Svyatoslav Loginov's Blog, page 19

Проездом

Проездом из Тулузы в Репшину Горку на денёк остановился в Санкт-Петербурге.

Багаж, в коем находилось два кило запретного французского сыра и три бутылки запретного Бордо во время пересадки остался в Париже, но сейчас уже выручен, и даже сыр не успел протухнуть. Так что на меня санкции не действуют.

В городе Юм, где я провёл последние три недели, интернета не было (сами понимаете, Жиронда, места дикие, нет ничего, кроме устриц и розового вина). Будет ли интернет в деревне -- не знаю.

Понаписал прорву коротких рассказов, но ведь их ещё в файловый вид перевести надо. Впрочем. самый короткий -- вот он:


Святослав ЛОГИНОВ

ВСЕМОГУЩИЙ НЕГОДЯЙ


-- Я раздобыл кристалл всемогущества! – вскричал Ужасный Негодяй, -- и сейчас вы все умрёте!

Наверное, так оно и стало бы, но первым от действия кристалла умер сам Негодяй, и всем остальным уже не было нужды умирать.

Блалада о гювече

За два месяца с превеликим трудом написал один небольшой рассказ (примерно на лист размером). В виде затравки выложу здесь первую (и самую маленькую) главку, посокольку она сюжетно почти завершена.
А остальное, когда сумею где-то напечатать весь рассказ.

Святослав ЛОГИНОВ


БЛАЛАДА О ГЮВЕЧЕ


От дерева к дереву короткими перебежками Волк скрадывал добычу. Добыча была хороша – девушка почти девочка, одетая по-крестьянски с торбой через плечо и палкой в руках. Как такую могло занести в лес, да ещё в одиночку?

– Классная у неё шапочка, – шептал Волк в азарте. – Квасная, я бы сказал…

Шапочка у девушки и впрямь была коричневатая, цвета домашнего кваса. И, конечно, торба вместо корзинки, только это и отличало её от сказочного персонажа. Что касается Волка, то не имелось у него ни больших глаз, ни огромных ушей, а зубы были чёрные и гниловатые. Тем более не было хвоста. Внешне лесной хищник походил на задрипанного мужичонка. Волком он называл себя сам; нравилось ему это имя.

Задача у Волка была самая простая: путницу следовало сначала изнасиловать, а потом медленно и со вкусом лишить жизни.

Конечно, охотиться на девушек лучше всего в сёлах и маленьких городках. Незаметно подкрасться, задурить хорошенькую головку, задурманить, чтобы красотка сама не могла понять, как очутилась за выгонами или в пригородном лесу. Но и упускать сладенькую добычу, когда она по своей воле забрела в лес, Волк не желал.

Тревожило одно: слишком уж беззаботно девушка шла по лесу. Так может ходить либо абсолютная дура, либо тот, кто надёжно защищён магией. И посошок в руке девочки навевал мысли самые нехорошие. Попробуй раззявить пасть на чужую невинность, как с конца жезла соскочит молния, и собирай свои обгорелые ошмётки по всему лесу.

Ещё возможна ловля на живца, но тогда бы девочка была тревожна. К тому же, Волк очень хорошо чувствовал, когда охотятся на него.

Тяжела ты жизнь маньяка!

Возле ручья девушка остановилась, присела на камень, разулась и опустила уставшие ноги в воду.

Ах, какие ножки! Вот уж, действительно, хороши! Даже при взгляде из кустов слюнки капают. А вдобавок к девочке бережок, ручеёк, красота, романтика – лепота, да и только!

Натуры наивные и до идиотизма глупые полагают, что чистая, текучая вода не таит в себе никакого зла, и на берегу родниковой речки всякий может быть в безопасности. Как же, расскажите об этом утопленникам, то-то они посмеются! Зато чистая вода умеет смывать грязь и грим, выявляя правду. Чёрный становится чёрным, а белый – белым, независимо от того, каким этот кобель казался прежде. А кто будет пользоваться этой правдой, воде совершенно безразлично.

Волк старательно принюхался. Всё было предельно ясно: никакой засады и ловушки нет, и посошок – вовсе не магический жезл, а самая распростая палка. А уж Классная Шапочка и вовсе ничего не таит; вся из себя невинненькая и такая беззащитная, что плакать от умиления хочется.

Можно приступать.

Волк скинул куртку и рубаху, а взамен набросил чары неуязвимости. Разулся, добавил своей фигуре роста и мускулистости, чтобы девочка сразу поняла, что рыпаться бесполезно. Затем, вальяжно и не торопясь, вышел на свет.

