Narine Abgaryan's Blog, page 20

Ласковый и Красивый Человек

Заргинанц Атанес просыпается в самую рань. Первым делом, неловко перегнувшись через край кровати, выключает будильник, чтобы тот своим бесцеремонным и нахрапистым звоном не разбудил спящего сына. Потом распахивает окно, забирается обратно под одеяло и лежит с закрытыми глазами, слушая голос просыпающегося Берда: далёкий, едва различимый шёпот реки, щебет птиц, возмущенный клёкот вечно недовольных индюков, гогот задиристых гусей. Сипя древним мотором, проезжает мусорная машина. Атанес иногда думает, что ей столько же лет, сколько миру. Сменяют друг друга времена года, поколения, века, и единственное, что остаётся незыблемым — это отчаянно чадящая и захлёбывающаяся собственным дымом старая развалина, с упорством муравья увозящая за пределы Берда нескончаемый и бессмысленный мусор.

— Цух-ру-ху! — дерёт глотку соседский петух. Атанес с улыбкой вспоминает, как, цокая длинными когтями по дощатому полу, тот шлялся по веранде, кося жёлтым глазом на выстланные горячей жареной пшеницей подносы. Клевать не клевал — не дурак обжигаться, но вид имел крайне недовольный и даже угрожающий. Левон, увидев его, забулькал, затрясся в неслышном смехе — папа, па-а-па, смотри, Пето!
Все петухи у него — Пето.
Все собаки — Сево.
Все лошади — Чало.
Все люди — Человеки. Так и говорит: Человек пришёл, Человек ушёл. И только об одной женщине скажет — Ласковый Человек пришёл. А потом добавляет — красивый.

Понимание красоты у всех разное, да и на протяжении жизни меняется многажды. У Левона оно непоколебимое и бесспорное — красив тот, кто приходит со сладким угощением. Потому Погосанц Аничка — красивый Человек. Ведь она каждый день приносит несколько кусочков своего знаменитого багарджа, тесто которого, вопреки традиционной рецептуре, замешивает на густых сливках и прослаивает жареным миндалём.
— Папа, па-а-па, смотри, Ласковый Человек идёт. Красивый! — радуется Левон входящей во двор Аничке.
— Левон джан? День перевалил за полдень, а ты ещё не поднимался? — притворно бухтит Аничка, взбираясь по ступеням веранды. Подъём ей даётся с трудом, она охает и упирается ладонью то в одно, то в другое колено. Раньше Атанес пытался ей помочь, но потом перестал — она сердито отмахивалась, твердя, что пока ноги ходят, сама будет справляться.
Левон полулежит на топчане, низ туловища плотно обмотан в пелёнки, свободны только тонкие длинные руки, которыми он тянется к Аничке. Ласковый Человек пришёл. Красивый.
Аничка садится рядом, сначала разворачивает сверток, открывая взору притихшего мира золотистые кусочки сладкого багарджа. И только потом переводит дыхание.

Пока Левон ест, они ведут неспешную беседу. О том, что крыша прохудилась. Что забор лежит на боку. Что дни становятся всё короче, а ночи — длиннее, и это не потому, что дело движется к зиме, а потому, что возраст. Что пора сходить на кладбище, ведь скоро Зелёное Воскресенье, на другой день родительская. Готовиться надо загодя, негоже приходить с поклоном к неухоженной могиле.
Потом Атанес разогревает воду, и они с Аничкой моют Левона. Сытый и довольный, тот старательно плещется и радуется — хорошо, да, папа?
— Да, Левон джан, да.
Пролежни на затылке, лопатках и пояснице обрабатывают специальной мазью, Аничка её сама делает — вскипятит растительное масло, добавит пчелиного воска, хорошенько размешает, отставит стынуть.

Когда Левон засыпает, они проводят на веранде ещё какое-то время. Пока Атанес заваривает чай, Аничка штопает прохудившееся бельё. Пьют каждый по-своему: она — вприкуску, он — с вареньем.
— Нужно было, когда звал, замуж за меня идти, — прерывает молчание Атанес.
Аничка вздыхает.
— Ты действительно так думаешь?
Атанес не отвечает.
— Не думаешь, а говоришь, — заключает Аничка.
Уходит она ближе к вечеру, когда небо подёргивается боязливым светом первых звёзд.

