «согласовали» не только назначение Киевом судей-прокуроров, но и принадлежность Украине Крыма – вот смеху-то было).

Ну это – ладно. А вот разочарование в ожиданиях, проистекающих из природы и симпатий самой власти, наверное, досаднее. Казалось бы, очевидный и давно определившийся курс на «советский ренессанс» и «неосталинизм» все никак не обретет логичного оформления. Большие надежды связывались с 9 мая. Не только кто обычно, но и люди типа бывшего демократа В.И.Третьякова заговорили о том, что надо бы украсить площадь портретом Сталина, и вообще «перестать стесняться своей истории», драпируя Мавзолей. Но не сбылось, Лукичево капище опять замаскировали чем-то голубеньким (кумач из оформления вообще исчез), усатого не вывесили и даже Сталинград не вернули. Разочаровали людей и обидели.

Или вот на поднятой волне всеобщей ненависти к «либералам», которые есть то ли 5-я, то ли 6-я колонна «врага унутреннего», создалось было впечатление, что их если и не сажать начнут, то уж из правительства и вообще истеблишмента ну непременно попрут (а тогда, глядишь – чуть ли не «плановая экономика» восстановится). Вот-вот, вот-вот… а все никак. Сидят они себе, как сидели, и в Центробанке, и во всех структурах, и даже комплименты сверху получают. А добрым людям опять обидно.

Вообще на фоне событий последнего года расцвели самые грандиозные ожидания. Фантазировали, например, что коль скоро с «Западом» теперь конфликт (а тот есть олицетворение мирового капитала), то РФ теперь встанет во главе всех левых сил в мировом масштабе, придав идее социализма (какой-то новой, обновленной и т.п.) второе дыхание. Логично же! Или, напротив, Путин бросил вызов Западу как защитник традиционных ценностей против содомитов и вольнодумцев, и теперь правые силы всего мира, сплотившись вокруг него как носителя консервативного начала, покончат, наконец с «разложением». Тоже логично.

Было бы логично, конечно, если бы какой-то принципиальный и сознательно инициированный «вызов» вообще имел место. Но дело куда как скромнее: очутившись вследствие своей политики всего предшествующего времени (а другой он, как продолжатель соввласти, безусловно признающий легитимность «республик СССР», проводить и не мог; до сих пор, взяв от отчаяния в качестве «утешительного приза» Крым, внутренне чувствует себя воришкой и «нарушителем») после киевского переворота в полном дерьме перед лицом превращения всей Украины во враждебный форпост, он лишь вынужден как-то трепыхаться и пытаться хоть немного исправить эту ситуацию (эти люди начисто лишены мышления государственного, мыслят либо шкурно, либо идеологически, но есть какой-то минимум понятий о безопасности, и перспектива американских ракет под Черниговом в него укладывается). Тут не до «вызова».

Логика в поведении «всех разочаровывающей» РФ-ной власти на самом деле есть. Она в том, чтобы сидеть как можно более спокойно и комфортно в устраивающей ее «стабильности», для чего по возможности избегать обязывающих к чему-то шагов, а резкий клон в ту или иную сторону именно и есть «обязывающий» момент, предполагающий какие-то действия, которые неизвестно к чему приведут. Поведение это облегчается тем, что число вообще чего-то от нее «ожидающих» (имеющих ясные идейно-политические предпочтения) в целом очень невелико, несколько процентов населения, а для остальных достаточно общего имиджа «носителя порядка», «патриота», «укротителя олигархов» и т.п. (который, в общем, имеется). Так что она вполне может себе позволить обижать и разочаровывать политически озабоченных лиц разного рода.

В том, что зависит от нее самой, она всегда будет вести себя в рамках этой логики. Но от нее зависит далеко не все, так что исполнение любых ожиданий может быть обусловлено действиями внешних по отношению к ней субъектов (как это не раз случалось и в том же украинском конфликте и еще, вероятно, случится в дальнейшем; хотя непосредственно противостоящие друг другу люди рвутся в бой, я не очень удивился, когда ожидавшегося полномасштабного возобновления боев в апреле-мае не случилось: Киев боится, а ВСН держат на коротком поводке, и если к августу оно и случится, это будет результатом каких-то решений, принятых за пределами Москвы). Вот на «вызовы» других в своей что внешней, что внутренней политике РФ пока позволить себе не реагировать не может.

salery @ 2015-05-30T11:45:00

Недавно на семинаре по истории РИ затронут был вопрос о сословиях (когда там они сформировались и сформировались ли). Мне вот эти разговоры и попытки навязать какие-то «критерии» для определения, что есть сословие (какими признаками они должны непременно обладать), всегда казались неразумными и несостоятельными, поскольку даже в обществах, которые принято считать «классически»-сословными соответствующие социальные группы им не соответствуют (ни французское духовенство, ни «третье сословие», означающее все остальные 98% населения, самого разного статуса, в этом смысле никакие не сословия).

Важно, что существуют группы населения, вполне очевидно отличающиеся друг от друга по статусу и правовому положению, и существуют они в традиционных обществах практически всегда, а как их называть – дело десятое (по мне - логично называть сословиями достаточно крупные, коих обычно в пределах десятка, но можно и «сословными группами», а вообще-то групп с различным правовым статусом может быть до полутора сотен).

