Сергей Владимирович Волков's Blog, page 24

salery @ 2020-07-03T11:04:00

Всегда полагал, что объективная реальность рано или поздно заставит с собой считаться. В частности, не раз писал о бессмысленности «образовательного бума». И вот, кажется (впервые с конца 90-х), стало очевидным, что высшее образование перестало быть конкурентным преимуществом при устройстве на работу – прежде всего для самих его получателей. По исследованиям последних лет выяснилось, что лишь треть считает качественное высшее образование важнейшим фактором при устройстве на работу, а доля в принципе согласных с тем, что «высшее образование обеспечивает человеку успешную карьеру и облегчает достижение жизненных целей» в прошлом году опустилась до 58% против 76% в 2008. Для осознания простой истины, что диплом у всех – все равно что ни у кого, и что привлекательных рабочих мест все равно хватит только на очень небольшую часть дипломоносителей потребовалось почти два десятилетия, но и то далеко не всем.

В более богатых в целом обществах эта истина осознается труднее, тем любопытнее встречать публикации, скептические по отношению к образовательным мифам. Видел, например, статью какого-то американского профессора с 40-летним стажем, описывающего ситуацию, хорошо знакомую по отечественным реалиям. Студенты приобретают и накапливает множество знаний? Но при тестировании на общую грамотность по разным вопросам менее трети выпускников университетов получили оценку «выше среднего» и около одной пятой оказались на «базовом» уровне и уровне «ниже базового». Они должны не просто впитывать факты, а учиться, как думать в реальной жизни? Но по исследованию в Гарварде преимущество высшего образования в этом плане оказалось нулевое: студенты четвертого курса не показали лучших результатов, чем первокурсники; при тестировании студентов Университета Аризоны на способность «применять статистические и методологические концепции в рассуждениях о повседневных событиях» никто не продемонстрировал даже видимости приемлемого методологического мышления и т.д.

Причем даже в условиях профанации высшего образования и постоянного снижения планки требований (при том, что учебная нагрузка с начала 80-х сократилась с 40 до 27 часов в неделю) около 60% студентов не могут закончить университет за четыре года. Видимо, факт прихода в университеты слишком многих лиц, которые не в состоянии успешно их закончить там тоже не считается проблемой, а идея «колледж для всех» задвинула на задний план реалистичную альтернативу в виде профессионального образования.

Не слышал, наблюдается ли в других странах разочарование в ценности высшего образования, но профанация и инфляция его есть фактор совершенно объективный и прокладывающий себе путь совершенно независимо от чьих-то представлений.

О самообороне

До сих пор приходится встречать публикации в поддержку расширения права на самооборону. Я-то, конечно, подобные идеи всецело поддерживаю, но перспективы тут при нынешней власти не вижу. Люди, которые это пишут, ухитряются забывать, что в том, что касается этой сферы, они до сих пор живут при советской власти, и отношение и законодательства, и судов к проблеме целиком и полностью обусловлено той идейной основой, на которой эта власть была создана и существовала. Бедные – «хорошие» («наши»), богатые – «плохие» («чужие»). Нападают, грабят и т.д. обычно бедные богатых, а не наоборот. Так неужели позволять «социально чуждым» причинять существенный вред «социально близким»? Ничего, потерпят.

В годы полной откровенности первый нарком юстиции был вообще склонен отрицать понятие уголовной преступности («так называемая преступность»), потому как пролетарий может в худшем случае «заблуждаться», а «буржуй» или «кулак» есть преступник по самой своей сущности. Читал недавно, что главарь одной из банд, действовавшей на Юге России в конце 20-х – начале 30-х и отправившей в лучший мир более 400 человек, будучи пойман, просил дать ему только 5 лет ИТЛ, поскольку он таким образом «вел классовую борьбу». Ему это не помогло, но в любом нормальном государстве уголовнику подобное оправдание просто не могло прийти в голову.

