Narine Abgaryan's Blog, page 21

Выползла в магазин. Сквозь многочисленные одёжки отморози...

Выползла в магазин. Сквозь многочисленные одёжки отморозила себе всё, что могла. Даже копчик. Зато купила ингредиенты для шоколадного фондана. По дороге потеряла половину — пачку сливочного масла, плитку горького шоколада, ваниль. Пакет порвался, ну и. Кто-то шёл следом, собирал, радовался. На здоровье, пусть. Фондан всё равно сделала. Собиралась две порции, сделала одну. Видно провидение намекает, что пора прекращать переедать. Прикинусь глухой до 4-го числа, а там, так и быть, прекращу.

На той неделе открыла в себе костоправа. Шла по улице, поскользнулась, впечаталась всем телом в идущего впереди мужчину. Он смешно повёл круглым пузом, прислушался к себе и забасил — не извиняйтесь, вы мне, кажется, радикулит вылечили. Так что теперь я мануальный терапевт.

Вчера с инспекцией приезжал Микушка. Он у нас настоящий Илья Муромец — долго не садился, только пузыри пускал и со спины на живот переворачивался. А в восемь месяцев как с цепи сорвался. Теперь он делает всё: садится, стоит, ползает смешно, червячком, высоко задирая попу и помогая себе правым локтем. Ну и зубами обзавёлся на радость деду-стоматологу, сразу двумя.
Ползал вчера по кухне, проверял содержимое шкафчиков, переживал, что не дают ничего разбросать. В отместку выдрал Эмилю половину волос на голове. Не ребёнок, а эпилятор. В общем, вы меня поняли. Если у кого радикулит и повышенная шерстистость — обращайтесь. Выручим.

Сын подарил футболку. На груди надпись: «Старшая дочь Пашоянц Юрика». У каждого бердского рода своё прозвище. Мы — Пашоянц, потому что нашего прапрадеда Василия за «шёлковый» характер прозвали пашахусти (неуёмный). Сокращённо — Пашо.
Имя моё значения для бердцев не имеет, и, наверное, никогда иметь не будет. Обо мне у нас говорят так:
— Которая из дочерей Пашоянц Юрика книгу написала?
— Старшая.
— А!
Такая вот идентификация бердца.

Ну и, конечно, до слёз растрогало внимание сына. Ведь мог каким-нибудь банальным подарком отделаться. Но нет, придумал такое, чтобы угодить и мне, и деду.
Собирался с отцом на мужскую тусовку с ночёвкой на даче, взял «Науку логики» Гегеля. Чтоб читать, когда мужики будут водку пить. Не знаю, чем мы таких чудесных детей заслужили. Вполне возможно, что собственной несостоятельностью и беззубостью. Чтобы они исправили то, что мы наворотили.

День сегодня уж больно хороший — я одна, пью белое сухое, ем жареный фундук, у меня новогоднее настроение, а за окном — трескучий мороз. Запретила себе работать до 4-го числа. Слушаю музыку и бью баклуши. Хо-ро-шо!

О годе уходящем. Я хочу поблагодарить его за прекрасные в...

О годе уходящем.
Я хочу поблагодарить его за прекрасные встречи и удивительных людей, с которыми он меня свёл. Редко с кем иду на контакт, но своих по духу вычисляю мгновенно, очень потом берегу и люблю. Я благодарна, что вы теперь у меня есть — Наташа, Марина, Дима. Спасибо вам.

Я хочу поблагодарить год уходящий за уроки, которые он мне преподал. Я запомнила каждый. Я постараюсь никогда больше не допускать тех ошибок, которые совершила. Я буду очень стараться.

Я благодарю своих родных. Вы — моя сила. Вы — мои крылья. Вы — лучшее, что у меня есть.

Я благодарю своих близких. Не представляете, какое это счастье — знать, что вы рядом. Вы — моё отдохновение.

Я благодарю вас, мои прекрасные читатели. Без вас я никто и звать меня никак. Спасибо за терпение и доверие. Вы у меня самые лучшие.

С наступающим Новым годом, дорогие мои все. Будьте счастливы. И я постараюсь быть.

Ну и музыку всем, конечно же. Куда мы без музыки). Пусть будет эта.

Быть мамой взрослого сына бесконечное счастье. Ему 20, те...

