феминизм Quotes

“Не Другой, определив себя как Другой, определяет тем самым Нечто, Другим его полагает Нечто, полагающее себя как Нечто. Но чтобы Другой не поменялся местами с Нечто, нужно, чтобы он подчинился чуждой ему точке зрения.”
― Симона де Бовуар, The Second Sex

“Все написанное мужчинами о женщинах должно быть подвергнуто сомнению, ибо мужчина — одновременно и судья, и одна из тяжущихся сторон.”
― Пулен де ля Барр

“В целом прогресс и смена исторических периодов происходят в результате движения женщины по пути свободы, а регресс социального порядка означает уменьшение свободы женщины. Расширение прав женщины есть главный принцип социального прогресса.”
― Шарль Фурье, The Theory of the Four Movements

“Я не раз слышала, что я либо «недоженщина», либо «почти мужчина». И это — узость мира. Во мне нет «мужского» и «женского» в определенных пропорциях: я не коктейль. Во мне есть я: естественное сочетание мозгов, клыков и нежности. И нас таких много.”
― Ольга Нечаева, Женщина с Марса: Искусство жить собой

“Безусловно, феминизм освободил девушек от некоторых ограничений, наложенных общепринятыми представлениями о женственности. Он предложил альтернативные роли и возможность сформулировать массу проблем, которые раньше не имели названия.

Однако для парней мало что изменилось. Можно называть это как угодно — «маской маскулинности», «токсичной маскулинностью» или «мачизмом», — но традиционные представления о том, что значит быть настоящим мужчиной, все еще преобладают, определяя мысли, чувства и поступки мальчиков. Молодые люди, впитавшие эти нормы (а кому бы удалось не усвоить их хотя бы в некоторой степени?), в шесть раз чаще признаются в том, что сексуально домогались девочек и унижали других мальчиков.

Они также чаще сами становились жертвами вербальной и физической агрессии (включая убийство). Они больше склонны к запоям и рискованному сексуальному поведению и чаще попадают в автомобильные аварии. Они также чудовищно одиноки: чувствуют себя менее счастливыми, чем другие ребята, у них меньше близких друзей; они более склонны к депрессии и самоубийству. Какое бы удовольствие, статус и привилегии ни давала личина «настоящего мужика», она обходится слишком дорого, влияя на физическое и психическое здоровье мальчиков, а также молодых женщин из их окружения.”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“Большинство современных парней совершенно спокойно относятся к геям: они поддерживают права сообщества ЛГБТ+ и однополые браки. Однако же «педик» — худшее оскорбление для них; это уже не комментарий по поводу сексуальной ориентации, а оценка мужественности.

«Педик», по мнению Ч. Дж. Паско, профессора социологии из Орегонского университета, как раз и очерчивает границы «мачизма», определяет его образ. Как «шлюха» для девочек, определение этого слова изменчиво, расплывчато, что лишь усиливает его воздействие: слово «педик» держит ребят в постоянном напряжении (хотя не всегда понятно, чем именно вызвано это напряжение) и ставит крест на любом сомнении или несогласии с «мальчишеским кодексом».

Парней могут назвать педиками, как говорит Паско, по любой причине. Например, если выпадет кусок мяса из сэндвича. Одного мальчика, с которым я беседовала, прозвали педиком в средней школе за то, что он любил читать (и ему пришлось отказаться от своего увлечения). Другой мальчик переживал, что его будут называть педиком, если он не запомнит названия наркотиков или, например, как называется кальян, в котором табак смешивается с марихуаной. «

Я больше боюсь показаться непросвещенным или глупым перед парнем, чем перед девочкой, — сказал он мне. — Не знаю почему».”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“Сначала я не могла объяснить, почему парни используют такие жесткие слова по отношению к сексу. Кто станет гордиться тем, что он плохой любовник?

Если бы в подобных ситуациях они действительно говорили о сексе, то упоминали бы удовольствие, взаимопонимание, мастерство и не стали бы превращать секс в оружие, направленное против женщин. Но весь смысл «издевок в раздевалке» как раз в том, что они не касаются самого секса, и, как мне кажется, именно поэтому ребята стеснялись обсуждать со мной эту тему даже больше, чем другие, не менее откровенные вопросы.