Говорить же о «сословном» представительстве (и органах, якобы это представительство осуществляющих) можно только весьма условно, поскольку в большинстве случаев речь идет о консультациях власти с представителями крайне малочисленных и приближенных к себе элитных групп. И если, скажем, мнение, что русские земские соборы были совещанием государства со своими собственными агентами, вполне справедливо, то про французские Генеральные Штаты, учитывая их реальный состав, можно сказать примерно то же самое. Среди депутатов от «третьего сословия» большую часть составляли чиновники (одних только коронных чиновников в 1576 г. из них было 35%, в 1588 г. 43,8%, в 1593 г. 47,3%, а в ГШ 1614 г. коронными и муниципальными чиновниками были 75,3%; обычных горожан насчитывалось только 9,1%).

Фактически же власть в этих органах имела дело главным образом с дворянством, т.к. депутаты «от духовенства» (представлявшие высший клир) – это почти полностью те же дворяне, только младшие сыновья, а среди депутатов «третьего сословия» до половины и более тоже были дворянами (в 1614 г. – 52%, причем 38% владели сеньориями). Английский парламент XVII в. и вовсе на 90% представлял землевладельческую элиту. Разумеется, в политическом смысле степень «автономности» высших сословий от власти была очень разной (на Руси – вообще практически никакой), но в социальном плане тут все вполне однозначно.

Маленькие радости

В очередной раз несколько заработавшись, абстрагировался я от происходящего. А тут, оказывается, начали готовиться к юбилею ВОСРы (ныне переименованной из «октябрьской социалистической» в «русскую»), причем министру культуры было поручено озвучить некоторые тезисы (ЦК КПСС ежегодно публиковал свои «призывы» к этой дате, но тут вот только к круглой вспомнили традицию). Сами тезисы (большевики были «за Россию», мы преемники, как РИ, так и СССР, а потому давайте примиряться и соглашаться), в концентрированном виде выражающие идеологическую основу нынешнего режима (нацбольшевизм неосталинистского толка), новаций не содержат.

Обративший на них внимание 64vlad прокомментировал их по существу довольно сдержанно, можно, конечно, и резче, вплоть до нецензурной лексики (они вполне это позволяют), но особо-то сказать (все уж многократно сказано) нечего (умиляет разве что сетование на участие во «внутренней разборке» иностранцев: мировая революция и установление всемирного торжества коммунизма как внутрироссийская проблема - некоторая изюминка, но в конце-концов - лишь небольшой штришок во всем этом идиотизме).

Меня больше порадовало сопутствующее проявление этого настроя, выраженное тем же министром: «Мы придерживаемся четкой позиции, что свидетельства советской эпохи должны оставаться и напоминать о силе человеческого духа, боевом и трудовом героизме наших предков. Только так можно добиться историко-культурной преемственности, необходимой для будущего России. Что касается памятников Владимиру Ильичу Ленину, то они, несомненно, являются частью нашей исторической идентичности, и Министерство культуры сделает всё, от него зависящее, чтобы сохранить их».

Это то, что сам Лукич называл «ценными признаниями». Что историческую идентичность человеко-совка составляет именно ленинско-большевицко-коммунистическое наследие – кто б спорил… Но как-то они после 91-го все стеснялись открытым текстом об этом говорить (говорила в основном их обслуга и сочувствующие), все больше о «русском мире» да «Великой России». Отчего развелось множество «наивняков», полагающих, что у власти никакие не совки, а русские патриоты, сохраняющие это самое наследие лишь из жалости к «ветеранам».

Вот всегда говорил, что если люди хотя бы формально отказались от советчины, к ним можно относиться как угодно, но, по крайней мере, с ними можно иметь дело. Но с теми, кто от нее не отказался даже словесно, дело иметь в любом случае нельзя. Сопряжение подчеркивания своего «ленинского» происхождения с претензиями на присвоение того, борьба с чем была смыслом жизни и деятельности самого Лукича – проблема их внутренней (по необходимости шизофреничной) идеологии, это пусть они выдумывают себе всякие завихренческие конструкции.

Но при общении с нормальными людьми от них достаточно простого ответа. Слушай, друг, а что, «идентифицируешь» ты себя с «именем и делом В.И.Ленина»? Если да – ты совок и иди туда-то и туда-то. Вот этот простой ответ они и дали, как не могут не дать всякий раз, когда вопрос ставится прямо.

Ведь этот самый «В.И.Ленин» - фигура такого рода, что не допускает никаких, ну совершенно никаких «дуалистических» толкований. Это нечто даже гораздо более определенное, чем «социализм», «коммунизм», «сталинизм» или «советская власть» (эти вещи, взятые как абстракции, хоть с трудом, но оставляют место для «индивидуальной интерпретации»). Но эта конкретная личность со всеми ее деяниями и писаниями совершенно однозначна. Она символизирует пропасть, по обе стороны которой может быть, конечно, разное, но при всей разности абсолютно несовместимое с тем, что находится на другой стороне.