Быть мамой взрослого сына бесконечное счастье. Ему 20, тебе 44, разница в возрасте, когда-то кажущаяся длиною в жизнь, милосердно сокращается, и в один прекрасный день ты обнаруживаешь рядом замечательного молодого человека, с которым вы думаете почти в унисон. Он не даёт тебе таскать тяжести, шутит искромётно и всегда впопад, смотрит откуда-то из-под потолка (при твоём-то немалом росте) и называет Крошкой Енотом — исключительно чтобы услышать твоё ворчание.

Он серьёзно влюблён, и его девочка нравится тебе так, что ты готова назвать её родной. Они счастливы и невозможно трогательны, и такие дураки, боже мой, такие влюблённые дураки! Каждый взгляд, каждый жест, каждый вздох — квинтэссенция счастья. Пятый элемент. Формула вечности.
Когда он был младше, от мысли, что однажды он полюбит другую, у тебя рвалось сердце. Теперь, когда это случилось, ты не просто радуешься его счастью, а гордишься тем, что он любит и любим.

Он большой и всё-таки маленький, твой мальчик. Ты знаешь его как никто другой, потому умеешь быть мамой, когда он в этом нуждается, и вовремя отходишь в сторону, когда он сам по себе. Теперь он почти всегда сам по себе, и это правильно, так и должно быть, первые два десятка лет мы ловим взгляд нашего ребёнка, потом — смотрим в его удаляющуюся спину.

Иногда, крайне редко, когда никто не видит, он включает детство. Сядет рядом, положит голову тебе на плечо. Несёт прекрасные несусветности, которых тебе так не хватало! Ты наспех записываешь их на бумажных клочках, чтобы перечитывать потом много раз.
Счастье говорит с нами устами наших детей, вот что я вам скажу.

Из прекрасных несусветностей Эмиля

Мика (племянник) капризничает. Веду с ним переговоры:
— Поесть дали, попить дали, подгузники поменяли. Вот чего тебе не хватает?
Эмиль:
— Он хочет управлять миром.
*
Мика отказывается есть. Плюётся бутылкой.
Эмиль, с умилением:
— Маленький троцкист!
*
Попросила подержать Микушку, пока разогреваю бутылочку.
— Мам, он выдрал почти все волосы с моей груди, можно я его хотя бы спиной к себе возьму?
*
Реклама БМВ.
— Мы верим — чтобы предсказать будущее, нужно его…
— Уничтожить!
*
— Маринка с Викой подарили мне духи.
— Какие?
— Гуччи.
— Дуче? (Заинтригованно)
— Гуччи!
— Приземлённые люди!
*
— Я несчастная мать, которую третирует собственный сын.
— Мамо, не нагнетайте. Я же не денег у вас попросил!
*
— Текст не получается?
— Да. Как догадался?
— По выражению твоего лица.
— А какое оно у меня?
— Как будто тебя поцеловал дементор.
*
— Я твоя мать! Я тебе больно не сделаю.
— Ты постоянно мне делаешь больно. То Маркса критикуешь, то Хрущёва.
*
Перечисляет, кого на день рождения позовёт:
— Митя, Ира — это уже 4 человека.
— Почему 4? Они ведь пара!
— Уже нет, расстались. У Мити теперь другая девушка. И у Иры девушка.
— В каком смысле?
— В самом сокрушительном. Теперь Ира нам брат.

Возвращение домой

Биноянц Григор возвращался домой.
Автобус, надрывно взвывая мотором, брал один поворот горного серпантина за другим. На лобовом стекле качался широколапый деревянный крест — Григор отвернулся, чтобы водитель не видел его улыбки — по таким характерным крестам он вычислял в далёкой Москве автомобили земляков. Оник очень любил иронизировать на эту тему.
— Если бы могли, горы бы тоже увозили, — часто повторял он. — Такое впечатление, что, уезжая, забирают с собой всё: от привычного вида из окна до истертых чёток деда. Сядешь в такую машину — и кажется, что если обернуться, можно на заднем сиденье обнаружить Арарат.
Григор слушал молча, не возражал. Оник привык к его молчанию, потому сам спрашивал, сам отвечал.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, до чего мы странный народ? Народ-улитка.
И, поймав недоумевающий взгляд Григора, поспешно уточнял — в хорошем смысле.