Поскольку же речь идет о САМОобороне, т.е. вещи, актуальной лишь для «относительно» благополучных лиц, а не для тех нынешних «богатых», которых (подобно тому, как советской номенклатуре не приходилось иметь дела с уличной шпаной) обороняют охранники, а законодательствуют именно они, не видя при том необходимости отказываться от советской традиции, сколько-то существенные изменения в этом вопросе едва ли возможны.

О «войне памятников»

Одной из знаковых примет западных бесчинств стали попытки сноса монументов. «Война с памятниками», которую принято у нас лицемерно осуждать, на самом деле вещь совершенно естественная и при определенных обстоятельствах обязательная. Памятники (как и топонимика) есть наиболее очевидная часть идеологического комплекса, которым руководствуется то или иное государство. Поэтому при замене его другим или при смене идеологии они уничтожаются в первую очередь, и воздвигаются иные.

Рассуждения относительно того, что вот де там-то и там-то памятники «мирно соседствуют» есть чистое жульничество – как и во всех случаях, когда «на уровне примеров» исключения выдаются за правило. Когда антагонизм по отношению к иному режиму абсолютен, никакого «плюрализма» вообще не наблюдается: в Германии нет памятников руководителям гитлеровского режима, в Иране – шахского и т.д. Во многих же случаях «плюрализм» - по политическим соображениям или в силу тенденции к либерализации допускается, и отдельные памятники лицам, чуждым принятой идеологии, могут существовать. Что, однако, не означает изменения самой основы.

ВСЕ ДЕЛО В СООТНОШЕНИИ. Когда государство не отрицает своей исторической традиции (как в большинстве европейских стран), оно вполне может позволить себе иметь и некоторое число памятников каким-нибудь революционерам. Когда советский режим вынужденно озаботился «национализацией», он добавил к тысячам «своих» монументов десяток статуй деятелей «проклятого прошлого». Но нигде нет ситуации, когда бы памятники полярного идеологического значения находились бы в сопоставимой пропорции (хотя бы, скажем, 30:70). А вот когда порядка 90% приходится на одно из них, это вполне нормально, и физиономию данной государственности высвечивает совершенно однозначно.

Нынешняя же «война памятников» на Западе выражает стремление именно к тотальной смене идеологии – полной ликвидации наследия традиционной государственности. Мне, положим, эта тенденция (в силу неприятия той идеологии, которую она с собой несет) абсолютно отвратительна, но, коль скоро дело обстоит таким образом, она абсолютно неизбежна. Критика же ее официозом РФ, где на долю советско-коммунистических памятников приходится 97%, отражает заботу о сохранении именно этого идеологического наследия.

Об американских беспорядках

Довольно много стали писать про американские бесчинства. Кое-кому даже приятно думать, что там дело идет к революции, гражданской войне и «Америка рушится». Пусть бы, конечно, и рушилась (у меня лично нет никаких оснований питать к ней теплые чувства), да только с высокоразвитым обществом, основанном на реальном личном интересе миллионов продвинутых людей (с абсолютно преобладающим весом «малого и среднего бизнеса») никаких смертельных катаклизмов приключиться не может. Даже при власти левых радикалов разрушать его – долго и трудно. Это уж скорее РФ-ным совкам, изображающим из себя капиталистов (в последнее время все больше «госкапиталистов») придется уступить место более однозначным людям. Впрочем, даже и с РФ тоже ничего не случится.

Едва ли вообще стоит придавать всему этому серьезное значение. Нынешнее беснование в любом случае окончилось бы с пролетом Трампа на ноябрьских выборах, потому что никакой иной цели не преследует. Совершенно очевидно, что «революция» раздутая структурами Демпартии (тем, что за ней стоит), к зиме либо победит, либо издохнет. Другое дело, что при том уровне идеологического маразма, который был достигнут к настоящему времени, раздувание особых усилий и не требовало, а зародившиеся было потенциии сопротивления этому маразму еще весьма слабы (почему я и писал в свое время, что пришествие Трампа смахивает на фальстарт).

