Svyatoslav Loginov's Blog, page 6

Рыбка в пруду

Вот ещё один рассказ. Читайте.

Святослав ЛОГИНОВ


РЫБКА В ПРУДУ


Хотелось рыбы, но в магазине, как говорится, не было, ни хвоста, ни чешуйки. Оставалось добывать рыбу самому. Но и тут не всё ладно. Всем известно, что без труда не вынешь рыбку из пруда, а пруд у Аристарха был маловат, одно поименование, что пруд, а так – яма-копанка. Глубиной едва ли аршин и полторы сажени в поперечнике. Возле илистого дна толклись личинки комаров, и кружил одинокий жук-водолюб. Больше никакой живности в пруду не наблюдалось, даже водомерки брезговали измерять подобный водоём.

С одного края берег ограничивался здоровенным, вросшим в почву камнем. Если его вытащить, площадь водного зеркала значительно увеличится, к тому же возня с камнем должна защитаться за упорный труд.

Аристарх вздохнул, подошёл к ваге, вытесанной из соснового бревна. Вага ещё с вечера была заведена в подкоп у лежачего камня, и поперечный упор из обрезка того же бревна подготовлен. А то ведь старое бревно, с которым работал прежде, истлело; сломается во время работы и заедет обломком промеж глаз. Аристарх страсть не любил, если инструмент оказывался порченным: хорошо, если просто заедет по сопатке, а то ведь и покалечить может. Вот и получается, что ради одной рыбки трудиться надо два раза: сначала инструмент, а потом и сама рыбка.

Аристарх налёг на конец ваги – раз, другой… – камень оставался неподвижен. А ведь вчера казалось, будто неподъёмная тяжесть тронется с одного толчка. Ан, просчитался.

Взял лопату, начал подкапывать валун с краёв. Через полминуты железо заскрежетало о твёрдое. Так и есть – второй камень привалился к первому. Вроде и невелик – с баранью голову, а заклинил старшего брата, и тому ходу нет. Вот спрашивается, какая сволочь этот камень туда засунула? Поймать бы, да ручки шаловливые повыдёргивать.

Сходил за ломом, выковырял мешающий камушек, снова навалился на конец ваги. Большой валун нехотя шевельнулся в земляном гнезде.

– А-а! Ну-ка, пошёл, пошёл!.. А ещё?.. И ещё! Веселей! И-ых! И-ых!..

Оставил вагу, и камень, казалось бы, стронувшийся с места, грузно вернулся в прежнюю яму. По водной поверхности пробежала волна, внизу взбухли клубы мути. Зато там, где только что кувыркалась комариная молодь, теперь кружил махонький, с полмизинца пескарик.

Н-да, не густо. Такую рыбку из пруда вынимать смысла нет. Разве что кошке…

Вернулся к ваге, навалился грудью: И-ых! И-ых – серый валун мерно поднимался и опускался, словно дышал, – И-ых!.. – Малёк кружил в яме, никакого привеса в нём не наблюдалось. – И правильно, труд это работа, а работа, если верить физике, непременно связана с передвижением чего-нибудь. Так что, если ничто не сдвинулось с места, то хоть надсадись, а работы не будет.

– И-ых! Нет, так дело не пойдёт. Придётся камень не просто шевелить, а стронуть с его удобного местечка и отволочь куда-нибудь.

Навалившись животом, приподнял каменюку на привычные пару сантиметров, свободной рукой сунул в щель конец лома, опустил тяжесть на лом, переставил вагу поудобнее, навалился…

– Давай, давай! Ещё!.. Сама пойдёт! И-ых!

Не пошла. На этот раз каменюка приподнялась сантиметров на тридцать, но, как и прежде, плюхнулась обратно.

Что бы такое подсунуть, чтобы валун на место не возвращался? Аристарх оглянулся, подкатил поближе малый валунчик, что сам и выковырял минут пятнадцать назад. Грудью на вагу – приподнял гиганта, ногой подпихнул в щель камень поменьше.

Вот два камня снова вместе. Кому теперь руки выдёргивать?

И всё же, результат виден. Совсем на прежнее место большой камень вернуться не сумел, повис в неустойчивом равновесии.

Теперь можно вагу заводить, не торопясь, поперечину подложить с пониманием, поднажать, как следует…

Серая громада кувырнулась, выставив к небу перемазанный глиной испод.

– Это дело! Теперь отсюда подкопнуть, вагу завести, – И-ых! И ещё разок!