Биноянц Григор возвращался домой. Дорога была длинной, почти нескончаемой. Справа стелилось поле, обрамлённое по самому краю облетевшим лесом — ноябрь на исходе, скоро зима. Слева дыбился отвесный склон Девичьей скалы, испещренный белёсыми шрамами от стремительных селей, сходивших каждую весну. Однажды, двадцать лет назад, их с Оником чудом спас такой сель — была война, один из долгих дней боя, патронов почти не осталось, помощи ждать было неоткуда и отступать тоже было некуда, за спиной — родная деревня. Оник ещё криво ухмыльнулся — даже застрелиться нельзя, на кого мы её бросим. Вот тогда и сошёл сель — смертельной ледяной волной, обрезал, словно бритвой, выступ скалы, откуда шёл обстрел, и, пройдя от них буквально в полуметре, сгинул в пропасти.
Крестились в тот же день. Тер Азария обошёлся без церемоний — наспех прочитал молитву, начертил на лбу каждого крест. Выйдя с ними покурить, не стерпел, съехидничал: «Не могли в мирное время прийти?» «Скажи спасибо, что вообще пришли!» — отрезал Оник. Тер Азария махнул рукой — мало я тебя в школе колотил. «Мало», — Оник рассмеялся, подавился сигаретным дымом, долго откашливался, утирая ладонью выступившие слёзы.
Тера Азарии не стало через неделю — убило осколком во дворе церкви. Было три друга, стало два.


Биноянц Григор возвращался домой. Встречать его в Ереван приехали самые близкие — жена, родители, вдова тера Азарии, жена Оника с сыном.
В аэропорту у отца поднялось давление — перенервничал, когда объявили о задержке рейса. Мать плакала всё время, успокоилась, лишь когда увидела его. «Не отпущу тебя больше никуда!» «Я и не уеду» — ответил Григор.
Жена Оника спросила одними губами — где? Он передал не ей, а сыну тяжёлую урну. Тот дрогнул лицом, но не заплакал.
Когда загружались в машину, сообразили, что места для Григора нет.
— Как же так? Вроде всем места хватало! — смешался отец.
— А меня посчитали? — спросил Григор.
Отец замер с открытым ртом.
— Я на автобусе поеду, как раз скоро рейс, — предложил сын Оника.
— Поеду я, — не терпящим возражений тоном объявил Григор, и добавил, понизив голос, — тебе лучше оставаться с матерью.
Ехали вереницей: впереди рейсовый автобус, следом — машина отца. Рядом с ним, прижимая к груди урну, сидела жена Оника и утирала краем косынки глаза. Когда автобус поворачивал направо, Григор видел в боковое зеркало её заплаканное лицо.


Работали в три смены, трудно работали. Иногда мечтали, наивно, по-детски. Как, наконец, разбогатеют, вернутся домой, откроют консервный цех. «Я буду директором, ты — замом, — распоряжался Оник, и, не дожидаясь вопроса, пояснял, — молчаливый директор — смерть предприятию». «А говорливый, значит, спасение?» — возмущался Григор. «Говорливый — залог успеха!»
Когда Григор хотел подшутить над другом, так и называл его — Залог Успеха. Оник не обижался.
Однажды он уехал за товаром и не вернулся. Лишь к утру пришла весть об аварии и сгоревшей дотла машине.
Оник всегда говорил, что проживёт сто лет и один день. «Дождусь первого праправнука, а там как фишка ляжет».
Фишка легла так: было три друга — остался один.
Девичья скала давно была позади, скоро покажется водохранилище, а за ним — родная деревня со столетними кипарисами, подпирающими куполами небеса.
Григор привёз обратно всё, что забрал в далёкую Россию — привычный вид из окна, дедовы истёртые чётки, Арарат — Большой и Малый. Свои несбывшиеся мечты, невыносимую тяжесть бытия.
Впереди долгая жизнь, и нужно её прожить.
Биноянц Григор возвращался домой.