Девчонка вскочила, разбрызгав воду. В глазах полыхнул восхитительный испуг, совсем, как в самых сладких грёзах.

– Приветик, – сказал Волк. – Как делишки? К бабуле идёшь, да? А в торбочке пирожок. Угадал, да?

– Угадал… – растерянно ответила Квасная Шапочка. – Пирожок. С зелёным луком и яйцом.

– А горшочек? – возликовал Волк. – Горшочек есть? С маслицем.

– Горшочек тоже есть. Только без маслица. Сёстры на ужин гювеч делали с зелёной фасолью, так я в дорогу горшочек с гювечем взяла.

– Экая ты зелёная, – сказал Волк и спустил штаны. – Ну, что, поиграем немножко?

– Не подходи! – выкрикнула девчонка. – Палкой по башке дам!

– Ух, какая сюся-масюся… – умилился Волк. – Брось палочку-пугалочку. У меня, небось, палка покрасивше.

Отращивать клыки и когти он не торопился, по первому разу уестествлять девочку следовало в человеческом обличии.

Дальше случилось то, чего случиться не могло. Девица размахнулась и саданула Волка по голове своим смешным посошком. Магический шлем, который наворожил себе Волк, выдержал бы и стальную булаву, но корявая деревяха не заметила волчьего чародейства и врубилась в покатый лоб.

– Ты чо?! – взвыл Волк.

Удар был не столько болезненным, сколь обидным, а в следующий миг девица заправским штыковым ударом ткнула острый сук в то место, что Волк продемонстрировал в предвкушении грядущих наслаждений.

Это было по-настоящему больно.

Волк завыл не по-волчьи, свернулся наподобие лысого ежа, откатился в сторону, лишь там с трудом поднялся и, хромая, кинулся наутёк. Юница, выпятив губу, глядела ему вслед. Старшие девушки рассказывали, что от насильника хорошо отбиваться туфельками на шпильках, но оказалось, что и суковатая палка, если пихнуть её в промежность, тоже действует неплохо.

Девочка подцепила концом посошка скинутые Волком штаны и швырнула их в ручей. За кустами обнаружила остальную одежду и тем же манером перекидала её в воду. Один башмак утонул сразу, второй поплыл по течению словно военный корабль с ростром в форме медной пряжки.

Тем и закончилась встреча в лесу, хотя ничто на свете не кончается совсем хорошо. Скулит, забившись в чащу, обиженный Волк, а ручей… был чистым, а что стало?

(продолжение когда-нибудь следует)

PS. Рассказ называется именно "Блалада о гювече", хотя таковой в тексте нет. Во второй главе есть лишь отрывок их "Блалады о непреклонном геройстве":

Великий воин был готов
Устроить тарарам,
Но меч его -- гроза врагов --
Переломился там.

Погиб за ро дину герой,
Такие, блин, дела;
И мы вечернею порой
Поём о нём: "Бла-бла"!

Заехал на пару дней.

Интернета в деревне так и нет. Зато я на пару дней заглянул в город и отписываюсь тут.
Занимался огородом и сенокосом, полчти ничего не писал. Загорел, похудел, скинул сахар почти до нормы.
Что ещё? Вот огородный рассказ.

Святослав ЛОГИНОВ


ЛУЧШАЯ НА СВЕТЕ


Давно было, лет восемь назад или девять. Я на огороде вожусь, в лес бегаю, а Тане это неинтересно, ей хочется, чтобы цветы вокруг дома произрастали. Значит, нужна альпийская горка.

Сказано – сделано. Горка начинается с ямки. Вырыл яму – хорошую землю направо, глину и всякую супесь – налево. Устроил вокруг избы генеральную уборку: перетаскал в яму весь мусор, что от прежних хозяев остался – проржавевшие консервные банки, битые бутылки, драную резиновую обувь, пластиковые пакеты, всевозможное железо и ещё чёрт знает что. Свалки в деревне нет, и всякий житель копящийся мусор разбрасывает по кустам вокруг дома. За десятилетия скопился изрядный бескультурный слой. Теперь всё ушло в яму, и это была первая польза от будущего цветника. Завалил мечту археолога супеесью и суглинком, получилась горка. Теперь дело за камнями: без камней горка не будет альпийской.

Вооружился ломом и вагой из елового бревна. Все грудницы в округе разворотил, выбирая камни, что покрасивше. Маленькие – весом до ста килограммов, средние, которые уже не поднять, их до места катить пришлось, большие – к ним без ваги не подступишься. Попадались и настоящие скалы весом в несколько тонн, но это уже не для моих цветочков. А из того, что приволок, соорудил Стоунхендж местного разлива. Пространство между камнями засыпал плодородной землёй; горка готова, пожалте сажать годецию и всяческие эдельвейсы.