Экскурсионные впечатления

На днях ездил с приятелем в г.Александров, который ранее не осматривал (помню только в раннем детстве, когда из Москвы и области отправлять продуктовые посылки было запрещено, мать, чтобы это сделать, ездила именно туда – в ближайший город Владимирской области). В небольших городах я люблю бывать, запечатлевая сохранившуюся старую застройку (это у меня лет с 11-12), но в этом отношении Александров не порадовал: если в некоторых уездных городах центр или какие-то районы сохранились почти нетронутыми, тут удалось сделать всего-то десятка полтора кадров. В остальном город вполне себе ничего: в основном, кроме центра, одно-трехэтажный, цены несколько ниже, чем в Москве (а в кафе, где питались – почти втрое ниже аналогичных московских), гостиница отличная (заполнена, правда, едва на 10%); худшее впечатление – совершенно разбитые дороги, причем – даже тротуары.

Посещение местных музеев оставило, помимо прочих, впечатление, что народная инициатива и вообще сознание идет явно впереди пока еще «положенного» подхода. Экскурсия по знаменитой Слободе (благоустроенной в лучшем виде), даже со скидкой на то, что Грозный – главный местный бренд, представляла сплошную апологию ее обитателя, который представал светочем всего современного ему цивилизованного мира, оболганным Карамзиным («писавшим в основном по иностранным источникам»). При том, замечу, что сама экспозиция, включавшая картины известных «злодейств», ничего такого не предполагала. Однако комментировалась она в духе «это все неправда, а если что и правда – то так и надо было».

В другом случае – в музее «101-го километра», посвященного сидельцам-страдальцам (коих, коль скоро такой специальный музей, полагалось жалеть), девушка-экскурсовод добросовестно выдержала линию и говорила, что положено, но после экскурсии не преминула заметить «от себя», что вообще-то «шпионы» – они шпионы и были, а диссиденты – вообще отъявленные мерзавцы-предатели. Кстати, самый модный в городе ресторан – «СССР» (его нам первым делом рекомендовали; и вот тут цены равны московским), где перед входом разъясняется, какое чудесное это было государство (внутри – манекен советского солдата, портреты, знамена и все такое, но кормят, конечно, много лучше, чем в советских ресторанах брежневской поры, вот тут полного соответствия эпохе достичь не удалось).

Приятное впечатление произвел музей купеческой усадьбы (по совместительству и художественный): при крайней скудости выделенных средств (что бросалось в глаза) удалось из загаженного до 92-го года совучреждениями здания сделать-таки «конфетку». Вопрос о судьбе владельцев усадьбы экскурсоводу, правда, не понравился: сказано было лишь, что дети их были бездетны - «так что никаких наследников быть не может».

А вот «Литературно-художественный музей Марины и Анастасии Цветаевых» несколько озадачил. Во дворе музейного дома (подумал было, что это и есть тот, где они жили) обнаружилась неглубокая, но обширная яма. Оказалось, что здесь-то мемориальный дом еще полтора года назад и стоял, но стал ветшать, и областное начальство, найдя его вид непрезентабельным, приказало заменить новоделом, однако выделенных денег хватило только на то, чтобы снести подлинник (который, собственно, и был единственным экспонатом, ибо никаких иных, кроме увеличенных копий фотографий, там нет; это, как было сказано, «музей метафор»). Московские традиции лужковского времени (где возведение на месте сносимых исторических зданий их копий вошло в привычку) у соседей, как видно, живут и побеждают.

Еще раз о природе РФ-ного режима

В последний год в близких мне кругах стали заметны две точки зрения на природу РФ-ного режима (проще говоря – «насколько это «Совок»), одну из которых я бы назвал излишне оптимистичной, а другую – излишне пессимистичной, ибо ситуация на самом деле может быть выражена формулой «РФ есть ТОТ же Совок, но не ТАКОЙ же». Отрицать, что РФ – это тот же Совок – совершенно невозможно. Не потому, что он сохраняет часть соответствующей символики и все атрибутивное наследие (это лишь следствие), а потому, что само государство РФ не дает нам возможности думать иначе, откровенно и однозначно формулируя в государственно-правовых нормах, что оно является продолжателем СССР.

Тут все предельно ясно и четко. Всякое государство рассматривает борьбу против своего государственного и общественного строя как преступление, а службу ему как заслугу. Так вот, исходя из того, что само государство считает «своим», РИ – это одно государство, а СССР-РФ – другое, причем ему антагонистичное. И законодательство, и юридическая практика РФ исходят из того, что лица, боровшиеся против советской власти, государственного и общественного строя СССР, есть преступники и враги РФ - как если бы они боролись против самой РФ.