Атанес потом долго лежит в постели, вглядываясь в безответные глаза ночи. Рядом, по-детски подложив под щеку ладонь, спит Левон, единственное родное существо, других не осталось. Война забрала у Атанеса всех, и сына бы забрала, да не успела — его выбросило из разбомбленной машины за секунду до того, как та рухнула в пропасть. Война искалечила Левону не только тело, но и разум. Спроси, сколько ему лет, не ответит. А ведь прошлой зимой справили сорок.
У Анички всё было страшней. Семья сгинула в погроме, единственное, что ей удалось спасти — обугленные останки мужа. Собрала в узел, перевезла через границу, похоронила. Когда узнала о Левоне, испекла багардж — любимое лакомство своих погибших детей, пришла проведать. Так и ходит много лет. Атанес сначала отнекивался — не хотел ни от кого зависеть, но потом привык и даже полюбил. Однажды, набравшись смелости, предложил пожениться. Она ответила, что на двоих у них будет столько горя, что не справиться. А так, каждый со своим, как-то живёт.

Атанес забывается недолгим сном далеко заполночь, а просыпается в самую рань. Первым делом, неловко перегнувшись через край кровати, выключает будильник, чтобы тот своим пронзительным звоном не разбудил спящего сына. Потом распахивает окно, забирается обратно под одеяло и слушает голос просыпающегося Берда. Утро проходит в рутинной работе по дому: уборка, прополка и поливка огорода, стирка-готовка. После обеда он выносит Левона на веранду, укладывает на топчан, садится рядом. И они принимаются ждать, когда придёт Аничка, Ласковый и Красивый Человек. И принесёт золотистые кусочки благословенного багарджа.
Левон каждый раз ест так, словно пробует на вкус солнце.

Недавно подружилась с чудесной девочкой Дадушей. Я, конеч...

Недавно подружилась с чудесной девочкой Дадушей. Я, конечно, знала, что девочки — это параллельная вселенная. Но чтобы до такой степени! Взять хотя бы сообщения. «Мам если не привизёш мне марожни, я умру», — отправлял мне смску семилетний сын. И буквально следом телефон тренькал категоричным «умыр». Всё, конец. Был человек — и нет его. Не привезли вовремя марожни, получите суровый и безапелляционный «умыр».

От Дадуши приходят смски, обильно инкрустированные цветочками, сердечками, воздушными шариками, дельфинами, лошадками, звёздочками, цыплятами и прочими медвежатами. Вытяжку на моей кухне теперь украшают открытки с трогательной клинописью. «Вы лутший мой песатель», — выводит печатными буквами Дадуша, подписывается пронзённым стрелой сердцем, и смотрит круглыми васильковыми глазами.

Мы, закалённые суровыми мальчиковыми буднями мамы, запросто отличающие носителя золотой брони Таху от Копаки-объединителя льда, к такому испытанию нежностью не готовы. Разбуди нас среди ночи, и мы без труда назовём все альтернативные версии Человека-паука, расскажем, кем Алая Ведьма приходится Ртути, и чем отличается инерционный самокат от спортивного. Что мы знаем о сыновней любви? Она прямолинейна, безыскусна и опасна для жизни. Восьмого марта нас балуют чаем из кудрявой петрушки (заварили первое, что попалось под руку), с намерением развлечь вывозят на рыбалку, откуда мы возвращаемся изрешечённые комарами-мутантами, а в день рождения подают вусмерть подгоревшую утку.

«Дарагая мама, ты мне напаминаешь хомосапиенса на коком-то итапе розвития», — нацарапал мне галантно сын-первоклассник. Теперь ему двадцать, и сообщения, которые от него приходят, смахивают на шифровку, где каждый лишний знак — подсказка врагу: «Сынок, купи, пожалуйста, хлеба» — «Хор». «Эмиль, представляешь, нашла ключи. Перерыла всю квартиру, а они, оказывается, лежали в сумке, куда я раз двадцать заглядывала» — «Жиз, бро». Самый многословный ответ пришёл на рассерженное сообщение о балбесе-соседе, который в шесть утра уронил шкаф — решил в прыжке забрать с верхней полки свитер. Ходил потом нарядный, в гипсе. Об этом я и написала отдыхавшему в Калининграде сыну. «Я же говорил, что наш сосед — гуманоид», — ответил он. Я аж прослезилась. В сравнении с его скудословием это практически четыре тома «Войны и мира». Храню как зеницу ока, иногда с умилением перечитываю.

