Sara ♡busy♡

Да, такова была моя участь с самого детства. Все видели в моих чертах признаки несуществующих дурных качеств. Но поскольку их следовало ожидать, они всё же проявились. Меня называли хитрым, и я стал замкнутым. Я остро ощущал

Да, такова была моя участь с самого детства. Все видели в моих чертах признаки несуществующих дурных качеств. Но поскольку их следовало ожидать, они всё же проявились. Меня называли хитрым, и я стал замкнутым. Я остро ощущал разницу между добром и злом, но вместо того, чтобы быть потакаемым, меня оскорбляли, и я стал злобным. Я был угрюмым, в то время как другие дети были весёлыми и болтливыми, но, хотя я чувствовал себя выше их, меня считали неполноценным. Поэтому я стал завидовать. Я был готов любить весь мир, но меня никто не понимал, и я научился ненавидеть. Моя безрадостная юность прошла в борьбе с собой и обществом, и, боясь насмешек, я зарыл самые лучшие чувства глубоко в сердце, и там они умерли. Я говорил правду, но мне никто не верил, и я начал лицемерить. Познав свет и его движущие силы, я постиг искусство жить и увидел, как другие счастливы без этого умения, даром наслаждаясь теми благами, которых я так мучительно добивался. Именно тогда в моём сердце зародилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат пистолетом, а холодное, бессильное отчаяние, скрытое под вежливой маской и добродушной улыбкой. Я стал нравственным калекой; я потерял половину своей души, ибо она ссохлась, высохла и умерла, и я отрезал её и бросил, тогда как другая половина шевелилась и жила, приспособившись служить каждому. Никто этого не заметил, потому что никто не подозревал о существовании второй половины. Но теперь вы пробудили во мне воспоминания о ней, и я только что прочитал вам её эпитафию. Многие считают все эпитафии нелепыми, но я – нет, особенно когда вспоминаю, что под ними скрывается.

Yes, such has been my lot since childhood. Everyone read signs of non-existent evil traits in my features. But since they were expected to be there, they did make their appearance. Because I was reserved, they said I was sly, so I grew reticent. I was keenly aware of good and evil, but instead of being indulged I was insulted and so I became spiteful. I was sulky while other children were merry and talkative, but though I felt superior to them I was considered inferior. So I grew envious. I was ready to love the whole world, but no one understood me, and I learned to hate. My cheerless youth passed in conflict with myself and society, and fearing ridicule I buried my finest feelings deep in my heart, and there they died. I spoke the truth, but nobody believed me, so I began to practice duplicity. Having come to know society and its mainsprings, I became versed in the art of living and saw how others were happy without that proficiency, enjoying for free the favors I had so painfully striven for. It was then that despair was born in my heart- not the despair that is cured with a pistol, but a cold, impotent desperation, concealed under a polite exterior and a good-natured smile. I became a moral cripple; I had lost one half of my soul, for it had shriveled, dried up and died, and I had cut it off and cast it away, while the other half stirred and lived, adapted to serve every comer. No one noticed this, because no one suspected there had been another half. Now, however, you have awakened memories of it in me, and what I have just done is to read its epitaph to you. Many regard all epitaphs as ridiculous, but I do not, particularly when I remember what rests beneath them.”