Поэтому осужденные при Совке реабилитируются (уже сама постановка вопроса о «реабилитации» указывает на то, что законодательство РФ исходит из советского; советской власти «реабилитировать» борцов против РИ в голову не приходило) только по мотивам «недоказанности», «нарушений законности» и «неопасности деяний» (те составы преступлений, которые по нормам РФ не наказуются). Но те, относительно кого твердо установлено, что они вели реальную борьбу против большевиков и СССР, а тем более с оружием в руках, и были осуждены с соблюдением всех норм советского права, не реабилитировались. (Любопытно что отказывалось в реабилитации и в тех случаях, когда суда не было, но была реальная борьба - как, напр., после расстрелов целыми семьями из-за восстаний в 1918 г., - тем их членам, кто, как было известно, реально «стрелял», и в тех случаях, когда «стрельбы» не было, но был «настоящий» суд – как, напр., членам ВСХОН 60-х гг.)

Вопрос о том, что человека следует реабилитировать потому, что он боролся против «плохой» власти, в РФ никогда и стоять не мог: юридически советская власть для РФ однозначно «хорошая», РФ ее официально продолжает. Тогда как те, кто боролся против РИ и квалифицировался ее юстицией в качестве преступников (а в СССР на этом основании, напротив, пользовался привилегиями), в РФ не только не считаются преступниками, но, напротив, их память почитается и благоговейно охраняется. И напротив, служба «старому режиму» была в СССР фактором криминализирующим, а служба СССР в РФ рассматривается как служба самой РФ. Так что относительно того, Совок РФ или нет – вопроса быть не может: это одно и то же государство.

Однако считать РФ-ный режим таким же, как ленинский, сталинский или даже брежневский – совершенно невозможно (опять же, не потому, что он разрешает ставить одиночные памятники тем, кому раньше было нельзя – Сталин тоже так делал). По факту – это совершенно другой, отличный от всех них вместе взятых, Совок: сохранивший персональную (заправляет в основном советская номенклатура) и идеологическую преемственность, но утративший реальное наполнение последней, свою внутреннюю природу.

СССР при всех режимах руководствовался создавшей его идеологией, целью и смыслом его существования оставалось (когда в более агрессивной, когда в мирной формах) торжество коммунизма в мировом масштабе (именно этим обусловлено было его противостояние с остальным миром, до конца своего существования он поддерживал везде именно коммунистические партии, а остальных – в зависимости от того, насколько они руководствовались «последовательным марксизмом» и «социалистическим выбором»); он делал это с тупой настойчивостью, даже когда это вредило его геополитическим позициям как государственного образования.

РФ совершенно очевидно коммунистической идеологией не руководствуется, более того, ее социально-экономический строй находится в прямом противоречии с ней. Теперь, если за рубежом поддерживаются какие-то партии – то совсем не коммунистические, а заявляющие о приверженности «традиционным ценностям», а то, что в союзниках у РФ оказались в основном коммуноидные режимы, объясняется в основном как их собственным выбором (тяготением хотя бы к бывшему «оплоту социализма»), так и тем, что других просто нет.

Не отменяет сказанного ни то, что экономика РФ остается несвободной и полусоветской, ни то, что достаточно влиятельные круги жаждут придать геополитическому противостоянию вновь идеологический характер (причем именно как борьбе всемирных левых сил против «мирового капитализма»), ни то, что население РФ глубоко совковое и в массе соответствует «советско-ренессансным» тенденциям. Как его в зависимости от собственных взглядов и моральных установок ни оценивать, а режим РФ в любом случае совершенно иной, чем любой (и все вместе взятые) до 1991.

Да, ситуация совершенно бредовая и здравому смыслу противная. Соввласть и СССР были созданы компартией для реализации ее доктрины и никакой иной цели не имели; поэтому быть совком, не будучи коммунистом, совершенно невозможно и противоестественно. Однако как факт совки-некоммунисты существуют и даже преобладают (лидер компартии, в качестве vip-персоны вне очереди прикладывающийся к мощам – нечто, казалось бы, вообще запредельное – а тоже факт).

Ну и политика РФ поэтому тоже бредовая. Понятно, например, что любая «великодержавно-возрожденческая» политика на постсоветском пространстве, исходящая из признания правомерности возникновения и существования на месте исторической России Советского Союза, может быть только провальной. Она и была, и есть, и будет провальной. Но она, тем не менее, проводится – за невозможностью для РФ другой. Полностью очиститься от дерьма своих предшественников – значит перестать быть Совком, но значит – и лишиться опоры преемственности. Однако, поскольку и этот режим уже не такой, а качественно отличный от бывшего до 1991, следующему поколению будет уже относительно легко это сделать.

Еще раз о символах

О значении символики приходилось писать не раз. Оно на самом деле определяющее – именно потому, что символика призвана предельно кратко, ясно и полно выражать сущность. Важны, разумеется, не отдельно взятые символы и «случаи», а взятые «по совокупности». Одно дело - господствующий в данном пространстве атрибутивный комплекс, однозначно характеризующий идеологические пристрастия государства или организации, и совсем другое – присутствие каких-то инородных элементов на таком поле, вопрос о принадлежности которого к данной идеологии просто не стоит. Соответственно, и шизофренические поиски отдельных «враждебных» знаков на своем поле, и стремление пристроить какие-то отдельные «свои» символы в чужое идеологическое пространство – занятия равно бессмысленные. Имеет смысл говорить только о замене одного комплекса другим.