Солёная капуста по-бердски

Оставьте летние сорта рыхлой и ветреной капусты овощным оладьям, голубцами и салатам. Для настоящей солёной капусты годится только осенний сорт — хрусткий, плотный, несговорчивый.
В Берде его так и называют — для соленья. Раньше осеннюю капусту через горный перевал привозили молокане — крепкие малословные мужики в домотканых косоворотках и заправленных в голенища сапог брюках. Женщин с собой брали редко, не потому, что не положено, а из-за тяжелого ежедневного труда — пока мужчины на выезде, они работают за двоих — и в огороде, и по дому. Только справились с делами, а уже вечер, время ухода за скотиной, нужно её встретить у ворот, умыть, подоить, напоить водой. Пастбище за три версты, потому коров молокане подковывают, иначе стираются копыта.

Покончив с торговлей, мужики уезжали, чтобы через неделю привезти знаменитую молоканскую квашеную капусту. Бердцы её брали ровно столько, чтобы хватило до поры, когда подоспеет своя капуста — красная, ядрёная, можно есть так, а можно накрошить в густой деревенский обед, или же салат можно приготовить — нашинковал солёную капусту, полил пахучим подсолнечным маслом, порубил туда полголовки репчатого лука, зелени, какой душа попросит. Добавил зернышки граната, перемешал, отставил, чтобы «надумалась». Отварил картошки, положил себе окорока, налил стопочку потной от погребной стыни кизиловки, поднял глаза к потолку, произнёс с незыблемой уверенностью: «Наверху есть Бог!» Выпил. Заел салатом, выдохнул — хо-ро-шо. Теперь можно с чувством, с расстановкой, не спеша, приступать к еде.

Я расскажу, как солить капусту в городских условиях — путём проб и ошибок наконец приноровилась готовить её так, чтобы она получалась, как говорят бердцы, «законной». Первым делом покупаем крупный, плотный кочан капусты, килограммов на три. Далее берём морковь со свеклой — по килограмму. Два стручка перца чили, большой пучок петрушки (если в рафинированных московских пучках — штук 10 минимум), три головки чеснока, и всенепременно — пачку крупной каменной соли. Чёрный перец горошком, лавровый лист и мелкая соль типа экстра, надеюсь, у вас дома есть. Если нет – прикупаем тоже.

Солить лучше в стеклянной или эмалированной посуде, идеально — в десятилитровом эмалированном ведре. Морковь со свеклой моем, чистим и разрезаем на крупные брусочки. Капусту, удалив верхние листья, тоже разделяем на доли — сначала на четыре части, потом каждую часть вдоль пополам. Получается 8 крупных «арбузных» долек. Чистим чеснок, тщательно моем петрушку. А теперь внимание, начинается арифметика по-бердски. Разделяем петрушку на три части, отставляем в сторону 1/3, а 2/3 собираем в пучок и снова разделяем на три части. В итоге у нас получаются четыре пучка петрушки — один большой, остальные три чуть меньше. Кто рискнет сделать по-другому, к нему, вестимо, явится моя Пра и оттаскает за косы. Чтоб уважал веками заведённый ритуал разделки зелени для солений.

Большой пучок петрушки убираем в сторону. На дно посуды укладываем один из трёх пучков петрушки, кидаем 5-6 горошин черного перца, два лавровых листика, треть зубчиков чеснока, стручок чили (любителям острого можно разрезать его вдоль, семена не удалять), треть моркови, треть свеклы, выкладываем сверху треть капусты. Далее снова в ход идут петрушка, специи, морковь, чили, свекла, чеснок, капуста. А потом третий слой, но уже без чили, если не хотите сгореть заживо. Распределив всё по порядку, сооружаем из большого пучка петрушки веер и накрываем им верхний слой капусты.

Рассол — самое ответственное: на 1 литр холодной воды берём 1 полную столовую ложку крупной каменной соли и 1,3 столовой ложки мелкой. Кто решит заменить каменную соль мелкой, получит на выходе не солёную капусту, а осклизлую массу. Потому строго следуем рецепту.
Аккуратно заливаем капусту рассолом — так, чтобы он накрыл её с головой, придавливаем перевернутой тарелкой, закрываем ведро крышкой и оставляем в квартире (пока рано выносить на балкон, иначе солиться будет дольше). На второй день пробуем рассол, если покажется, что соли мало — добавляем ложку мелкой, но капусту не трогаем! На третий день она начинает бродить и пахнуть. Держать ее далее в теплой квартире подобно смерти. Выносим на балкон, ворошим капусту, оставляем ведро на полдня открытым, чтобы дать выйти бродильным газам, накрываем перевернутой тарелкой и обязательно придавливаем гнётом. Капуста солится долго, недели две-три (всё зависит от температуры за окном, чем холодней, тем медленней).
На выходе она получается гранатово-красной, сочной, хрусткой и нестерпимо вкусной.