На ближайшей гряде, где вчера только сажал тыкву, взбугрилась земля, на свет вырвались два семядольных листа, следом, шурша, развернулся первый настоящий лист, жёсткий и колкий.

– Тьфу, прОпасть! Слишком близко очутился со своим камнем возле гряды, и теперь вся работа досталась тыкве. Получается, что не только рыбку из пруда, но и тыкву с огорода без труда не добудешь. Теперь изволь камень обратно катить.

– И-ых! – Под горку не в гору, тут тяга и впрямь сама пойдёт, только поднажми.

– И-ых! – Камень катнулся лишний раз и с громким всхлюпом опрокинулся в любовно выкопанный прудок. Выдавленная вода так и плеснула через край.

Что за невезение? Откуда теперь рыбку вынимать, если пруда как не было?

Изругавшись всеми словами по последние включительно, Аристарх полез в грязь, выволакивать камень на сушу. Что сделал проклятый валун с народившейся в луже рыбёшкой, думать не хотелось.

Через полчаса, извозившись как чёрт и измучившись, как дьявол, Аристарх всё же вытянул камень из грязи и тяжело опрокинул в старую ямку. Малый камушек, забытый на дне, оказался намертво заклинен, но уже не было сил огорчаться по этому поводу.

Славно потрудился, ничего не скажешь. Одежду перемазал, сам измучился, пруд загадил и, в результате ничего не добыл; всю работу надо начинать сначала.

Смачный шлепок прервал течение скорбных мыслей. Аристарх оглянулся и увидал, что в ямине, полной разболтанной грязи, в которую обратился недавний пруд, бьётся преогромная рыбина: севрюга или осётр, пуда на полтора, не меньше. Мгновенно забыв об огорчениях, Аристарх кинулся на добычу.

Блокадный перец

В этот день такой пост, наверное, и надо писать.

БЛОКАДНЫЙ ПЕРЕЦ


Лето 1941 года. Блокада ещё не началась, но с продуктами в Ленинграде уже очень плохо. Карточки на хлеб отовариваются, а все остальные – нет. У моих деда и бабушки пропадают карточки на крупу, выданные когда-то на всю семью, на четыре летних и осенних месяца. Дед собирается и идёт просить помощи к своему бывшему командиру Алексею Кузнецову, который был в ту пору вторым секретарём Ленинградского горкома партии. Однако крупы в городе нет. Подумавши Кузнецов предложил отоварить карточки чёрным перцем, который ещё оставался. Перец горошком, похож на крупу… почему бы и нет? Правда есть его гольём нельзя ни при каких условиях, но ведь ничего больше всё-равно нет. И вот дед приносит домой восемь килограммов чёрного перца.

Через некоторое время деда перевели на казарменное положение, старший сын, окончивший школу в 1941 году, ушёл на фронт, двое младших были эвакуированы в детский дом за Урал, дочь Рита ещё до войны поехала отдыхать в деревню и оказалась под немцами. Бабушка осталась в блокадном городе одна. Она часто рассказывала об этом времени, как работала на заводе: делала карманные фонарики, без которых на фронте тоже не обойтись, как ходила на Бадаевское пожарище, копать сладкую землю, как обдирала старые обои и вываривала клейстер, которым они были приклеены, как разбирала на дрова сараи, как по весне скалывала на набережной Мойки грязный лёд, чтобы не было в городе эпидемии, на которую так надеялся Гитлер, как соседский мальчик перед смертью сказал: «Какие мы дураки были, макароны варили, а воду от макарон выливали»… И только о перце ничего не рассказывала, что о нём рассказывать, о перце?

Кончилась война, жить стало легче, карточки отменили, в магазинах в свободной продаже появились продукты. А вот с перцем было плоховато. И тогда военный запас пошёл в дело. Добавляли перец в еду сами, отсыпали родным, знакомым и просто соседям. Что его жалеть, восемь килограммов это непредставимо много. Застал блокадный перец и я. Было это, кажется в 1958 году. Мы приехали в гости к бабушке, и папа спросил: «Утебя перца не осталось? А то у нас кончился».

«Осталось», – ответила бабушка, принесла из кладовки двухлитровую банку, на четверть полную чёрным горошком, и отсыпала в пакетик с полстакана. Тогда я и услышал историю о блокадном перце.

Что мог я, глупый первоклашка, понять в услышанном? Понял только, что во время войны не было ничего, а вот перца было сколько угодно.