Так вот, о девочках. Прошлым летом тринадцатилетняя племянница Ева вручила мне вышитый платок. Большая уже девочка, практически барышня. Очень красивая. Ростом почти с меня. Украдкой вышивала на платочке мои инициалы, чтоб подарить перед отъездом. Наверное, я была такой же. Сейчас, увы, не вспомню. Мамы мальчиков со временем начинают мыслить мальчиковыми категориями. Потому как унитаз взорвала, помню. А чтобы платочки вышивала — хоть убей не помню. Было или не было? Надо у родителей спросить.

— Представляешь, — частит в трубку Дадуша, — у меня фотосессия. А я себе такой ужасный макияж нарисовала!
— Не сомневаюсь, получатся прекрасные снимки, — отвечаю я.
— Ды?
— Ды.
— Тогда ладно, — легко соглашается Дадуша.

Она присылает мне трогательные смски. Новость о проколотых ушах сопровождается десятком смайликов, гусеницей, вылупившимся цыплёнком, кошечкой и новогодней ёлкой. Видно, чтоб я не подумала, что ей было больно. Мне сразу становится душно и стыдно. Когда мне, шестнадцатилетней, прокололи уши, я лежала лицом в подушку и ненавидела весь мир. Страшно подумать, чего бы я понаписала родным и друзьям, будь у меня мобильный телефон. А Дадуша шлёт мне охапки улыбок.
— Ты сильнее меня, — признаюсь я ей.
Она недоверчиво смеётся. Она ещё не знает, что дети превосходят взрослых во всех качествах, и в первую очередь — в благородстве.

Заказала сыну внучку. Ты как хочешь, говорю, а первой должна быть девочка. Я подстроюсь, выдюжу, смогу. Закачаю в телефон сердечки и цыплят. Буду покупать воздушные платьица. Плести фигурные косички. Исправлять коряво нанесённый макияж. Научу тому, чему тебя не смогла. Полюблю её так, как себя — ребёнком. Ты ведь знаешь, да? Я разучилась отождествлять себя с той девочкой на фотографиях, которую зовут, как меня. Я отдельно, она отдельно. Подари мне внучку, чтобы она вернула мне — себя.

Любителям теарта и "Кролика Эдварда" Кейт ди Камилло. В Р...

Любителям теарта и "Кролика Эдварда" Кейт ди Камилло.
В РАМТ-е премьера, 12-го и 13-го февраля.
Режиссёр -- моя чудесная подруга Рузанна Мовсесян. Кто видел её спектакль "Лёля и Минька", на который билеты заканчиваются спустя пять минут после открытия кассы, тот знает.
Спешите видеть.

http://www.ramt.ru/plays/play-4859/

19-го февраля во Франции и Бельгии поступает в продажу мо...

19-го февраля во Франции и Бельгии поступает в продажу мой роман "Люди, которые всегда со мной". Пожалуй, самая армянская моя книга. В переводе она называется "Навсегда в моей душе".
Хочу выразить огромную благодарность всем, кто имел к этому самое непосредственное отношение: французскому издателю Мари Рено, прекрасному переводчику Екатерине Черезовой, моему издателю Александру Прокоповичу editorskoe , моим друзьям и близким, моему читателю, который и заявил меня, как автора.
И спасибо моим родным, без которых "Людей" просто бы не случилось.
Книга уже доступна на амазоне, правда, пока в предзаказе:http://www.amazon.fr/Dans-mon-coeur-%C3%A0-jamais/dp/2374370046/ref=sr_1_1?ie=UTF8&qid=1454520763&sr=8-1&keywords=narinai

Друзья, на сайте "Литературной Армении" вывесили отрывок ...