Ну полюбовались мы лишний раз глубиной человеческого падения (потакать самой что ни на есть мрази и пресмыкаться перед ней – это надо быть такой мразью, что даже и слов подобрать затруднительно). Ну посмеялись над «свободным народом с высокоразвитым чувством собственного достоинства», оказавшимся сборищем позорных терпил (поголовно вооруженные граждане, готовые отстаивать «права», оказались неспособны защитить даже источники средств существования; и куда вообще делись все эти увешанные автоматами «фермеры»…). Ну и ладно, раз «краха» не предвидится, достаточно с нас и «веселых картинок».

Не слышно, кстати, о погроме ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ богатых белых, финансирующих Демпартию, пострадали «лавочники» из «среднего класса». Что отчасти напомнило СССР, где надежно защищенная от хамства «класса-гегемона» высшая номенклатура спокойно смотрела на уличную преступность, жертвами которой относительно чаще были всякие интеллигентишки, и вовсе не склонна была «драматизировать» и слишком сурово карать «ошибающихся».

В РФ отношение к происходящему за океаном кажется не вполне однозначным. С одной стороны, нынешняя, крайне левая, а последнее время с прямыми социалистическими закидонами идеология ДП в корне родственна советской, и буйства черного «пролетариата» ласкают душевные струны как среднего низового совка, так лево-либеральной общественности. Но таких же совков во власти пример успешных массовых беспорядков наводит на неприятные мысли.

Ну и, наконец, как ни приятно отомстить чужими руками этому гаду за крах СП-2 и иные злодейства, есть здравое понимание, что если с прагматиком Трампом всегда оставалась надежда как-то договориться, то с бесноватым руководством ДП после ее прихода к власти ни о чем говорить будет нельзя, а попрет оно против РФ, презрев идеологическое родство (собственно, даже и не признавая такового), со страшной силой, не исключая и силовые акции. И, коль скоро противостоять этому, а тем более вооруженной силой, РФ-ному руководству стремно, придется отступать по всем фронтам, что, вероятно, несколько осложнит его положение и внутри.

Нет практики без идеи

На фоне происходящего в Москве (ну и где-то еще) стало хорошим тоном ругать Собянина за глупость, безумство, идиотизм принимаемых мер - вплоть до подозрений в намерении специально «приморить» население, приучить его к покорности, загнать в «цифровое рабство» и т.д. Идиотизм-то идиотизмом, но он, так сказать, более высокого порядка, и не собянины его породили. Сколь бы смешными и нелепыми ни казались «антивирусные» меры, но они абсолютно логичны и с административной точки зрения (которой только и могут руководствоваться администраторы) полностью оправданы. И ни один начальник такого уровня вести иначе себя не мог и не должен был.

Коль скоро была задана общая идеологическая установка «этот вирус – ужас-ужас-ужас» начальство было обязано «принять меры». Оно и приняло. А какие еще можно было принять? Пусть они сколь угодно глупы и бесполезны. Но если бы их не приняли, то за каждую лишнюю смерть от вируса (пусть эти потери в общей смертности ничтожны) того же Собянина мешали бы с дерьмом еще гораздо сильнее, чем за эти вот глупости. Раз уж установилось и было принято некое ВЫСШЕЕ МНЕНИЕ, что людям позволительно помирать от чего угодно – от более опасных и распространенных болезней, от рук преступников, в ДТП и т.д., но только ни в коем случае не от этого «ковида», всякий администратор (в т.ч. и выше Собянина), естественно, «принял к исполнению».