С тех пор прошло больше полувека. Тот перец давным-давно съеден. Но и сейчас, добавляя в кастрюлю ароматные горошины, я вспоминаю блокадный перец.

Коси коса

Июнь, пора сенокоса. Трава у дома мне по грудь и продолжает ударными темпами тянуться ввысь. Сено мне не нужно, из домашних животных у меня только мышь, которая живёт под шкафом. Но косить надо, иначе зарасту так, что с собаками не найдут.
За зиму коса рассохлась; надо размачивать. Плеснул в таз ведро воды, поставил туда пяткой косу. На следующий день с утра отправился на сенокос. Подошёл к тазу, а там плавает большущая лягушка. "Ну, - думаю, - тонет". Хотел спасать, но земноводное одним прыжком покинуло таз и скрылось в крапиве. Тут я и понял. Дождей не было месяц, всё кругом высохло, канавы превратились в траншеи, лужи в окопы. А лягушке нужна вода, вот она и нашла мой тазик. Косил, сколько мог, на ночь поставил косу в таз. Утром там было две лягушки. На третий день - три. Сидят, положивши передние лапки на самое лезвие, и смотрят на меня.

Девочки, дорогие, мне для вас воды не жалко, но с косой всё-таки, поосторожнее. Она острая. Останетесь без ног, что я с вами делать стану?

Сказка про козла

Только что, пять минут назад закончил писать "Сказку про козла", черновик. Осталась редактура и перевод в файловый вид. Объём будет чуть больше двух листов.
Старался написать детскую сказку, но получилось не больно детское, хотя все остались живы. Вернее, почти все, не считать же за героя ворону или шишигу притоплую, которые героически погибли в битве с преужасным василиском.
Вот так, пойду пить квас.

Пример для подражания

Иду по улице, и тут меня на чудовищной скорости обгоняет молодой человек лет трёх от роду на маленьком самокатике. Вслед за гонщиком бежит спортивного вида мама. На рывке она догоняет самокат и хватает гонщика за плечо.
- Ты что, не слышишь, что я тебе кричу?
- Нет, - чётко отвечает пацан.
Следует удар по попе, самокат мама изымает и поднимает в воздух.
- Теперь понял?
Ребёнок разворачивается, подходит к газону, срывает свежераспустившийся одуванчик и подаёт маме:
- На!
Конфликт исчерпан.

Выступление президента

Вчера новоизбранный президент обратился к народу. Я внимательнейшим образом выслушал эту речь, причём, меня совершенно не интересовало, что говорилось. Интересовало, как это было сделано. Не знаю, кто писал текст, важно, что написано истинным мастером. Президент извивался, как ужака под вилами, употребляя безличные обороты, порой попросту совершая стилистические ошибки, но он умудрился ни разу не употребить местоимения Я. Русский язык изнасилован, но психологически ход оправдан. Учитесь, друзья-коллеги.
Интересно, многие ли заметили эту особенность вчерашнего выступления?

Корочка

Ещё один рассказ о животных. Написан в 2015 году, предлагался в детские журналы, но безрезультатно. А тут, надеюсь, придётся к месту.


Святослав ЛОГИНОВ


КОРОЧКА



Дед Миней жил в деревне на выселках. Дом его стоял в стороне от остальных домов, но не очень далеко, отчего хутором не считался. Это и называется жить на выселках. У Минея не было ни детей, ни внуков. То есть, были, наверное, но не в деревне. Миней жил один, даже собаки у него не было, даже кошки. Конечно, так не бывает, чтобы человек совсем один жил. Если в доме нет кошки, значит, есть мышки.

В минеевском доме кроме старика проживала большая, хотя и не очень дружная мышиная семья. Заправляла там Артемида Мармеладовна, мышь строгих нравов, многое в жизни испытавшая. Чего она только не изгрызла за долгий век, разве что гранит науки грызть не стала, потому что гранит зубы портит. Многочисленное потомство Мармеладовна держала в мышовых рукавицах и баловать детям, внукам и правнукам не позволяла.

– Прежде всего – аккуратность, – поучала она молодёжь. – Аккуратность должна быть во всём. У деда овощи в сенях сложены, так вы что попало не грызите. Откатите картошину, оттащите морковинку, а кто свёклу любит, то и свёколку. Их и ешьте, а остальное не трогайте, чтобы дед не заметил, как мы в его запасах хозяйничаем.