Таня довольна, но не вполне. Чего-то не хватает, какого-то завершающего штриха.

– Вот сюда, на самую вершину, надо бы сосенку посадить.

– Помилуй, говорю, сосна корнями всю горку разворотит.

– Так ты маленькую… – словно не знает, что маленькие имеют дурную привычку вырастать.

Не знаю, чем бы наши споры кончились, если бы не одна встреча.

Иду и вижу, что на дороге, на самой, что ни на есть середине, растёт сосенка. И как её угораздило проклюнуться среди утоптанного грейдером гравия? И ведь под проезжее колесо не попала… Ствол у сосенки толщиной со спичку, да и рост немногим больше, однако стоит, топорщит встречь неприветливому миру все свои четыре иголки.

Достал нож, опустился на колени, начал ковырять дорогу. Полчаса возился, нож иступил, всё искал, где же там почва, что позволила сосенке жить. Сплошняком камушки и никакого гумуса. Земли так и не нашёл, но сосенку вынул, не повредив волосяной толщины корешков. В горстке принёс домой, посадил, как было велено, на самую вершину альпийской горки.

– Что-то она слишком маленькая, – заметила Таня. – Надо бы побольше.

– Ничего, вырастет. У этой сосенки такая жажда жизни, что нам и не снилась.

С тех пор прошло восемь лет или даже девять. Сосенка подросла. Ввысь тянуться ей нужды нет, всё солнце и так ей достаётся, однако, стоит уже вровень с коньком дома. И пушистая – спасу нет! Ствол у основания толщиной с телеграфный столб. Все мои стоунхенджи, разумеется, развалила, цветы повывела, один барвинок ещё вьется с горем пополам. Пришлось мне для Тани ещё одну горку делать, уже без сосенки.

А сосна растёт. Вместо цветов в августе под ней высыпает видимо-невидимо маслят. Когда состарею, так что и до леса не дойти, всё равно буду с грибами. А в этом году на ветках появилась прорва зелёных смолистых шишек. Чует сердце, скоро вокруг зашумит сосновый бор.

Зимой, когда проклятый декабрь высасывает последние силы, вспоминаю мою сосну, как она зеленеет назло морозам, а ствол у неё янтарного, летнего цвета. Весной, вернувшись в деревню, иду к сосне здороваться, прижимаюсь лицом к пушистым ветвям. Если знать, как подойти, она ни за что не уколет, напротив, одарит шелковистой нежностью, поделится силой и жаждой жизни.

Говорят, человек должен сделать в своей жизни три вещи. Дом я так и не построил; и городская квартира, и деревенская изба у меня куплены. Сыновья выросли, у них своя жизнь, в которой я мало что понимаю. Но дерево я посадил: самую лучшую на свете сосну.

Уехал на посадки.

Не знаю, надолго ли. Интернета там покуда нет. Если появлюсь -- отпишусь, а пока -- не скучайте.

Вежливые пряничные человечки

Валяюсь в больнице с совершенно жутким сахаром, который не снижается даже после капельниц. На ночь домой, правда, отпускают (иногда), а чаще -- сам сбегаю. И вот, оказавшись дома, с чего-то вздумал поглядеть в ЖЖ на собственный профиль. И теперь в затруднении: кто и с какой тайной целью дарил мне пряничных человечков, кои для меня смерти подобны?

Квадратные даты

Почему-то все и всегда празднуют круглые даты, а квадратных дат никто не празднует. Это несправедливо.
Вот сегодня день рождения Владимира Ульянова (Ленина). Исполняется сто сорок четыре года или двенадцать в квадрате. Почему я не вижу ликования коммунистов? Эй, ленинцы, я поздравляю вас с квадратным юбилеем! Без дураков, действительно поздравляю.
А вот мне, ежели доживу, через полтора года исполнится восемь в квадрате. Это серьёзно. Уже сейчас начинаю думать, что бы такое учудить по этому поводу.

Старые песни о главном

Порой на меня нападает такой стих, что я начинаю петь песни. Сначала те, что были популярны в годы моего детства и молодости, потом перехожу к военной лирике. Вчера сидел дома, пел и вдруг сообразил, до чего же современно звучит написанное 72 года назад:

А когда не будет
Фашистов и в помине,
И к своим любимым
Мы придём опять,
Вспомним, как на запад
Шли по Украине,
Эти дни когда-нибудь
Мы будем вспоминать.