Вот в свое время многие (и справедливо) возмущались практикой европейской юстиции в отношении поведения «онижедетей» (где-то оправдали изнасиловавшего мальчика на том основании, что «беженец» недостаточно знал немецкий и мог не понять, что мальчик возражал, где-то – целую компанию, сделавшую то же с женщиной в инвалидной коляске - «за отсутствием явных следов сопротивления пострадавшей» и т.д.). Но с точки зрения административной логики эта практика совершенно естественна. При господстве не подлежащего сомнению ВЫСШЕГО МНЕНИЯ «мигранты – это благо», «мы перед ними в долгу» не обращать внимание на их преступления – единственно возможный выход.

Я это к тому, что если поведение частных людей определяется свойствами их натуры, то административная практика всегда целиком и полностью вытекает из господствующей идеологической установки. Представление о «перегибах» отдельных нехороших начальников крайне наивно: они всегда составляют лишь ничтожную часть общей практики. Поэтому поношение «собяниных» (и конкретного Собянина: тут идиотизма больше, ну так и Москва – главный очаг; пропорции соблюдены) представляется и непродуктивным, и несправедливым. Раз вы согласны с ИДЕЕЙ – извольте терпеть ее производное.

salery @ 2020-05-28T10:24:00

Послезавтра philtrius будет выступать на стриме по вопросам образования (с Д.Бастраковым). Коль скоро он счел нужным это прорекламировать (https://philtrius.livejournal.com/1444963.html), поддержу его тоже. Это будет здесь: https://www.youtube.com/watch?v=kXIBfHg12XI». Кстати, книжку мою (русский вариант вышедшей на английском) Бастраков все-таки собирается несколько позже издать, хотя с компанией, которая собиралась ее иллюстрировать множеством карт, диаграмм и прочего (мне всегда казалось – избыточно для моего скромного текста) он, как слышал, поссорился.

О составе советских «статусных» ученых

Недавно 64vlad высказался в том духе, что советская наука была сделана «профессорами Преображенскими», на что я ответил, что по моим впечатлениям - процентов на 80 (когда-то я в рамках изучения советского истеблишмента этим немного занимался, но не окончил). А тут, обретя, благодаря вирусу, лишнее время, решил еще раз пройтись по списочку, заполнив еще сколько-то лакун, и посчитать.
Как и для прочих элитных групп, меня интересовало соотношение между тремя типами их членов: 1 – лица (любого происхождения), принадлежавшие к старому культурному слою (в т.ч. учившиеся к 1918 в заведениях, таковую принадлежность обеспечивавших – вузах, гимназиях и реальных училищах, семинариях, техн.училищах и др.) и их дети; 2 – дети лиц, вошедших в состав культурного слоя уже после 1917; 3 – не имевшие связи ни со старой, ни с советской интеллигенцией. Ну и оказалось, что старый культурный слой, составлявший весь - от мелких частных служащих до профессуры и прочего «генералитета» 3-4% населения РИ, дал 79,9% статусных советских ученых (8,6% принадлежали ко 2-му типу и 11,5% - к 3-му).

Это, конечно, очень сильно отличается от других элитных групп, но наука в силу своей специфики была затронута социальной политикой партии в наименьшей степени (по сравнению, напр., с управленческой и военной сферами): на соцсостав «отвлеченной» науки не обращали столь пристального внимания, а «актуальную» - военно-технические разработки и т.д. особо трогать боялись. Кроме того, соввласть существовала очень короткое по историческим меркам время, за которое до «статусного» уровня успели дойти фактически только два поколения, причем первое вымерло только к 70-м.

О ком, собственно, речь. Речь идет именно о «статусных» ученых, т.е. не обязательно самых лучших, а о тех, которые жили в стране с 1918 по 1991 (исключая эмигрировавших, расстрелянных, пропавших без вести и умерших на «белых» территориях в 1918-1922) и официально были признаны соввластью «выдающимися» (в т.ч. «народные академики-лысенки», кооптированные по разнарядке «национальные кадры» и т.д.). Это те, кто, как минимум, удостоился статей в отраслевых энциклопедиях (медицинской, философской и т.д.) или биографических словарях (типа «Биологи», «Физики» и т.д.) и тем более БСЭ, и, разумеется, все за этот период члены и ч-к. АН, АМН, АПН, ВАСХНИЛ и республиканских академий.