– А чего такого? – спросил мышонок Хват. – Пусть видит. Всё равно, дед старый, ему за мной не угнаться.

До взрослого мыша Хвату было далеконько, но он называл себя тинэйджером и противоречил старшим, как только мог.

– Ты так полагаешь, потому что ум у тебя короче хвоста. Деду за тобой гоняться не обязательно, ты сам к нему прибежишь и попадёшься в мышеловку. Так что, радуйся, что дед про нас не знает.

– Бабушка Артемида, а что такое мышеловка? – пискнула маленькая мышка Маруська.

Имена у мышей почти человеческие. Пока мышка маленькая, имя у неё тоже маленькое, а взрослую мышь называют полным именем. Вот, скажем, мышонок Ряха. Казалось бы, что за имя, а вырастет Ряха и станет Рахат-лукумом. Если же доживёт до седых усов, будут его величать Рахат-лукум Апполонович. Мышке Маруське судьба в старости стать Маринадой Аидовной. И с другими мышами то же самое. Имена у мышей или вкусные или древнегреческие. Одни, потому что вкусное все любят, вторые, потому что была у Минея книга «Мифы древней Греции», но мыши её изгрызли, и она им очень понравилась.

– Лучше бы тебе этого не знать, – ответила Мармеладовна. – Мышеловка это наша смерть. Её придумал дед Миней на погибель мышиному племени. Если он узнает, что мы тут живём – быть беде.

Миней и вправду не знал, что у него мыши живут. Дед был глуховат и не слышал, как они шуршат за обоями и скребут зубами плахи пола. А в кладовке и в сенях, благодаря усилиям Артемиды Мармеладовны, царил порядок. Мышиные катышки строгая Мармеладовна заставляла убирать, а недостачу моркови старый огородник, разумеется, заметить не мог.

Жаль, что счастье не бывает вечным. В деревню приехала автолавка, и Миней купил с пенсии большой кусок сыра, граммов четыреста, не меньше.

Мыши любят сыр, это знают все. На самом деле существует множество вещей, которые мыши любят больше, чем сыр, но об этом речь пойдёт потом. А сыр мыши любят почти также, как мармелад, в котором, как известно, много кислот, которые ужасно привлекают мышей. Но сейчас речь не о мармеладе и даже не о копчёном сале, а о пошехонском сыре, купленном в автолавке.

И вот, дед Миней жуёт за завтраком бутерброд с сыром, а мыши изо всех щелей наблюдают за ним. Миней бутерброд доел, остаток хлеба спрятал в хлебницу, а сыр и масло – в холодильник. Холодильник железный, сыр из него не достать никаким образом.

Собрались мыши на совет. Пищат, галдят, ничего придумать не могут. Дырку в холодильнике не прогрызёшь, дверцу отворить сил не хватит. Только и остаётся ругаться предпоследними, а то и последними словами: «Эгоист! Чревоугодник! Мышефоб!»

Но Миней на мышиные выкрики – ноль внимания. Глуховат дед, ничего не слышит.

Артемиде Мармеладовне это надоело, и она мышиную возню прекратила, вернее, ввела в позитивное русло.

– Молчать! – пискнула она командирским басом. – До ужина все отдыхают и готовятся к решительным действиям, а за ужином будем сыр изымать.

Мыши мигом разбежались отдыхать и готовиться.

Пришло время ужина. Миней картошки нажарил, солёных грибочков из кадушки добыл. Мыши за дедом следят, и ни гу-гу, вернее – ни пи-пи. Вот Миней хлопнул дверцей холодильника, достал сыр и масло. Отрезал свежего хлеба, начал сооружать бутерброд. И тут мыши ка-а-ак!.. – думаете на Минея кинулись, драться, кусаться, царапаться принялись? Бутерброд отнимать? Как бы не так! Дед Миней – хозяин, кормилец, на него нападать нельзя. Не станет Минея, не будет не только сыра, но и картошки с морковкой и сытной перловой крупы. Мыши ка-а-ак дождались от Мармеладовны сигнала, когда она взмахнула лапками и вдохновенно запищала:


Баю-баю, спи, Миней,
Баю-баю, поскорей!..


А весь хор мышей дружно начал зевать:

– А-а-аэ-а!..


Мышка за печкою спит,
На ночь умерь аппетит.
Глазки скорей закрывай,
Спи, дед Миней, баю-бай!