На самом деле эти истории (часто явно преувеличенные) говорят о власти, о силе, когда маскулинность демонстрируется через подчинение мужчине женского тела. А для этого нужно (или, лучше сказать, необходимо) забыть о том, что девушки — тоже живые люди. При девушках подростки говорят «замутить» (и это уже объективация — если хотите вызвать у них шок, скажите «заниматься любовью»), но, когда парни общаются между собой, вообще сложно понять, о чем идет речь, — об интимных отношениях или о работе на стройке. Они «вбивают, долбят, натягивают, молотят, засаживают, заваливают». Они «вставляют», они «шлепают по заду», они «рвут на части», они «жарят».

Правда не так важна, как позерство: символическая агрессия к женщинам как способ закрепить свое положение в мужской компании и доказать свою гетеросексуальность. Называя это «издевками в раздевалке», чем-то незначительным, ерундовым, они не замечают, как слова ожесточают сердце и лишают способности видеть в девочках людей, достойных уважения и почтения. И когда парни поступают в колледж, спортсмены в три раза чаще, чем другие студенты, совершают сексуальные правонарушения и насилие по отношению к своему интимному партнеру. Это вынуждает взглянуть на подобное бахвальство в другом свете”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“Опрос 2014 года по теме анального секса среди гетеросексуалов 16–18 лет показал: для парней побудительной причиной стала именно порнография. Они считали эту практику даже не источником наслаждения (тем более взаимного) с партнершей, которую нужно (и можно) принудить к этому. Для них это была форма соревнования друг с другом.

Они следовали стратегии «попробуй и проверь, что будет»: то есть поместить палец или пенис в анус девушки и надеяться, что она не станет возражать. (В комедийном сериале «Проект Минди» посвятили этой теме целую серию, и парень главной героини оправдывается: «Ой, у меня случайно соскользнуло».) Один парень сказал, что продолжает это делать, пока девушка не выбьется из сил, и тогда ей «просто надоест сопротивляться, и я спокойно закончу».

Еще одно открытие: среди гетеросексуальных женщин, включая тех, кто до сих пор смотрит порнографию примерно в тех же объемах, что и раньше, сексуальное подчинение и покорность связаны с возрастом, в котором они начали смотреть порнографию.

Пол Райт, доцент кафедры медиакоммуникаций в Университете Индианы, который провел это исследование, говорит: «Если я женщина и начинаю смотреть порно в очень раннем возрасте, я говорю себе: “Значит, вот что такое секс”. И позже буду инициировать именно такое поведение, потому что считаю, что именно оно и требуется парню. Или если он захочет что-то сделать, я, скорее всего, соглашусь.

Если я начну смотреть порно в более старшем возрасте, я скажу себе: “Вот что люди проделывают в порно, а не в реальной жизни”. И если парень предложит: “Слушай! Давай я придушу тебя и кончу тебе на лицо?” — девушка ответит: “Иди к черту”. Таково наше объяснение. Наверняка мы не знаем».”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“В зависимости от контекста и интенсивности, молодые взрослые не всегда замечают агрессию в порнографии.

Ее выделяют, если на ней основан конкретный сценарий: например, практикуется БДСМ или женщину душат во время плача. Но «легкая» форма агрессии во время интенсивного секса — например, шлепки, битье, удушение, таскание за волосы, обзывание, — которая не играет главной роли в действии, в памяти не фиксируется. «

Мы попросили респондентов оценить различные сексуальные акты до просмотра видео, поэтому знали, что они считают эти действия агрессивными, — говорит Пол. — После просмотра видео мы попросили перечислить все проявления жестокости на экране, однако участники исследования ответили, что ничего такого не заметили. Тогда мы изменили вопрос: “Вы видели какие-либо из этих действий?” — и перечислили их, но даже с такой формулировкой люди не смогли ответить утвердительно».

Что же это значит? «Можно сказать, что они буквально не замечают этого, потому что обращают внимание на другие вещи», — предполагает Пол. Однако более убедительное объяснение опирается на так называемую теорию прайминга: любые типы медиа вызывают определенные ассоциации на подсознательном уровне. «То есть если вы замечаете эти моменты, так сказать, краем глаза, — говорил Пол, — но игнорируете их, потому что они вас не интересуют и вы смотрите видео не ради них, это может привести к установке “игнорировать микроагрессию по отношению к женщинам”».

Или же «игнорировать не такую уж и микроагрессию»: это отчасти объясняет, почему мужчины, которые регулярно смотрят порно, как отмечено выше, реже поддерживают права женщин и равноправие в политике и профессиональной жизни.”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“С самого раннего возраста дети получают контент, представляющий женщин как объект, которым пользуются мужчины в качестве награды за победу, богатство и славу. При этом мнение женщин игнорируется, а их удовольствие представлено неверно.