Друзья, на сайте "Литературной Армении" вывесили отрывок моей книги "С неба упали три яблока".
Если есть желание, можете прочитать. А также задать мне вопрос (если таковые имеются).
Я потом отвечу обязательно.

http://www.litarmenia.am/article/384

Агапи

Азинанц Агапи собиралась на прогулку ближе к вечеру. Вниз по пологой, вымощенной мелкой брусчаткой улице, до самого ее конца, а потом направо — к роднику. Там она не останавливалась — на обратном пути напьется.
Шла мимо мелких лавочек и мастерских, заглядывая в каждую. Зеленщик перебирал скоропортящуюся кинзу и водяной салат, бакалейщик отсыпал в бумажные кульки изюм и орехи. У портного стрекотала швейная машинка и пахло раскаленным утюгом. В обувной мастерской, стыдливо подобрав под себя ногу в простом чулке, сидела пожилая женщина — обувщик чинил ей ботинок.
Визит Агапи никого не оставлял равнодушным.
— Барев, Агапи джан, — здоровался зеленщик.
— Пусть Хисус-Кристос будет твоим защитником, Агапи джан, — говорил бакалейщик.
— Как ты себя чувствуешь, Агапи джан? — осведомлялся зеленщик.
— Все будет хорошо, Агапи джан, — напутствовал обувщик.
Пожилая женщина качала головой и вздыхала. Агапи улыбалась ей и шла дальше. Мимо каменных домов, мимо кривеньких заборов, мимо брехливых дворовых псов, мимо осенних порожних садов — соберут айву и последнюю подмороженную хурму — и спать деревьям до весны.
Путь ее заканчивался у старого моста. Она облокачивалась о скрипучие перила, прислушивалась к голосу реки. Теперь он хриплый, мерклый — слов не разобрать. Слева — старое кладбище, справа — узкая тропа, ведущая вверх, к лысой макушке Хали-кара. Маленькой девочкой она бегала туда каждый день — Агаааапи, звала вслед мать, будь осторожна, не подходи к обрыву. Не подойду, обещала Агапи и стояла потом на самой его кромке — слушала голос реки. Тогда он был сильный и ясный, каждое слово — будто целая песня.
— Девочке не пристало так далеко убегать от дома, — отчитывала ее мать. Агапи обещала никогда больше не убегать — и убегала.
У нее была ангельское лицо — большие прозрачные глаза, пушистые ресницы, робкая улыбка.
— Вырастет красавицей, — говорили соседи.
— Главное, чтобы счастливая, — возражала мать.
Агапи знала о счастье все, что положено знать семилетней девочке: любящие родители, вкусная еда, теплая постель. Старший брат, младшая сестра, собака Вилка. Единственное, чего она не знала — почему незрелые яблоки вкуснее зрелых. И почему нельзя есть их кислыми, а нужно ждать, когда они поспеют и станут сладко-скучными. Она не любила ждать, потому обрывала нижние ветви яблонь и взбиралась на макушку Хали-кара — слушать реку.
Её семья была одной из тех, кого война обошла стороной — ни разрушенного дома, ни погибших мужчин, ни уведенных в плен и сгинувших женщин. Держались друг друга, помогали соседям, ходили в часовню — мать зажигала свечи, благодарила Бога — Аствац джан, не посчитай чрезмерным наше везение. Агапи с младшей сестрой, привстав на цыпочки, изучали портрет Богоматери.
— Чего это она такая грустная? — спрашивала шёпотом сестра.
— Обидели наверное, — отвечала Агапи.
Мать шикала на них и продолжала благодарить — Аствац джан, Аствац джан. Агапи возводила глаза к окошку часовни, откуда падала на неровный пол узкая полоса света. В солнечный день в ней роились невесомые пылинки, в пасмурный — парили печальные тени.
Война началась, когда ей было двенадцать, приутихла, когда исполнилось восемнадцать. Родные несмело радовалась — пронесло, пронесло. Спустя год от лейкемии умерли обе тёти. Следом, тоже от опухоли, ушла мать. А однажды Агапи переступила порог другой реальности и больше не возвращалась. Остались старший брат и младшая сестра. И разом поседевший и постаревший отец.
Они никогда не говорят о войне. Потому что знают о ней всё. Что она имеет обыкновение начинаться, но не заканчивается никогда. Что сначала она разрушает дома и забирает мужчин. Потом, когда утихает, напускает неизлечимые болезни на женщин. А следом уводит в потусторонье тех молодых, которые не справились со страхом. Война каждого помечает своим клеймом и никому не даёт спастись.
Азинанц Агапи возвращается с прогулки поздним вечером. Переходя от одного уличного фонаря к другому, ненадолго замирает в световом круге. В лунные ночи там роятся невесомые пылинки. В туманные парят печальные тени.
Она ничего не помнит и никого не узнаёт. Смысл её существования — ежедневные прогулки: вниз по покатой улице, мимо крохотных мастерских, к старому мосту. Стоять, облокотившись о перила, слушать реку. На обратном пути обязательно напиться родниковой воды. И ждать весны, когда снова будут кислые незрелые яблоки. Теперь Агапи знает, почему они вкуснее спелых. Но не умеет объяснить.