– А-а-аэ-а!.. – зевнули мыши хором. Только мышка Маруська, вредина какая, усомнилась и спросила:

– Бабушка Артемида, ведь дед Миней глухой, он нашей песни не слышит.

– Ему и не надо слышать, – прошуршала Мармеладовна. – Ему надо зевать. Зевота очень заразная, один зевнёт, все следом зазевают, даже когда ничего не слышат и не видят.

– А я не зеваю, – заявила Маруська и сладко зевнула: – А-а-ае-а!..

– Вот так! – подтвердила Мармеладовна. – А-а-ае-а!..

– А-а-аэ-а!.. – раззевался хор.

– А-а-а-ам! – зевнул Миней. – Что-то меня в сон клонит. На минутку прилягу, а чай потом допью.

Миней качнулся в сторону постели, рухнул на неё и захрапел.

– Сыр наш! – воспищали мыши на разные голоса.

– Тише, мыши! – пыталась остудить Артемида Мармеладовна горячие головы, но куда там! Мыши ринулись на сыр. Мармеладовна безнадёжно махнула хвостом и тоже приступила к трапезе.

Славно погуляли мыши этой ночью. Сыр опьянил всех, и даже Мармеладовна, стащившая с бутерброда надкушенный ломтик, не думала ни о чём, кроме праздничного ужина.

Мыши водили хоровод и распевали любимую песню:


Вы любите ли сыр?
Спросили раз мыша.
Люблю, он отвечал,
Жизнь с сыром хороша.


Весело было ночью, и никто не думал о том, что наступит утро. Даже мудрая Мармеладовна сидела в своей норе и старалась не думать. У мышей довольно хорошо получается не думать о завтрашнем дне.

Но утро пришло. Миней проснулся и ахнул, взглянув на обеденный стол. Сыра там, конечно, не было, а всякой дряни – полно. Крошки недогрызенного хлеба, клочки обёртки, в которой было масло, какой-то сор – и кто его только натаскал сюда? – и всюду масса мышиных катышков, которые прежде Мармеладовна заставляла убирать.

– Вот не было печали! – воскликнул Миней. – Мыши объявились, да сколько! Не иначе – к войне.

Артемида Мармеладовна тоже понимала, что дело идёт к войне. А прочие мыши радовались и ждали нового сыра. Но вместо сыра их ждал совершенно иной подарок. Вечером Миней полез не в холодильник, где ничего вкусного не осталось, а в кладовку и вынес оттуда странную вещицу. Дощечка, на дощечке – скобка с пружиной, а рядом – проволочный крючок. Всё вместе называется мышеловка, хотя на самом деле это не мышеловка, а мышебойка. Скобку Миней оттянул, закрепил, а на крючок наживил приманку.

Приманка – О! – никаких слов нет, чтобы достойно описать её. Кто-то говорит о бесплатном сыре, но сыр съеден ещё вчера, к тому же, он бывает бесплатным в мышеловке, а в мышебойке насаживается самая соблазнительная вещь на свете, удержаться, учуяв которую, не может ни одна мышь, как бы рассудительна она ни была. Ни ломтик бекона, ни шкурка от копчёного сала, ни засахаренные цукаты не идут в сравнение с приманкой, которую нацепил на крючок дед Миней. Румяная корочка чёрного хлеба, слегка смоченная постным маслом. И не каким-нибудь оливковым, которым только иностранную мышь можно соблазнить, а настоящим, подсолнечным и непременно нерафинированным, пахнущим жареной семечкой и несказанным счастьем.

– Не подходить! – закричала Мармеладовна. – Это смерть!

Кричит, а у самой хвостик дрожит от вожделения. Кто же тогда её послушает? Первым мышонок Цап прыгнул и цапнул корочку. Щёлкнула пружина, хлопнула скобка – и нет больше Цапа.

Корочку, конечно, стащили, устроили по Цапу поминки.

– Слушайте меня, мыши! – сказала Мармеладовна, облизав усы. – Если вам дорога жизнь, не трогайте приманку.

– Цап дурак! – объявил Харя. – Сунулся, не подумав, вот и получил скобкой в лоб. Надо было корку дёрнуть и тут же отскакивать.

Так Харя и поступил, и на следующую ночь поминки справляли по Харе.

Тут уже мыши перепугались, как следует.

– Нельзя трогать приманку! – говорили они друг другу. – Это смерть!

Потом наступала ночь, и ещё кто-то погибал от удара скобки. А что делать? Не может мышь равнодушно пройти мимо корочки с подсолнечным маслом.