Таковых всего было учтено 6790 чел., из них по 5180 (76,3%) данные известны и по 1610 (23,7%) необходимых сведений найти пока не удалось (в «нормативных» статьях об ученых советского времени данные о происхождении вообще практически не встречаются, чаще они имеются в поминальных, юбилейных и мемуарных публикациях). В зависимости от года рождения соотношение, естественно, сильно меняется. Если для родившихся не позже 1890 г. к старому культурному слою принадлежало практически 100%, то для 1890-х – 95,1%, для 1900-х – 72% (все остальные – это 3-й тип), для 1910-х – 63,6% (тут появляется 3,3% лиц 2-го типа и 33% 3-го – наивысший показатель для этого типа по всем десятилетиям), для 1920-х – 32,4% (при 46,1% лиц 2-го типа) и для родившихся после 1930 г. – 15,5% (а 69,6% - 2-го типа).

Реально, впрочем, представителей старого культурного слоя даже несколько больше 80%. Во-первых, все родившиеся в интеллигентских семьях в 20-30-х гг. мною автоматически (если только определенно не было известно обратное) причислялись к 2-му типу («дети советской интеллигенции»), хотя во многих случаях (а для первой половины 20-х, пожалуй, и большинства) их родители могли принадлежать и к старому культурному слою. Во-вторых, в советских изданиях относительно «уважаемых людей» традиционно было принято замалчивать «неправильное» их происхождение (или максимально занижать: отец-«учитель» при ближайшем рассмотрении мог запросто оказаться директором гимназии в чине Д.С.С., «служащий» или «юрист» - председателем окружного суда и т.п.) и подчеркивать «правильное». Поэтому есть все основания полагать, что в относительно большем числе случаев, когда сведений о происхождении найти нигде не удается, оно не очень «выгодное».
В ближайшей по положению к ученым элитной группе «деятелей искусства» по предварительным ощущениям ситуация отличается не очень сильно, разве что в более молодых возрастных группах степень наследственности выше (т.е. лица 2-го типа, видимо, составят более заметную часть). Но не знаю, дойдут ли руки до приведения в порядок этого материала.

Словарь офицеров пехоты

Словарь, о котором я упоминал недавно, только что вышел тиражом в 500 экз. Ухитрились уложиться в 424 стр. (Волков С.В., Кулик Ю.В. Офицеры российской пехоты. Краткий биографический справочник офицеров пехотных и стрелковых частей на 1913-1914 годы. М., Миттель Пресс, 2020). ФИО, полк, чин, полная дата рождения, исповедание, происхождение, место рождения, общее и военное образование, даты вступления в службу и производства в подпоручики, участие в пред.войнах, семейное положение, наличие сыновей, Георгиевские награды и краткие сведения о судьбе.
В каких магазинах он будет (и будет ли) - пока не знаю. Но по минимальной цене в 1 тыс.р. его можно приобрести, обратившись по адресу: метро "Пушкинская"/"Тверская", Спиридоньевский переулок, 9. Гостиница "Марко Поло Пресня", контактный телефон - 8-915-350-27-87.
Он формата А4 в мягкой глянцевой обложке, толщиной ок. 2 см. Изображение обложки вопреки обыкновению приложить не могу, т.к. ЖЖ (или Гугл Хром) отказался признавать мой пароль (заявив, что он "устарел"), и зайти туда для помещения картинки В.Рогге (который это обычно делал) не может. И вообще, писать в ЖЖ могу теперь только с ноутбука, где из ЖЖ не выходил (а на стационарном, который недавно рухнул, пришлось переставить Винду). Но поменять пароль и там не получилось, т.к. для этого требуется ввести старый, а он, говорят мне, "неправильный". Кто именно сделал такую пакость - ЖЖ или браузер, так и не понял.