Поскольку люди в большинстве просты, власти проще всего объясняться с населением именно на языке знаков и символов. Не приходится удивляться, что ответная реакция бывает крайне курьезной. Недавно только какие-то кретины учинили скандал из-за «фашистских солдатиков»; ребенок, стало быть, играя в ВОВ, должен заставлять «советских» солдатиков воевать с «советскими» же. А на одном из антипутинских сайтов «нацлидера» уличали тем, что на упряжи лошади, на коей тот скакал где-то в Забайкалье, обнаружили свастику (в тех буддийских краях символ счастья и процветания).

Конечно, и отношение самой власти к своей символике может доходить до полного идиотизма (юзер heijo недавно цитировал документ, согласно которому северокорейцу при начале войны первым делом надлежит «переместить в безопасные места - подземные туннели и др. и защищать портреты, гипсовые и обычные статуи Великого Вождя, статуи членов семьи революции, произведения искусства, на которых запечатлен образ…» и т.д.). Но, потешаясь над подобными проявлениями, совершенно не стоит пренебрегать темой символики вообще, поскольку в сколько-то идеологически озабоченных режимах (а РФ-ный тут один из первых, коль скоро дело уже дошло до уголовного преследования за мнения, неуважительные по отношению к принятым в обществе) именно нюансы такого рода (типа преобладания тех или иных цветов на декорациях) позволяют судить об изменениях «генеральной линии» (пусть и очень скромных). Например, наблюдая ежегодно за обстановкой тех же парадов, можно вынести абсолютно те же впечатления относительно колебаний градуса «совковости», что из объективных подсчетов количества соответствующих передач по основным ТВ-каналам (я как-то публиковал такой график за 2004-13 гг).

Влияние на такие вещи соседских примеров не следует переоценивать. В связи с недавно принятыми на Украине антикоммунистическими законами юзер alex_vergin высказал мнение, что «создав здесь, у нас под боком, русскоязычное пространство совершенно без лениных, кировых, дзержинских и т.д., Украина тем самым подвела бы под путинский режим бомбу огромной мощности». Теоретически это могло бы быть так, но, увы, обстоятельства сводят значение этого почти к нулю, отчего беснование по этому поводу советской сволочи в РФ (всякое поругание святынь даже вне пределов ее непосредственной компетенции для нее что нож острый) не может особенно обнадеживать. Ибо: 1) это имело бы эффект только при возвращении старых названий, а не замене на мазепо-бандеровские, 2) такого подарка укросамостийники нам не сделают, 3) это происходит на пространстве, из коего русскоязычие как раз изгоняется, 4) на том, где оно сохраняется «ленины», напротив, восстанавливаются.
Значение для характеристики режима имеет вовсе не то, привносит ли он новую атрибутику, а то - ликвидирует ли старую. Важно - угощают ли вас действительно новым тортом, а не какими вишенками украшен старый (купившимся после 45-го на сталинские «вишенки», только и удовольствия оставалось, что любоваться на погоны, которые теперь появились на плечах вертухаев).

Так что если среди «лукичей» где-то в кустах на Кропоткинской спрятали одинокого императора или неподалеку от мемориала тем, кому были «нужны великие потрясения», установили Столыпина или после продолжавшихся полтора десятилетия дебатов вернули в губернском городе какую-нибудь одну «Всесвятскую» между сотней «Советских» и «Коммунистических» – это не то чтобы даже ровно ничего не значит, а значит, скорее, нечто весьма скверное. Потому что когда имеет место добавка во вполне самодостаточный идеологический комплекс некоторых элементов символики другого – антагонистического, то эти элементы-«вишенки» играют роль самую жалкую и унизительную и объективно подвергаются глумлению (хотя субъективно, конечно, приятнее жить пусть и на единственной в городе улице с настоящим названием).

В ином случае вполне можно было бы оставить статуй какого-нибудь, прости Господи, Добролюбова-Чернышевского, но насколько уютно было бы ему (ну – его поклонникам) в окружении изваяний «царям и их сатрапам»? Хотели бы они такого «признания заслуг» от тех, кто их допустил на правах «ну ладно, пусть тоже будет» в торжествующую ныне в бронзе ненавистную им при жизни компанию? В общем-то, действительно, всему может найтись место под солнцем, и там, где острота былых противостояний ушла, встречается всякое, но в любом случае общее лицо «атрибутивного комплекса» всегда совершенно однозначно, ибо важны пропорции.

Сложившаяся в РФ к настоящему времени идеология (пусть и параноидальная по сути - составленная из взаимоисключающих элементов) вполне определенна: это одна из разновидностей «национал-большевизма» - современная интерпретация «сталинского ампира». Соотношение между различными элементами в ней может меняться (в чем и выражается эволюция), но базовая часть неприкосновенна. Другое дело, что атрибутивный комплекс этой идеологии несколько «отстает», оставаясь чисто большевицким в гораздо большей мере, «чем задумано», почему и может еще разбавляться.