Но когда в мышебойке погибла бабушкина любимица мышка Фрикаделька, Артемида Мармеладовна поняла, что пора принимать решительные меры. Днём, когда Миней ушёл по делам, она собрала всё своё поредевшее семейство.

– Дальше так продолжаться не может.

– Не может!.. – загалдели все.

– Мышеловка должна быть уничтожена!

– Как её уничтожишь? Её грызть надо целую неделю. Да и невкусная она.

– Мышеловку, – объявила Мармеладовна, – надо сжечь. Вот вы четверо, – указала она на мышей поздоровее, – полезайте в печь.

– Что там делать? Там зола и грызть нечего, – заупрямился мышак Геракл Геркулесович.

Люди считают, что Геракл и Геркулес – одно и то же, только на разных языках. Но мыши знают, что Геракл – греческий герой, а геркулес – вкусная каша. Для малышни седоусый мышак зовётся по отчеству, а для Артемиды Мармеладовны он по-прежнему мышонок, да ещё и неслух.

– Ты что себе позволяешь, Гера? Разговорчики!..

Тут уже мыши возражать не могли и послушно полезли, куда приказано. Самые сильные, могучие богатыри, трудились в печи. Двое ухватили товарищей за хвосты и спустили вниз, где им подали разряженную мышеловку. Поднатужились силачи и даже поднапружились, и втащили мышеловку в печной зев. Уложили на золу, прикрыли газеткой, а сверху накидали мелкой лучины, что на растопку идёт. Только управили всё, как следует, как дозорный пропищал тревогу:

– Дед Миней идёт!

Миней, как пришёл, первым делом принялся печку топить, потому, как изба за день выстыла. Дверцу открыл, в нутро заглянул, а там и бумага лежит, и лучина сверху.

– Вот ведь какой я молодец – говорит дед Миней, – заранее растопку приготовил, только не пойму, когда.

– Молодец, молодец, – соглашаются мыши. – Ты, главное, печку поскорей растапливай.

Миней сверху на растопку полешек положил, чиркнул спичкой, и огонь на радость мышиному племени, заплясал в печи.


Мышеловка злая
Быстро догорает!
Гори-гори жарко,
Нам тебя не жалко!


Вечером поел дед Миней картошки с солёным огурцом и хотел было налаживать капкан на мышиную погибель. Ан, а капканчика и нет! Миней и под шкафом смотрел, и под кроватью, и за холодильником – нигде нет. Мыши следили за дедом заинтересовано, но помалкивали. Печка славно истопилась, в доме стало тепло, да и в мышиных гнёздах неплохо. А дед пускай свою мышебойку ищет, ему никто не мешает.

– Куда она запропастилась? – сдался Миней. – Ну, ничего, завтра найду.

С тем Миней и на покой ушёл, а среди мышей воцарилась растерянность. Первой общее недоумение высказала Маруська.

– Бабушка Артемида, а как же корочка? С маслицем…

– Корочки больше не будет. Привыкай, что жизнь штука жестокая, мышененавистническая. Сыр бесплатный только в мышеловке, а за вкусную корочку приходится платить мышиными жизнями.

– Как же мы без корочки будем? – заплакали мыши.

– Как прежде жили, так и впредь будем. Картошку станем кушать, морковку. Иной раз, что Миней на пол уронит и подмести забудет, тоже нам достанется. С голоду не умрём.

– Эх, – сказала Маруська, – зря мы мышебойку сожгли. Мальчишки глупые, они бы для нас корочку добывали.

– Это ты глупая, – сказала Артемида Мармеладовна. – надо же додуматься, за корку с маслом родными жизнями платить. Маруська ты и есть Маруська, не скоро тебе стать Маринадой Аидовной.

Сказала и вздохнула про себя:

– Ах, корочка!

О любви к животным.

"Рассказ про кота", послуживший началом предыдущим событиям, был опубликован в антологии "КОТАстрофа" в 2012 году. Далее, читайте сами.


Святослав ЛОГИНОВ


РАССКАЗ ПРО КОТА


Говорят, напиши рассказ. Про кота. Чтобы кот в рассказе был. Или кошка, это всё равно. Как, зачем? Для сборника. Сборник тематический делается, про котов. У читателей такие сборники востребованы.

Мне-то, что? Я и про кота могу. Или про кошку, мне без разницы.