Некоторое дополнение к предыдущему

После последнего поста мне сразу двумя знакомыми было сказано, что я напрасно сетую по поводу недоступности архивов 1918-1922, поскольку ничего там особо-то и нет, т.к. «тогда расстреливали без списков». И это довольно распространенное мнение. Достаточно сказать, что то же самое мне ответил А.Н.Яковлев (как-то раз в 90-х довелось с ним общаться в узком кругу и, поскольку он тогда еще официально возглавлял какую-то комиссию по реабилитации, я надеялся получить через него доступ к соотв. материалам). Но это на самом деле далеко (полагаю, что не менее, чем на 90%) не так. Все-таки многое из известного говорит об обратном.

Да, конечно, в каких-то случаях на ранних стадиях террора «имен не спрашивали», как в начале 1918 в Крыму или при первом вторжении большевиков во главе с Муравьевым в Киев в январе 1918: тогда это были малоорганизованные банды, даже пресловутого «особого отдела» при себе еще не имевшие. Несколько дней в гостиницах, по квартирам или просто на улицах хватали людей, похожих на офицеров, и тут же приканчивали или тащили в парк перед Мариинским дворцом, где расстреливали партиями (всего погибло от 3 до 5 тыс.) опять же без установления личности. Или вот местные краеведы утверждают, что после подавления Ярославского восстания первых схваченных 300-400 чел. тоже расстреляли без опознания. Но даже от этого времени дошли отдельные списки, особенно если сначала держали в тюрьме (а там оставалась еще старая администрация, и учет привычно вела).

Но уж с середины 1918, когда дело приняло более организованный характер под эгидой ЧК, ничего подобного уже не могло иметь места, даже когда хватали совершенно случайных людей. Вот в конце августа-начале сентября по ряду известных свидетельств очевидцев потопленные на баржах в Кронштадте и расстрелянные в Петрограде брались либо по наличию электрического освещения в квартирах, либо у дворников выяснили, в каких квартирах живут офицеры. Однако списки арестованных составлялись. Просто первый, самый большой список «расстрелянных заложников» опубликовать не успели (хотя несколько десятков наиболее известных имен из него известны), а при публикации второго, так и было сказано, что это «второй» список. Ну и вообще секрета из этого тогда не делали, наоборот сообщения о расстрелах охотно публиковали, часто в целях экономии места называя поименно только часть расстрелянных.

Ну а в дальнейшем, по крайней мере с 1920, документирование происходило по известной и в дальнейшем процедуре: коменданту местного «органа» предлагалось расстрелять поименованных в списке лиц, о чем доложить с приложением актов и фотокарточек (если по неимению оборудования последние сделать не удавалось, это отмечалось). Но самое главное, что хранение информации о расстрелянных не было простой формальностью, а имело важное практическое значение.

С конца 20-х, с разворачиванием кампании против «бывших» работа по систематизации такой информации велась особенно активно. Напр., как известно по оказавшимся вне РФ материалам Крымского ГПУ, на места рассылались такие вот предписания: «В дополнение к №2844 6-сс от 25.IV-29 г. препровождаем список расстрелянных Чрезв.Тройкой ОО Черназморей. В соответствии с данными ранее указаниями попытайтесь установить их родственников и примите меры к обслуживанию последних» (далее прилагался список расстрелянных в 1920-1921 гг.). Вот ради этого самого «обслуживания» (оцените термин) соввласть самым тщательным образом списки своих жертв хранила и вела по ним работу чуть не до конца своего существования (во всяком случае, свидетельствую, что в начале 70-х сам я, нисколько в свои 16 лет не подозревая о том, что могу иметь какое-то отношение к событиям полувековой давности, оказался «обслужен»).