Друзья, если кому-то нужен репетитор в Москве. Маша -- мо...

Друзья, если кому-то нужен репетитор в Москве.
Маша -- моя подруга. Очень хорошая, очень.

Ниже её резюме и мейл.

Мария Альбертовна Мартиросова, научный сотрудник Московского государственного областного университета.
Образование высшее: Орехово-Зуевский педагогический институт, филологический факультет (1996 г.), Литературный институт им. Горького (2002 г.).
Опыт работы с филологически одаренными детьми (подготовка участников к региональному, всероссийскому этапам олимпиады школьников по русскому языку), с иностранными студентами, стажерами: занятия по лексике, грамматике, письму, чтению, говорению и аудированию в течение года, работа в летних школах по программе РКИ (русский язык как иностранный) «Современный русский язык».
Возможно проведение индивидуальных или групповых занятия по русскому языку:
- с 5-9-классниками с целью повышения знаний, успеваемости;
- со школьниками, русский язык для которых является неродным;
- с 9-11-классниками, потенциальными участниками олимпиад по русскому языку.
E-mail: mar_mari@mail.ru

Друзья, среди вас точно есть интеллектуалы и дарители. Ес...

Друзья, среди вас точно есть интеллектуалы и дарители.
Если хотите принять участие в игре "Добро с умом", присоединяйтесь, пожалуйста.
Мне нужна команда, которая положила бы на лопатки команды Михаила Шаца и Александра Пушного.
Сама я тормоз, и в критических ситуациях соображаю с трудом.
Верю, вы лучше. Потому не дадите мне опозориться.
Нужны 5 человек. Шестой буду я.
Участие в игре стоит 5000 рублей (я тоже плачу за участие). Все собранные средства до последней копейки уйдут на выплату стипендий одаренным детям из малоимущих семей по программе Фонда «Пять с плюсом».


Ссылка на мероприятие: https://www.facebook.com/events/931251656942743/

О спасении мира

Бердские свекрови любят повторять, что Азинанц Мариам лучшая, второй такой нет. Стирает она аккуратно — в меру подсинит, в меру подкрахмалит, не пересушит. Прогладит тяжёлым угольным утюгом, сложит гладкими стопками, непременно переложит ситцевыми мешочками с сушёной лавандой. Поднимешь крышку бельевого сундука — а оттуда веет такой первозданной чистотой, что не то что находиться рядом, а смотреть совестно.

Штопает Мариам так, что на ткани не разглядишь шва. Окна моет в трёх водах — мыльной, обычной и разбавленной винным уксусом. Полы натирает пчелиным воском, они потом бликуют, словно лужи в лунную ночь. Двор у нее всегда подметен, поленья в поленнице сложены ровными рядами — точно ячейки в сотах, дорожки в огороде вымощены речной галькой — кто в Берде печётся о красоте огородных дорожек? Только Мариам.

Готовит она до того вкусно, что ешь и не наедаешься. Хлеб легкий, будто тесто не на муке замешивали, а на невесомом солнечном свете, закрутки пахнут летом, а гата, которую она намеренно придерживает в остывающей печи до ломкой корочки, тает во рту.

— Хочешь быть настоящей хозяйкой — бери пример с Азинанц Мариам, — твердят бердские свекрови своим невесткам. Невестки обижаются, но молчат — кто осмелится сказать слово против Мариам? Она лучшая, второй такой нет. Невестки это знают наверняка.