Но никакие новые «Скобелевы-Столыпины» ничего тут принципиально не изменят. С другой стороны, ничего не изменят и несколько уже воздвигаемых Сталиных. Не изменят и 1000 Сталиных. Потому что 1000 Сталиных на многие тысячи Кировых-Калининых-Свердловых-Дзержинских, каждого их коих он не хуже, (а тем более 100 000 Лениных) – это капля в море. Ну неужели не понятно, что и при соотношении внутри атрибутивного комплекса между «русским» и «советским» как 1:100 (как ныне), и при 20:100, и при 60:40 идеология останется прежней? Вот обратная нынешней пропорция означала бы, что она изменилась. Но тогда мы жили бы в другой стране.

Д.Фридман и польская «прокладка»

В течении нескольких дней пришлось видеть сразу целый ряд ссылок на какую-то речь главы частной разведывательно-аналитической компании Stratfor Д.Фридмана (он вроде бы какое-то время назад даже в РФ приезжал: в МГИМО и вообще людей посмотреть). Этот Фридман производит, надо сказать, очень симпатичное впечатление: искренний американский патриот, преданный интересам своей империи (которую он не стесняется называть тем, что она есть), рационально мыслящий и чуждый политкорректным условностям.

Но вот эта самая речь, на которую были ссылки, показалась довольно странной. Что основной целью американской политики в ХХ-ХХ1 вв. в Европе было и остается недопущение даже малейшей тени союза России и Германии, это-то само собой (хотя, вопреки надеждам наших германофилов, реальная возможность такого альянса просматривалась крайне редко). Но создание прокладки из лимитрофов от Польши до Румынии как метод их взаимоизоляции – это из какой-то другой оперы. Едва ли ему неизвестны азы геополитики, сформулированные тысячелетия назад древними китайцами («враждовать с соседями, дружить с дальними странами»).

Так, собственно, чаще всего и происходило: дружба «через соседа» несравненно более принятая вещь, чем с соседом, с которым-то обычно и воевали (напр., вопреки представлениям, что «всегда англичанка гадила», в XVIII в. гадила в основном «француженка» - и по тем самым соображениям: Турция, Польша и Швеция - ее союзники против третьих стран – были соседями России). Так и наличие между Россией и Германией независимой Польши гораздо лучше располагало к согласию между ними (за счет последней), чем общая граница. Поэтому как раз исходя из заявленной цели «прокладка» бесполезна (в других целях – иное дело). К тому же как при современных средствах общения можно таким образом «изолировать Россию от Германии?

Да и вообще по части подозрительности к немцам там явный перебор. Ну известно, положим, что там негативно относится к международной` политике США и РФ примерно одинаковый процент населения. Но опущены-то немцы (имеется в виду не военное поражение, которое само по себе их морально не опустило, а последующая тотальная обработка с промыванием мозгов новому поколению) не русскими, а американцами, и опущены целиком в духе, соответствующим американским интересам. И зависят они во всех отношениях от США, а от РФ не зависят нисколько. Так что это «неоправданное беспокойство» вроде бы ни к чему. Ну не хотят они сейчас, понятное дело, принимать на себя все неприятности, проистекающие из украинского вопроса – так это в общем такая ерунда, что не стоит каких-то пропагандистско-провокаторских акций (все равно никуда не денутся).

Что-то темнит этот парень... Прокладка-то, подозреваю, нужна не ради предотвращения того, что и так практически невероятно, а по иным соображениям, а объяснение с кивком в сторону немцев – разве что дополнительный изящный жест.

salery @ 2015-04-13T09:22:00

Юзер ivanov_petrov поместил большой отзыв на книгу о соц. структуре РФ, который мне показался весьма примечательным. И он, и комментарии отражают некоторую растерянность перед неопределенностью этой самой структуры («как делить», «есть слой – нет слоя»). И это не оттого, что люди далеки от темы, а потому, что объективно имеет место изменение измерительной линейки. То есть на самом-то деле соц. слои и группы вполне себе наличествуют и общество структурируется вполне определенным образом, но общественное сознание к такому делению еще не привыкло.
Точно такого же рода трудности приходится испытывать при описании, например, европейских (и отечественной, естественно) соц. структур второй половины XIX в., когда идущий уже почти столетие процесс смены привычного сословного деления «профессионально-функциональным» получает очевидное завершение (отчего, в частности, в сфере моих увлечений основной интерес представляет такая вещь, как соотнесение состава новых элитных групп с прежними сословиями). Но если для того времени имеется целый ряд конкретных исследований по тем или иным соц. группам, основанных на объективном материале, в целом позволяющий судить о предмете, то для современности их практически нет. Что, собственно, и создает проблему.

К вопросу о корпоративной идеологии

Воспитанная журналюгами публика обожает поверхностные сравнения, почему и норовит найти современным ей реалиям исторические аналогии. К таковым относится и представление о наличии у современной элиты некой общей корпоративной («сословной») идеологии. Такая идеология (как и некоторые другие вещи) действительно достаточно «универсальна». Только она появляется не вдруг, а само по себе наличие некоторого слоя, принадлежность к которому каждого конкретного лица вполне очевидна, или известная общность интересов вовсе не предполагает наличие такой идеологии. Ее формирование обычно занимает период жизни нескольких поколений и требует некоторых условий. Поэтому, например, для возникновения представлений о сословной чести русского дворянства потребовалось около столетия, а корпоративное самосознание советской номенклатуры не могло начать складываться ранее 50-х годов.