Посмотрел телевизор

Председательница комиссии по защите населения Ленинградской области носит красивую и многоговорящую фамилию: Нещадим.

Синонимы

Случилось так, что решил поглядеть в интернете синонимы к слову "компания". Смотрел в словарях на Академке. Синонимов масса, из них всего более понравились: сургутнефтегаз, юкас и шобла. Воистину синонимы.

Заруча

Новый рассказ. Большие вещи что-то не пишутся.


Святослав ЛОГИНОВ


ЗАРУЧА


--Нюша, я устала!

-- И что? Думаешь я не устала? Я и без того твою корзину тащу, что мне и тебя саму на закорках переть? Не хотела я тебя брать, нет, ведь, напросилась. Теперь топай, не отставай. Слышь, девчонки куда ушли?

-- Поаукать бы…

-- Я те поаукаю! Тебя мигом аукалка уведёт.

-- Это как?

-- А вот так. Зааукаешь без дела, а она тебе из-за кустов тоненьким голоском ответит: «Ау!». Ты подумаешь, это свои, и пойдёшь к ней, а она отбежит в сторонку и снова: «Ау!». Так и заведёт тебя к лешему или в няшу к кикиморе, а то, к медведю в берлогу – сиди и не скучай.

-- А почему девки аукали?

-- Они большие, им можно. А ты ногами-то шевели, в лесу из-за тебя ночевать -- охоты нет.

-- Нюша, не могу больше! Хоть руку дай!

Нюша остановилась, опустила на траву обе корзины: свою – полнёхонькую, и Катькину – с брусникой едва на четверть. Сердито отёрла с потного лица налипшую паутину.

-- Ишь, чего захотела, за ручку тебя взять. А корзину твою в зубах потащу? И вообще, по лесу за руку ходить нельзя – заруча утащит.

-- Какая заруча? – прошептала Катюшка.

-- Вот этого не скажу. Кто заручу видал, тот уже ничего не расскажет. Ладони у заручи деревянные, на них шипы растут, как на свороборине или ежевике. Только попробуй по лесу с кем-нибудь за ручку пройтись, так заруча и вцепится, не оторвать. Куда она тебя утащит, что сотворит, никто не знает, но косточек твоих и ворон не отыщет. Вишь, вон, летит чёрный, смотрит за тобой.

Катюша испуганно поглядела на небо. В деревне ворона редко увидишь, над деревней кружат ястребы, плачут по-детски, высматривают цыплят. В лесу ястребов мало, здесь чаще летает ворон. Шорхает о воздух крыльями, негромко произносит: «Кра-кра!». Только попробуй, умри под сосной – спустится и начнёт клевать глаза.

Нюша стащила с головы платок, принялась связывать ручки корзин, чтобы можно было нести, перекинув через плечо.

-- Чего встала? Вперёд иди, а то опять будешь на месте топтаться, а мне с грузом на плече, тебя ждать.

-- Куда идти?

-- Вот же тропка. По ней и иди.

-- Я боюсь. Там заруча караулит.

-- Ты там не бойся, ты меня бойся. Сейчас сорву стрекавину, да по ногам – галопом поскачешь.

Катюша сарафан одёрнула, ноги прикрыть, и бегом припустила по тропке. Забежала за куст, дух перевела. Куда теперь? Дорожка вроде и есть, вроде и нет её. Раздваивается на тропочки, и обе несерьёзные, как нехоженные. Прошла чуть дальше – вовсе нет пути, ни вперёд, ни назад. Нюшу бы кликнуть, да боязно. Шагнула уже безо всякой дороги и остановилась, разиня рот, словно цыплёнок перед лисьей мордой. Со старой ели свисало что-то замшелое, тянуло корявую лапу, усаженную иглами шипов:

-- Дай ручку, девочка…

-- Ой! – попятилась, закрываясь рукавом от страшного.

-- Ой! – послышалось за кустами. – Ау! Ау!

Кинулась назад, но там тоже:

-- Ау!

-- Урм! – рыкнул в чащобе медведь.

-- Кра! – подтвердил ворон, высматривая, пора уже спускаться или ещё погодить.

-- Нюша-а!.. – закричала Катя и помчалась, не разбирая дороги.

На полянку выскочила, а там Нюша злая-презлая. Счастье-то какое!

-- Вот она где! Я вся изоралась, тебя ищучи.

-- Нюшенька!

-- Что Нюшенька? Давай руку, пошли домой.

Катюшка подбежала, ухватилась за Нюшину руку. Ладонь у сестры крепкая, деревянная, прорастает изогнутыми шипами.