Некоторые родители маленьких девочек стремятся нивелировать это влияние. Они дают своим дочерям книги и показывают фильмы со сложными, разноплановыми женскими характерами. Однако родители мальчиков делают это редко: искаженное изображение женщин в медиа считается проблемой только для девочек. А маленьким мальчикам остаются профессиональные спортивные зрелища, где единственные женщины на поле — чирлидерши.

Героини семейных фильмов с рейтингом G предстают в откровенной одежде примерно так же часто, как в кино с рейтингом R. Разумеется, если женщины и девочки вообще появляются в таких картинах. Несмотря на рост популярности главных женских персонажей в таких фильмах, как «Сумерки», «Голодные игры» и «Звездные войны», по данным на 2018 год, всего в 31% самых кассовых голливудских кинолент встречались женщины-протагонисты — и это рекордно высокий показатель! Причем женщинам досталось всего 35% ролей с текстом, и эта цифра остается неизменной уже более десяти лет, как показывают исследования.

К подростковому возрасту и к двадцати годам парни потребляют контент мужских брендов, которые описывают женскую сексуальность почти так же, как в порнографии. Респонденты исследования, которым дали прочитать цитаты из популярных мужских журналов вперемешку со словами реальных насильников, не смогли уверенно отличить одно от другого.

Примечательно, что цитаты из прессы они посчитали более унизительными. «[Подобные публикации] создают впечатление, что сексизм приемлем и нормален», — утверждают исследователи, добавляя, что «оправдания насильников, говорящих о женщинах, знакомы этим молодым мужчинам даже лучше, чем мы предполагали».”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“На протяжении многих десятилетий обвинения в изнасилованиях использовались как средство социального контроля афроамериканцев.

Однако изнасилование само по себе — инструмент социального контроля всех женщин в любой точке мира. Так что феминистки, особенно белые, которые борются за серьезное отношение общества к сексуальным правонарушениям, вступают в прямой конфликт с темнокожими мужчинами. При этом темнокожие женщины попадают в невыносимое положение, поскольку хотят защитить репутацию мужчин своей расы, иногда даже в ущерб себе.

Общенациональный опрос 2019 года показал, что 35% афроамериканок подверглись сексуальным домогательствам или нападениям за последние шесть месяцев, причем в большинстве случаев насильником был знакомый им человек. Даже совершенно очевидные дела о сексуальном насилии со стороны темнокожих мужчин отражают это напряжение внутри сообщества.

После ареста Билла Косби в 2015 году по обвинению в противоправных действиях, совершенных десятки лет назад, за него вступились несколько известных темнокожих актрис и исполнителей: Вупи Голдберг, Филисия Рашад, Эм-Си Лайт, Азилия Бэнкс, Дейв Шаппелл. Они объявили обвинения в адрес Косби спланированной попыткой уничтожить наследие темнокожего человека, который поднялся слишком высоко. В заключительной части шестисерийного документального фильма «Жертвы Р. Келли» на телеканале

Lifetime TV рэпер Чанс (Chance the Rapper) признался: «Я не воспринимал эти обвинения всерьез, потому что обвинителями выступали темнокожие женщины». Перед выходом сериала на экраны он написал в Twitter: «Те из нас, кто закрывал глаза на истории жертв этого человека или считал, что его подставила система (как часто происходит с темнокожими мужчинами), делали это в ущерб темнокожим женщинам и девушкам»[”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“В 2015 году Николь Бедера, докторант факультета социологии Университета Мичигана, провела подробные интервью с сексуально активными мужчинами, гетеросексуалами, студентами колледжа, в котором действовало сразу несколько просветительских программ относительно обоюдного согласия. Почти все они смогли дать по крайней мере примерное определение этой концепции: например, оба партнера хотят делать то, что они делают. Большинство соглашалось c требованием осознанного, неоднократного и добровольного согласия всех сторон на сексуальные действия. Более трети полагали, что регулярно добиваются вербального согласия. Однако когда их попросили описать свой последний опыт случайных связей и отношений, оказалось, что всего 13% опрошенных обсуждали с партнершей свои намерения, причем преобладали ситуации, в которых обсуждение инициировали девушки.

Когда мужчины увидели, что их поступки противоречат заявленным убеждениям, они не стали осуждать свое поведение, а вместо этого решили расширить определение согласия. Их представления о согласии оказались настолько растяжимыми, что иногда охватывали действия, отвечающие юридическим критериям сексуального нападения.