Среди потребных условий для этого видятся, как минимум, наличие реальных и хотя бы квазиюридических привилегий, если не сознательно поощряемое, то хотя бы благожелательное отношение к этому власти, некоторое единство слоя (неделимость его на несколько слоев с трудно переходимыми границами) и определенные гарантии личной безопасности. Нет этого сочетания – нет «сословной» идеологии. Какие-то отдельные лица, разумеется, всегда могут чрезвычайно гордиться тем, что являются носителями какой-то сущности или традиции (равно как другие отдельные - не находить в этом «ничего такого»), но разница между ситуациями, когда в одном случае имеются «отдельные не гордящиеся», а в другом - лишь «отдельные гордящиеся» – полярная: в первом случае сословная идеология есть, во втором – ее нет. Когда какие-то условия исчезают - постепенно умирает и корпоративное сознание.

Следует также различать представления о «чести и достоинстве» собственного клана, рода, семьи как чего-то отдельного и – как части некоего целого. В последнем случае «достоинство» осознается как происходящее именно от принадлежности к этому целому, и только это и позволяет слою выступать на политической сцене как что-то хотя бы относительно целое, тогда как обычно «клановое» сознание препятствует формированию корпоративного.

Поскольку из общения с аудиторией я вынес впечатление, что хуже всего воспринимается как раз разница между объективным положением слоя и его самосознанием, а также представление о том, что честь «семейная» и «корпоративная» – вещи абсолютно разные, напомню вкратце некоторые реалии отечественной истории.

В XVII в. понятия «дворянского сословия» не существовало, но круг лиц, относимых к тому, что позже так называлось, очерчивался абсолютно четко: это были служилые люди «по отечеству»; формальная принадлежность к этому слою выражалась в наделении человека поместным окладом, выдача ему грамоты на земельное владение и занесении его в разрядные списки. Государство, исходя из необходимости поддержания нужного ему соотношения между потребностями фиска и службы, последовательно проводило политику, направленную на максимальную обособленность всех вообще сословных групп, но прежде всего это касалось именно этой. Обязанность службы «дворян и детей боярских» была наследственной, и они, в отличие от низших служилых людей «по прибору» (пушкарей, стрельцов, городовых казаков и др.), которые набирались из вольных людей, посадских, крестьян, если имели землю, обрабатывали ее сами, не были обязаны службой по рождению и могли свободно переходить в состав других групп, законных возможностей изменить свое социальное положение они не имели.

В случае необходимости государство, разумеется, могло поверстать поместным окладом кого угодно (после Смуты и гибели большинства дворян это пришлось сделать в массовом порядке), но никакого регулярного пути перехода в эту группу не существовало, и грань между служилым человеком «по отечеству» и «по прибору» была непроходима. Более того, по общему правилу пополнение ее со стороны в обычных условиях считалось недопустимым. При верстании в службу окладчикам предписывалось верстать исключительно потомственных детей боярских: «от отцов детей, от брата братьев, от дядь племянников» и под крестным целованием категорически запрещалось верстать «поповых и мужичьих детей, холопей боярских и слуг монастырских», и вообще под угрозой «всякого разорения без пощады» запрещалось верстать «детей неслужилых отцов». Причем со временем ограничения ужесточались.

Так что формально единый слой (все высшие по отношению к рядовым «дворянам и детям боярским» чины равно служили на том же праве) существовал. Более того, аристократическое начало, свойственное всему периоду Московской Руси, наиболее очевидно проявлялось не только в монополизации высших чинов и должностей ограниченным числом родов, но и в гипертрофированных понятиях родовой чести, выражавшихся в т.н. «местничестве», которое к середине XVI в. приобрело уже самостоятельное значение, неподвластное и монархам, даже самые решительные из которых, как Иван Грозный, вынуждены были терпеливо сносить нарушающее интересы службы неповиновение, основанное на местнических претензиях. Речь шла при этом не о происхождении и древности рода, а именно о служебном положении его по отношению к другим родам (множество княжеских родов рюриковичей считались на московской службе в числе второстепенных и даже третьестепенных). Занятое однажды положение при совместной службе двумя лицами, передавалось по наследству их потомству и боковым родственникам, никто из которых не согласился бы принять на совместной службе более низкую должность, чем человек, предок которого в том же колене занимал должность ниже его собственного предка.

Со временем это приводило к установлению общего взаимоотношения между целыми родами. Этот порядок не допускал доступ в высший круг новым людям и родам; по формуле «неродословным людям с родословными и счету нет» такой человек не мог заявлять претензий на место в нем. Ряд родов стоял настолько высоко, что в принципе не допускалось сравнения его с заметно более низкими родами. Личные заслуги также не имели при этом никакого значения (спаситель России князь Дмитрий Пожарский обычно проигрывал местнические споры). Понятие родовой чести было центральным в психологии служилого человека, и он готов был терпеть опалы и унижения, лишь бы своей уступкой не нанести ущерба роду, своим родственникам и потомкам.