Так что не только сами «списочки», но и какая-то составленная по ним общая база данных прекрасно себе сохранились, хотя это факт и принято отрицать. Помню, покойный В.Лобыцын, занимаясь биографией одного инженер-механика флота (утопленного в Кронштадте) попросил своего хорошего знакомого в архиве ФСБ дать подтверждение даты его смерти. Тот дал, но когда В.Л. спросил, «а нельзя ли весь списочек посмотреть», глумливо улыбнулся и сказал, что «никаких списков не существует».

О некоторых перспективах профессиональной деятельности

Скоро должен (с моим участием) выйти небольшим тиражом краткий словарь офицеров русской пехоты (состав всех гвардейских, гренадерских, пехотных и стрелковых полков на конец 1913 - начало 1914: даты рождения, происхождение, образование, вероисповедание, участие в пред.войнах, ну и предельно кратко – судьба). Поскольку эти 25 тыс. чел. – больше половины всех офицеров того времени, в ходе работы появилась возможность прикинуть, сведениями о какой части этого контингента к настоящему времени можно располагать. (В перспективе была у меня задумка когда-нибудь издать в табличной форме справочник жанра «люди и судьбы» на всех вообще кадровых офицеров кануна ПМВ: имя, год производства в офицеры, источник 1913-14 гг., судьба – в один том большого формата они поместятся.)

Оказалось – не так уж и плохо: 60 с чем-то процентов, почти 2/3. Это при том, что остаются недоступны 80% сведений о расстрелянных (не «реабилитированных»), у меня не было списков офицеров польской и прибалтийских армий и я еще не просматривал систематически огромный объем «мемориальской» базы областных «книг памяти» (весьма непроизводительный труд: они на 90% посвящены 37-38 гг., и на одного «моего» персонажа приходится просмотреть сотни две имен, причем то, что это бывший офицер практически никогда не указывается, и по распространенным фамилиям гадать проблематично).

Специфика армейской пехоты, правда, в том, что, с одной стороны, тут информации больше за счет погибших в ПМВ (которые известны очень хорошо), а с другой – относительно меньше сведений о других, поскольку тут (в отличие от иных родов войск), полковых и «профессиональных» объединений в эмиграции, которые собирали сведения о сослуживцах, практически не было.

Значительная часть последних сведений об офицерах относится к 1918-22 гг., но она в большинстве случаев вполне «говорящая» - позволяющая судить о дальнейшем. Например, непосредственной информации о погибших в белых армиях очень мало, но эвакуированные, умершие в эмиграции и пленные (состоявшие в СССР как «б/б» на «особом учете») охвачены с очень большой полнотой, и если некто, обнаружившийся в списках белых формирований, не встречается потом ни в одной из названных категорий, то на 80-90% он погиб до 1920 г. Или мобилизованный в РККА, который встречается не только на 1918-19, но и на 1922-1923 (т.е. не бежал к белым и не расстрелян по подозрению в каком-нибудь заговоре) в большинстве случаев был репрессирован в 1930-1931 и, если только посажен тогда, то дострелен в конце 30-х, когда такую публику «зачищали» в первую очередь. Старшие офицеры и генералы, известные по гетманской армии на конец 1918, и не «всплывшие» потом ни во ВСЮР, ни в РККА, ни в УНР, практически все были расстреляны большевиками (которым они были оставлены «в подарок» петлюровцами в Лукьяновской тюрьме) при занятии Киева в начале 1919 г. И так далее.

То есть в общем я остался доволен, потому что «недостающие» 25-30% в дальнейшем могут «найтись» (на польско-прибалтийские контакты в принципе можно выйти; может, со временем удастся добраться и до фондов репрессивных органов 1918-1922). Конечно, судьбы порядка 5% не могут быть установлены (выброшенные из вагонов при стихийной «демобилизации» фронта в конце 1917- начале 1918, убитые без выяснения имен зимой-весной 1918 на ж.д. станциях на границах Донской области местными комендантами или «сознательными пролетариями», истребленные махновцами и т.п.), но в целом задача выяснения судеб даже всего «подопечного» контингента (более 300 тыс. чел.) выглядит вовсе не столь безумной.