Раньше у Мариам была большая семья: муж, сыновья-погодки, пожилые свекровь со свёкром, старенькая бабушка. Раньше у неё было всё — каменный дом, огород с ухоженными дорожками — свекровь аж соседок водила, чтобы похвастаться. А ещё у неё был персиковый сад, на самой границе — в устье быстроногой горной реки. Урожай в том году выдался невиданный, семья уехала собирать, а Мариам осталась — варить сироп для персикового джема. Кто бы мог подумать, что война начинается стремительно и исподтишка, кто же мог это знать.

Земли на границе отвоевали лишь к концу зимы. Растерзанные останки солдаты похоронили в персиковом саду. Мариам пришла туда, легла на могильный холмик и не вставала. Нашли её к утру, продрогшую до костей, с оледенелыми ресницами и губами. Выхаживали долго, выходили. К тому времени персиковый сад снова отбили, и он остался по ту сторону границы навсегда.

Каждый день Мариам похож на другой, словно камни в чётках её старенькой бабушки — подмести двор, полить огород, растопить печь, замесить тесто, испечь хлеб или гату. Она делает всё тщательно, на совесть — окна моет в трёх водах, белье бережно крахмалит и гладит, непременно обкладывает сушёной лавандой — от вездесущей моли.
У каждого своя правда. У Мариам она простая, проще не бывает: как бы ни болела душа и как бы ни плакало сердце, сохраняй в чистоте тот лоскут мира, что тебе доверен. Ведь ничего более для его спасения ты сделать не можешь.

თბილისი

У меня есть две нежно любимые подруги-писательницы — Марианна Гончарова и Тинатин Мжаванадзе. Три года назад мы должны были встретиться в Одессе. Но Тина не поехала — легла помирать. С Тиной такое случается: вопреки результатам анализов и прогнозам врачей, иногда она ложится помирать. Женщины воистину удивительные создания. Одна моя знакомая всю жизнь спорит с навигатором. Навигатор ей талдычит: «Поверните через сто метров направо». А знакомая едет прямо, потому что у неё интуиция. Благодаря своей интуиции она стоит в пробках в три раза дольше остальных москвичей.

Так вот, возвращаясь к Тине. В Одессу она так и не приехала. И что самое обидное — не померла. Хотя крепко обещала. Зато придумала себе развлечение похлеще помирания — организовала переезд Ленки. Из России в Грузию. Ленка у нас персонаж исключительный. Вся её жизнь — борьба с выживанием. Нормальные люди за жизнь, Лена — за трэш в особо крупных размерах, с отягчающими обстоятельствами. Взять хотя бы историю, как она в лесах Ленинградской области спасала от отряда вооруженных собровцев бригаду нелегальных гастарбайтеров. И, что удивительно, спасла! Но однажды случилось чудо — у Ленки сработал инстинкт самосохранения, и она, схватив в охапку собак, кошек, хомяков, рукописи и прочую редактуру, уехала в Тбилиси. Сняв жильё, первым делом заскочила в парикмахерскую — доводить себя до совершенства. Там её обкорнали так, что в УФМС без разговоров дали вид на жительство, а таксисты возили по городу бесплатно, норовя оставить чаевые.

На волне такого успеха Ленка решила заняться бизнесом — возить в Грузию туристов. А Тину, как именитого автора кулинарных книг, впрягла проводить мастер-классы.
Мы с Марианной сначала просто радовались за подруг, а потом собрались в гости. Вай, как говорится, нот. Всё равно нас давно в Тбилиси приглашают — на встречу с читателями. Совместим приятное с приятным — и с девочками повидаемся, и страну посмотрим, и с читателями пообщаемся.
А чтобы поездка стала особенно незабываемой, мы едем с Марусей Васильевой. Которая, отложив в сторону свои журналистские расследования и статьи, шьёт семейники в огурцах. Чтобы нам было в чём народ пугать. А ещё Маруся обещала снять всё на камеру. И потом смонтировать фильм, который, надеюсь, скомпрометирует нас раз и навсегда.
В общем, если со 2 по 7 мая сего високосного года вы увидите в Тбилиси полоумных баб в огурцах, которые, лепя хинкали и горланя матерные частушки, шляются по городу, знайте — это мы. Стреляйте на поражение, спасайте страну.

P.S. Если у кого-то есть желание присоединиться к нам, пишите Лене. Мест в группе осталось кот наплакал, но вдруг: https://www.facebook.com/Tbiliclub/posts/927871040612337?pnref=story