Тата иногда сделает салат из такой капусты, намажет толстый ломоть домашнего хлеба сливочным маслом, усадит меня у окна, кормит и чего-то рассказывает. Я сижу — маленькая, толстая, щекастая, в шерстяных полосатых носках — полоска синяя, полоска жёлтая, полоска фиолетовая, любуюсь морозными завитушками на стекле, сосредоточенно жую. И мне кажется, что так будет всегда.

Друг мой Оля Журавская aprilwitch который год организовыв...

Друг мой Оля Журавская aprilwitch который год организовывает детям новогодние чудеса.
Вдруг и вы захотите сделать какому-нибудь ребёнку подарок?
Рождество скоро. Скоро время волшебства.

http://aprilwitch.livejournal.com/624726.html

Приехала маршрутка Габардиненц Ерванда. Привезла посылку ...

Приехала маршрутка Габардиненц Ерванда. Привезла посылку от родителей.
Грузины пропустили без вопросов, русские поинтересовались, откуда провизия.
— Из Берда, — последовал исполненный достоинства ответ. Уточнять, где этот Берд, не стали, так пропустили. Вы бы тоже пропустили, если бы колымагу Ерванда увидели. Вопрос, как она умудряется проехать две с лишним тысячи километров и на рассыпаться в клочья, остаётся открытым до сих пор.

Разворачиваю посылку, подпрыгивая от нетерпения.
Мешок орехов, мёд, варенье — абрикосовое и малиновое, мамина фирменная закуска из помидоров с печёным острым перцем (перец не чистить, закатывать в обожжённой шкурке).
Настоящая овечья брынза — бесстыже-жирная, не нарежешь.
Сушёный горный розмарин и майоран.
Перчики, о которых у нас в Берде говорят — засунешь в пятую точку ослу, сто километров без разгону возьмёт.
Бастурма, но это ладно, бастурмой вас не удивить.
Местная колбаса, называемая салтИсон. Сочная, перчёная в меру, невозможно вкусная.
Местная бчина (ветчина), ближе к Новому году будет окорок, а пока вялят брюшину — натирают солью и специями, заворачивают плотно в рулет, ну и.

Берд сейчас пахнет копчёной свининой, подмороженной хурмой и белым сухим вином — уже созревшим, с кислинкой.
И конечно же самогонкой, куда без неё. Нефильтрованной, 90-и градусной, кто пил и выжил, тот молодец.
Приезжали американцы, рыдали и ели, ели и рыдали, а потом ходили по дворам, любовались выкормленными буковым орехом ушастыми хряками, самодовольными толстопопыми индюками, бестолковыми курами — каждая дура, но себе на уме. Напившись, просили политического убежища. Еле выпроводили. Уезжали со слезами на глазах, уверяли, что мы не ценим своего счастья.
Ценим, ещё как ценим. Отправила сына за хрустящей волшебной паляницей. Сейчас накроем стол, накромсаем хлеб крупными ломтями, заварим сладкого чая и нажрёмся до потери пульса.
Счастье!

Душевный базар

https://planeta.ru/campaigns/dbazar

Дорогие друзья, 26 ноября, в 12.00 на Non/Fiction будет о...

Дорогие друзья, 26 ноября, в 12.00 на Non/Fiction будет организована благотворительная писательская гостиная.
Если кому-нибудь нужен автограф, или подписанная новогодняя открытка, или какое-нибудь коротенькое письмо от автора, приходите. Придумаем поздравление, подпишем книгу, сфотографируемся. Кто умеет, сочинит стихи (я не умею, увы). В писательской гостиной можно будет пожертвовать деньги фонду "Подари жизнь". Сумму, естественно, определяете вы. Все собранные деньги уйдут на лечение тяжелобольных детей.

Итак, 26 ноября, четверг, ЦДХ, 2-й этаж, зал № 13, Литературное кафе.
Будут Роман Сенчин, Андрей Геласимов, Александр Снегирев, Сергей Шаргунов. И я буду.