Начинаем с помещения. Комната, большая, светлая. В комнате – диван. Без этого никак, про кота без дивана не напишешь, а то ему лежать негде будет. Диван непременно с подушками… по той же самой причине. Подушки желательно атласные.

На стенах повесим постеры, что-нибудь из французских импрессионистов. Напольная ваза, и вторая, чешского стекла на журнальном столике. Обе демонстративно пустые. На диване сидит героиня. Нет, не кошка, девушка. А кота мы уложим ей на колени, пусть она, покамест, его гладит. Кот непременно полуперс, у них экстерьер оригинальный. Потом разберёмся, что с этим котом делать.

Девушка молода и красива. Зовут её… неважно… всё равно, она в комнате одна и её никто не зовёт. На девушке что-нибудь утреннее, с кружевами. Называется, пеньюар. Раньше подобный наряд обозначался словом «неглиже», но современный читатель опрометчиво полагает, будто неглиже – что-то неприглядное.

Девушка ожидает возлюбленного. Он – успешный бизнесмен, молод, красив, ездит на «порше». Занимается теннисом. Так что, героиню мы переоденем в гольфы, короткую юбочку и светло-зелёный топик.

Кот тем временем, утёк в форточку. Ну, и бес с ним, понадобится – вернём. Этаж пусть будет первый, чтобы не разбился, дурашка, если свалится с карниза.

Возлюбленного героини зовут Артур, у него тёмные волосы, и он задерживается, потому что… в общем, неважно, почему, но он задерживается. Героиня недовольно поглядывает на мобильный телефон. Артур мог бы и позвонить, но звонка до сих пор нет. А сама она звонить не станет. И без того ваза на столике пуста, а после этого ещё и звонить самой?..

Может быть, музыку включить? Что-нибудь ретро или, напротив, современное… Классики не надо – испортит образ.

Со двора доносится немузыкальный мяв, что-то падает, слышен крик: «Кыш, поганец!»

Кошатина появляется в окне. Боже, в каком виде! И прыгает прямо на подушки. Теперь придётся всё чистить.

– А ну, брысь отсюда!

Утёк в форточку.

Всё же, кот или кошка? Ладно, разберёмся. А этаж у нас будет второй, чтобы кошатина с улицы грязь на лапах не таскала. А ежели свалится, то всё равно не разобьётся.

Героиня нерешительно протягивает руку к телефону… Как же её зовут? Хотя, пока Артур не позвонил, её можно никак не называть.

Снаружи доносится немузыкальный мяв, звон стекла и крик: «Вот я тебя!»

Кошатина появляется в окне, сбив со стола вазу, пролетает через комнату и скрывается под шкафом. Что же оно натворило? Ведь минуты не прошло.

А этаж пусть будет четвёртый. Свалишься – пеняй на себя.

Героиня нерешительно протягивает руку…

– Блин! – доносится снаружи.

За стеклом появляется искажённая физиономия. Парень лет двадцати, наверняка – студент, и наверняка – компьютерщик. Теперь всё ясно. Кошатина впёрлась в чужую квартиру и устроила погром, а одуревший от компьютера студент, погнался следом. Совсем сбрендил, жизнь от виртуальности отличить не может. И деваться ему теперь некуда: на карниз он вылезал на втором этаже, а оказался на четвёртом.

Парень толчком распахивает окно и вваливается в комнату, сбив, на этот раз, напольную вазу.

У них там деревянные рамы в окнах, что ли? Европакет должен быть, а его так просто снаружи не откроешь.

Ладно, разберусь. Но сначала надо что-то делать с этой тварью. А ну, вылезай из-под шкафа! Что значит – не вылезу? Я кому сказал? Живо! Ах, не вылезу? Так я ж тебя, поганца, из повести вычеркну. Будешь тогда знать! Как это – не вычеркну? Рассказ про кота, говоришь? Да, действительно, про кота… Только ты ещё, может, и не кот, а кошка. Что неважно? Это кому неважно? Тебе?.. Тоже мне, трансвестит нашёлся, собственные гендерные признаки ему не важны. Ты погляди, зараза, что натворил! Ведь эти двое уже болтают, словно век знакомы. Как, знакомы? Мало ли, что в соседних квартирах живут. Она только что переехала в элитный район и никого ещё не знает. А его тут и вовсе быть не может, не тот типаж. Во, слышал? Он её Ксюхой называет! Ну, какая она Ксюха? Элеонора. Понимаешь? Э-ле-о-но-ра!.. Ну вот, они уже целуются…

– Эй, вы, немедленно прекратите! Артур сейчас придёт!