И вот на фоне такой гипертрофии понятий о родовой чести, в Московский период совершенно отсутствуют понятия о чести корпоративной – представления о дворянском достоинстве, дворянской сословной чести. Соответственно отсутствовало и понятие о личной чести служилого человека как представителя своего сословия. Государственная власть не только не способствовала развитию подобных представлений, но объективно ее политика этому препятствовала. Пожалование чинов в соответствии с происхождением, когда человек в большинстве случаев оставался на том же уровне, что его предки, фактически разбивало сословие на относительно замкнутые разряды и препятствовало осознанию дворянами своего корпоративного единства, а полная и пожизненная зависимость от государства, не меньшая, чем любого другого подданного, не позволяла развиться чувству собственного достоинства.

Поэтому дворянам в то время была чужда, например, забота о «чистоте» своих рядов и понятие о достоинстве своего социального положения. Более того, был вполне обычным добровольный переход дворян и детей боярских в холопы к богатым землевладельцам, то есть из наиболее высокой в наиболее низкую в правовом отношении социальную группу. Тяготясь службой, человек предпочитал более спокойную или сытную жизнь в униженном состоянии более опасной жизни в качестве служилого человека «по отечеству». Поэтому законодательство XVI-XVII вв. пронизано запретами на такие переходы. Еще Судебник 1550 г. требовал «детей боярских служилых и их детей, которые не служивали, в холопи не принимати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит». Приходилось предпринимать «розыски»: «Которые дворяне, не хотя государевой службы служити, воровством из службы побежали, и иные, покиня поместные и вотчинные земли, били челом в дворы к боярам и всяких чинов людям и кабалы служилые на себя дали и в дворах поженились на крепостных девках: и тех всех… из боярских дворов взяти в службу и написати с городы по поместью и по вотчине». По Уложению 1649 г. дворяне оставлялись в холопах только в том случае, если, будучи однажды возвращены на службу, вновь поступали в холопы к другому владельцу.

«Переформатирование» дворянства в первые два десятилетия XVIII в., когда, с одной стороны, множество беднейших дворян, чье фактическое положение и образ жизни не соответствовали представлениям о члене высшего сословия было положено в подушный оклад и исключено из числа дворян, а с другой - в его состав вошли на основе выслуги представители податных сословий, хотя и способствовало представлению о престиже сословия и сделало его более однородным, но не могло еще привести к формированию тех представлений, которые хорошо известны для второй половины XVIII – первой половины XIX вв.

Во-первых, положение большинства дворян было еще не таково, чтобы особенно им дорожить. Тяготы службы резко возросли (если ранее рядовой дворянин практически всю жизнь проводил в своем поместье, призываясь только в случае походов и реально служил в среднем не более двух-трех месяцев в году, то с созданием регулярной армии служба неизбежно приобрела ежедневный характер, так что теперь он мог попасть в свое имение лишь увечным или в глубокой старости), при том, что 80-90% дворян тогда всю жизнь служили нижними чинами, а не офицерами (когда после указа 1736 г. появилась возможность выйти после 25 лет службы в отставку, даже относительно молодые и беднейшие дворяне предпочитали собственноручно пахать землю, а не служить в армии). Поэтому многие стремились уклониться от службы вплоть до перехода в податное состояние – записи в однодворцы (при ревизии 1719 г. часть переходила в подушный оклад добровольно). И позже часть дворян записывались в другие сословия, в частности в купечество.

Во-вторых, политика власти была объективно противоречива. С одной стороны, очень много делалось для поднятия престижа государственной службы, на базе которой, собственно, и основывался статус дворянина как члена высшего сословия, с другой - представления о несовместимости дворянского статуса с рядом занятий, несмотря на пример ряда европейских стран, в это время не поощрялись. Петром не только не ставилась цель обособления дворянского сословия как чисто служилого элемента, но, напротив, оно поощрялось к развитию торговли и промышленности, а указом о единонаследии младшие сыновья дворян прямо подталкивались к переходу в другие сословия: «Когда кто из кадетов дворянских фамилий захочет идти в чин купеческий, или какое знатное художество, также за сорок лет в белые священники, то тем не ставить ни в какое бесчестие им и их фамилиям ни словесно, ни письменно».

Наконец, дворянство тогда не имело прав, резко выделяющих его из остального населения, прежде всего того основного, которое определяло его положение в дальнейшем – исключительного права владения населенными имениями. Лишь в 1746 г. покупать такие имения и владеть ими было запрещено купцам и мещанам, а еще позже этого права лишились еще сохранявшие его однодворцы и фабриканты. Поэтому лишь после «вольности» 1762 г. и приобретения прав корпоративного представительства сословная идеология могла сформироваться в полной мере.

В течение же жизни одного поколения, без устойчивого существования слоя на протяжении хотя бы нескольких десятилетий и передачи соответствующих представлений потомству подлинное корпоративное самосознание едва ли представимо. Так что не надо набрасывать на современные реалии почерпнутые из истории представления о сословно-корпоративных группах и их идеологии, хотя бы сами современники и желали каким-то из них уподобиться.