Родители уехали, оставив в сердце дыру с себя. Прикрыла р...

Родители уехали, оставив в сердце дыру с себя. Прикрыла руками, сижу, смотрю в глаза ночному городу.
Что он, город, знает обо мне, о нас. Ровным счётом ничего. Вот она, моя квартира, одна из миллионов таких же. Если заглянуть внутрь — ничего особенного: кухня, гостиная, две спальни, застеклённая лоджия, пол которой заставлен коробками с фруктами — яблоки, виноград, гранаты, манго, киви. Это я попросила мужа купить два пучка тархуна. Больше ничего не надо? — уточнил он. Больше ничего! — ответила я. Приволок багажник фруктов. И ни одного стебелька зелени. Я не удивилась, не первый год с ним живу, а папа напрягся. Жена, говорит, собирайся, уезжаем, нет сил смотреть, как наш-зять-золото разоряется, покупая нам тархун. Теперь не папа наш-зять-золото, а муж его дочери. Почётное переходящее звание.

В углу лоджии выстроились в ряд три десятка банок с аджикой. В эмалированной кастрюле дозрела солёная капуста — со свеклой, чесноком, петрушкой и морковкой, поднимешь крышку — пахнет так, аж слюнки текут. Выставила на стол, изошлась на нервы — понравится родителям или нет? Законное соленье! — одобрил папа. «Законное» — высшая похвала, на которую он способен. Ходила, выпятив грудь так, словно обмотана прадедовским патронташем. Только вместо пуль медали. И на каждой гравировка: «Старшая дочь Пашоянц Юрика, мастер по соленью капусты по-бердски».

Лоджия квартиры — мультяшная копия погреба моего детства. Была бы возможность, я бы прорыла в углу картофельную яму, а вдоль стенок поставила полки, на которых дозревала бы айва и зимние яблоки. На крючках висели бы пучки сушёной зелени, с потолка свисали гроздья винограда и початки кукурузы. И обязательно стоял бы деревянный ларь, где я хранила бы ситцевые и холщовые мешочки с сухофруктами и орехами. Будь на то моя воля, я бы там еще мангал поставила, чтобы как в фильме «Когда приходит сентябрь» жарить шашлык и угощать им пожарников. Мясо замаринует сын, дед его научил. Вот вы знаете, что баранина не любит специи? Всё, что ей нужно — каменная соль. Это свинина-говядина просят всякий сушёный майоран-тимьян и прочий лук полукольцами, а баранину присолил, оставил на часок-другой — и можно готовить. Москва, наверное, слушает меня и вздыхает — ох уж эти армяне!

Мегаполисам тяжело с нами. Знакомая, сто лет проживающая на Манхеттене, недавно попросила у меня рецепт сали. Где, спрашиваю, печь будешь, в микроволновке? Что-нибудь придумаю, говорит. Прислала фотографию: посреди изысканного минимализма, на фарфоровой веджвудовской тарелочке — несколько обгоревших лепёшек. Ох уж эти армяне, думает Нью-Йорк, заглядывая в окна моей знакомой. Ох уж эти армяне, вторит ей Москва, заглядывая в мои окна.

За несколько дней папа многое успел — погулял по местам боевой молодости, наведался в общежитие, заглянул в ЦНИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии. Коллег-знакомых можно на пальцах одной руки пересчитать, кто-то уехал, кого-то уже нет. Папа переживал-переживал, молчал-молчал.
Он помнит Москву такой, какой она была в годы его студенческой молодости. Потому ходит по центру, выискивает сохранившиеся осколки мозаики, собирает в единое целое. Не склеивается прошлое, не складывается. И Лермонтовскую переименовали, расстраивается папа, чем им Лермонтов не угодил?
На Новодевичьем долго простоял у могилы Смоктуновского. Покачал головой. Если ТАКИЕ люди умирают, чего нам смерти бояться!

Всё это враки, что чувство ответственности делает нас сильнее. Когда родителям по семьдесят, ты беспомощен, как трёхлетний ребёнок. Они маленькие, и ты маленький. Ходите рядышком, держитесь за руки. Панически боитесь отпустить.
Вчера они уехали, оставив в сердце дыру с себя. Прикрыла руками, убаюкиваю боль.
Люблю. Люблю.