Как это, нет никакого Артура? А кто тогда есть? Вы что, сговорились все? Вылезай из-под шкафа, скотина! Немедленно… А то ведь я тебя оттуда за хвост выволоку. И не посмотрю, какие там у тебя когти.

Патологоанатомическое...

Ощущения, как у хирурга, которому приходится вскрывать гнойный чирей: ничего приятного, но ведь надо...
Есть в глубинах интернета такой сайт Fantlab. Я порой заглядываю туда, когда требуется навести какие-то справки или хочется почитать независимые отзывы о своих произведениях. Некоторое время назад там появился отзыв на мой крошечный рассказик "Рассказ про кота" (думаю, в следующем письме я выложу его здесь, чтобы было понятнее, о чём идёт речь). Автор отзыва, не умеющий отличить автора от его героя, объявил, что Логинов не любит животных. Я хмыкнул и забыл про это. И тут в дело вмешался некто Александр Кенсин. Товарищ этот порой появляется и здесь, и мне был известен, как умеренный, не слишком зловредный тролль. И вот, что он написал: "Логинов не только не любит животных, но и не разбирается в них и их поведении, а просто вымещает свою нелюбовь таким образом, забывая и про сюжет и вообще про всё".
На Фантлабе есть замечательное правило: можно сколь угодно жёстко обсуждать произведение, но нельзя переходить на личность автора. Кенсину было предложено извиниться. Извинения не последовало. Далее конфликт перешёл в личку между Кенсиным и куратором логиновской библиографии. И там Кенсин объявил: "лично я знаком с Логиновым и присутствую на ряде мероприятий, петербургских встречах фантастов, там тоже такое говорят".

Вот тут мне стало интересно. Верю, что Кенсин знаком со мной, хотя я его и не помню, но вот, чтобы кто-то где-то говорил, что я ненавистник животных... не было такого никогда.
Но Кенсин упорствует:"Речь о том, что говорят «коллеги»; "И коллеги зря трещат". В результате Кенсин сказал, что пятого марта встретится со мной и напрямую спросит о моём отношении к животным. Я, в свою очередь, очень хотел спросить о коллегах, которые говорят и трещат обо мне такое.

Тут в дело чуть было не вмешалась медицина. Пятого марта с утра меня срочно повезли в больницу в Сестрорецк, где два года назад делали операцию на сердце. По счастью, свободных мест на отделении кардиологии не оказалось, и Таня отвезла меня домой. Там, воспользовавшись, что я остался дома один, я нажрался таблеток и поехал в Союз Писателей на встречу с Кенсиным. Официально был вечер Елены Воронько, очень интересный, хотя мне было не до того. Не знаю, был ли там Кенсин, но ко мне никто не подошёл. На фуршет я не остался, но прежде чем уйти, уже надев куртку, обошёл присутствующих и каждому заглянул в глаза. Никто себя не выдал, поговорить со мной не захотел, и я уполз домой. На следующий день с утра меня свезли в больницу, где, хотя и не подлечили, но исследовали в буквальном смысле с ног до головы.

Пару дней спустя господин Кенсин написал моему представителю: "Я там был и с Логиновым общался. Но о чем, я вам говорить не буду".

Итак, с завравшимся троллем всё ясно. Я не умею отправлять людей в бан и не хочу учиться этому искусству, но надеюсь, что господин Кенсин здесь больше не появится. А всех остальных прошу, буде Кенсин начнёт где бы то ни было распространять свои бредни относительно меня, немедленно дезавуировать его слова.

Вымертский тракт

Повесть набрана и вычитана. Всего в ней 125000 знаков. Итак, включаем редактор, начинается пирдуха. Кстати, не так много замен предложил уважаемый Спел Чекер.

Я писал, что на пожарище много дряни, а оказывается, там много драни. И ведь не сгорела...
Тиноватая вода из речки будет виноватая.
Трупак превратился в трепак. Весёленькая повесть получается, с плясками.
После такого совершенно не удивительно, что заморная рыба стала задорной. Должно быть, трепака плясала.
Падальщик обратился в гадальщика.
Намоленный образки стали намыленными. Потому, наверное, и не устояли перед чёрным колдовством.
И, конечно, жемчужиной предлагаемых замен стал меч кладенец, вместо которого появился меч младенец.