К примеру, один парень принудил свою девушку к анальному сексу. Сначала она сказала: «Я не хочу, но давай попробуем», но затем она четко потребовала остановиться. «Он действительно прекратил, но не сразу, — говорит Бедера, — и парень прекрасно понимал, как сильно она расстроена. Однако нашел способ оправдаться: он разозлился на нее за отказ — ведь настоящий мужчина не должен выпрашивать секс».

Думаю, подобное никого не удивит, учитывая, что мужчины, осужденные за изнасилование (в традиционном смысле этого слова) — то есть те самые незнакомцы из темной подворотни, — тоже считают, что их жертвы хотели секса. Они называют примерно одинаковые причины: стоны (которые могут указывать на боль, а не удовольствие), учащенное сердцебиение (признак страха, а не возбуждения), вагинальная лубрикация (происходит непроизвольно). Как правило, они не признают свои действия «изнасилованиями», хотя и соглашаются на более мягкий термин «действия сексуального характера без обоюдного согласия».

На самом деле, как показывало исследование, молодые люди удивительно тонко и проницательно чувствовали отказ, даже если партнерша не произносила слова «нет». Так что в оправданиях вроде «откуда мне знать» или «я же не умею читать мысли» стоит усомниться. Что же касается слова «да», парни считали себя настоящими ясновидцами.

Участники исследования Бедера отмечали, что такие несексуальные физические признаки, как прямой зрительный контакт, являются явным предложением. Конечно же, если вы смотрите человеку в глаза, это далеко не всегда означает, что вы пытаетесь его соблазнить, и ребята прекрасно это понимают.

Когда я, женщина среднего возраста, смотрела им прямо в глаза, задавая вопросы, скажем, о куннилингусе, ни один из них не интерпретировал свой взгляд как флирт. Однако когда мой интерн, 18-летняя девушка, проводила интервью в своем колледже, все парни пытались к ней приставать. Тот же вопрос от привлекательной сверстницы наделялся сексуальным оттенком, поскольку парни хотели трактовать ее поведение таким образом. Некоторые парни, с которыми беседовала Бедера, считали, что улыбка девушки указывает на сексуальное желание. Хотя людей заставляют улыбаться самые разные причины — и умиротворение, и дискомфорт.”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“Под действием алкоголя молодые (и не очень) мужчины склонны еще больше переоценивать сексуальный интерес женщин — а также инициативу с женской стороны, — интерпретируя любые дружеские слова и действия со стороны девушки как зеленый свет.

В 2016 году исследователи Confi — онлайн-ресурса, посвященного вопросам женского здоровья, — опросили 1200 студентов колледжей и недавних выпускников по всей стране, задав им один вопрос: что, по их мнению, произойдет, если они приведут домой человека, с которым познакомились и танцевали на вечеринке. Всего 45% мужчин сочли проникающий секс «вероятным», и только 30% женщин разделяли их мнение. Относительно орального секса соотношение было примерно таким же. Более того, каждый четвертый мужчина сказал, что «придется уламывать» женщину, чтобы секс состоялся.

Обратите внимание, это происходит в 2016 году — не двадцать-тридцать лет назад. Подобная разница в восприятии становится причиной не только сексуального насилия — из-за того, что мужчины считают себя вправе получить то, чего они хотят, или же в результате откровенной злонамеренности, — но и того, что парни отрицают свою ответственность и считают все обвинения против них надуманными. Согласно тому же опросу, мужчины расценивают действия «подвыпившего» парня «намного более приемлемыми», чем трезвого. То есть этим они оправдывают даже сексуальную агрессию, хотя, если женщина выпьет и станет жертвой нападения, ее обвинят без каких-либо оправданий.

(Кстати, женщины относятся друг к другу с той же предвзятостью. В 2019 году опросили студентов колледжей Среднего Запада, и оказалось, что и юноши, и девушки считали, что женщина с алкогольным напитком в руке в общественном месте более «сексуально доступна», чем женщина, которая пьет воду, или мужчина, пьющий алкоголь. Они также признались, что вряд ли помогут женщине в опасной ситуации, если она выпила. Респонденты полагали, что в такой ситуации она сама искала случайного секса, так что никакой настоящей угрозы нет[”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“Несмотря на все доказательства обратного, мы — мужчины, женщины, взрослые, подростки и особенно родители — все равно хотим верить, что только «чудовища» совершают сексуальные правонарушения. И пусть даже это чудовища, которых мы знаем, — наши работодатели, священники, одноклассники, учителя, любимые знаменитости, политики, судьи Верховного суда, — они все равно ужасны.

«Хороший парень» не способен на насилие, и точка: неважно, сколько сил ему надо потратить, чтобы убедить себя в этом. Даже мужчины, которые признаются, что держали сексуальных рабынь в зонах военных конфликтов, заявляют, что никого не насиловали, — это всегда кто-то другой, «чудовище», «плохой парень». На самом деле одна из общих черт практически всех насильников заключается в следующем: они верят, что проблема не в них.

Среди молодых людей, с которыми я беседовала, несколько человек, которые мне очень нравились — дружелюбные, вдумчивые, умные, харизматичные парни, — «почти что» изнасиловали девушку. Они силой опускали голову девушки вниз, чтобы склонить ее к оральному сексу. Они снимали на камеру, как их девушка доставляет им оральное удовольствие на выпускном, и отправляли ролик бейсбольной команде (без ведома девушки, конечно) — или же записывали такое видео на iPhone для «личного пользования» (и все это без ее ведома).

Каждый из них называл себя «хорошим парнем». Такими они и были, почти всегда. Но дело в том, что даже самый хороший парень способен на очень плохой поступок. Однако признать это слишком страшно. Лиам никому из своих друзей не рассказывал о происшествии в лагере, потому что «если скажешь кому-то такое, а это окажется “не тот человек”, жди беды. Тебя обзовут сексуальным маньяком, насильником, и это разрушит всю твою жизнь». Поэтому, чтобы избежать ярлыка «чудовища», он решил молчать и игнорировать ответственность, которую, на самом деле, он был готов взять на себя.”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity

“Некоторые парни, с которыми я беседовала, прекрасно понимают, что перешли черту, но (особенно когда их действия почти ничем не отличались от изнасилования с применением силы) они не знали, что с этим делать. Реза, второкурсник Бостонского колледжа (см. главу 2), насчитал девять связей в старшей школе, когда он, по его собственному выражению, оказался «в серой зоне».

На одной вечеринке девушка сказала ему, что приняла лекарство, от которого у нее слабость и головокружение, но он проигнорировал ее слова: «В одно ухо влетело, из другого вылетело. Я об этом даже не задумался». Через какое-то время он уже трогал ее грудь под одеялом. «Она говорила: “Да! Да!” Но когда девушка встала, она на ногах не держалась. И я подумал: “Черт!”» На следующий день Реза написал ей и извинился, но она вообще не смогла вспомнить их встречу и попросила не рассказывать, что произошло.

«Я чувствовал себя ужасно, — вспоминал парень. — До сих пор не отпускает. Понимаете, я постоянно думаю обо всем этом. Когда агрессия становится чересчур агрессивной? Где та грань, которую нельзя переступать? Что считается приемлемым? Родители учили меня уважать женщин. Но это то же самое, что сказать человеку, который только учится водить машину, чтобы он не наехал на старушку, а потом вручить ему ключи. Конечно же, ты думаешь, что не наедешь ни на каких старушек. Но водить ты все равно не умеешь».

Иногда, слушая таких ребят, как Реза, я замечаю за собой, что прощаю им все их проступки — ну не трагедия же произошла. И правда ведь мир не рухнул: это самые настоящие подростки, неловкие и неопытные, они только учатся жить. Но что, если их обучение идет в ущерб девушкам? Что, если мои личные стандарты, как женщины, искривлены моим собственным опытом насилия?

Я говорю не об изнасиловании, а о многочисленных случаях, когда мне свистели вслед на улице, лапали в метро, когда приходилось убирать мужские руки на вечеринках или стараться «обезопасить» себя на свиданиях. Это не вовсе микроагрессия, а самая настоящая агрессия, и мы постепенно к ней привыкаем. Оглядываясь назад, я думаю, что мне повезло: со мной не случилось ничего по-настоящему страшного. Так что, возможно, именно это позволяет мне списать со счетов или простить неприемлемое поведение, пока оно остается в определенных рамках, хотя не могу сказать, какие это рамки и насколько они соответствуют рамкам других людей. Я все же не хотела бы, чтобы Резу наказали, по крайней мере опираясь на его рассказ, но я рада, что он задумался о своем поведении и, будем надеяться, совершенствуется, растет.”
― Peggy Orenstein, Boys & Sex: Young Men on Hookups, Love, Porn, Consent, and Navigating the New Masculinity