Max Frei's Blog, page 232

не можете не писать - всё равно не пишите :)

Творческий кризис - это когда надо наконец закончить технически сложный текст (в том смысле сложный, что какая-то его часть должна быть написана в полусне, и тут очень важно, во-первых, не свалиться со стула, а во-вторых, действительно записать, а не увидеть во сне, будто оно было записано). При этом надо удержать в сознании ещё примерно полдюжины таких - начатых и не законченных, чтобы они оставались в состоянии радостного ожидания, потому что когда в начатом и незаконченном тексте угасает огонь - всё, о нём лучше забыть на несколько лет (потом, как ни странно, может воскреснуть). И тут звонит телефон, тебя куда-то зовут, обещают золотые горы живой настоящей жизни с друзьями, событиями, кофе и счастливой болтовнёй, а ты приходишь в неконтролируемую ярость, потому что суки такие разбудили, а у меня ещё запланированный контролируемый бред не закончен, что ж вы так. И посылаешь всех так далеко, что они даже совершив кругосветное путешествие, не смогут позволить себе остановиться, и они конечно идут, и с ними уходит жизнь, твоя настоящая жизнь с друзьями, событиями и прочим в таком духе, и ты, как невовремя, до темноты разбуженный вампир, ворочаешься в своём трёхкомнатном палисандровом гробу, только в отличие от настоящего тру-вампира, ждёшь не возможности отправиться на охоту за чужой кровью, а момента, когда нечто неведомое, невообразимое и настолько любимое, что уже почти ненавистное придёт за твоей.

Если бы двадцать лет назад мне сказали, какого рода счастье меня ожидает, мне бы наверное хватило ума сховаться в какой-нибудь погреб; впрочем, не помогло бы, когда за тобой должны прийти и уволочь во тьму, из которой всю жизнь потом придётся выбираться, цепляясь за собственноручно, на коленке созданные смыслы, ни в каком погребе не отсидишься, всё равно придут и уволокут.

Это был правдивый отчёт о так называемом "счастье творчества", которое, на самом деле, просто приговор к пожизненным каторжным работам и условно добровольному (насколько добровольна вампирская жизнь в гробу) отшельничеству. Побег теоретически возможен, но карается полной утратой смысла, поэтому никто никуда не бежит, а только жалуется или хвастается, хотя и то, и другое совершенно не в тему тут.



(Мне не раз доводилось встречать носителей прекрасной концепции, гласящей, будто художник так счастлив в процессе простигосподи творчества, и ещё более счастлив, когда его простигосподи творчество получает внимание почтеннейшей публики, что должен работать бесплатно. Концепция конечно хорошая, но слишком, я считаю, гуманная и мягкотелая: от голода человек подыхает довольно долго и ещё много дополнительных смыслов может успеть смастерить на коленке в процессе, так что лучше сразу серебряная пуля и осиновый кол для верности, меньше будем мучиться и мучить почтеннейшую публику своими сияющими смыслами, которыми ни одного лба всё равно не прошибить, но сердце растревожить всё-таки можно.)


Меня попустило, спасибо за внимание, пойду дальше не-жить.

Дело сделано

В смысле, книжка уже продаётся на ОЗОНе, в Лабиринте и прочих магазинах, включая материальные, в смысле, неиллюзорные. Оффлайновые, в общем.

В гамазине книжка появится, как только Рецца нарисует обложку. То есть, к началу сентября. Мы просто не рассчитывали, что всё случится так быстро.

Экскурсия

По Старому Городу сегодня ходила экскурсионная группа, состоящая преимущественно из слепых. Ну как, слепых или нет, я в точности не знаю, но группа людей с одинаковыми белыми тростями. Они не просто несли белые трости в руках, но честно шарили ими в пространстве, прокладывая себе путь, слушали объяснения гида об особенностях местной архитектуры и внимательно смотрели по сторонам.

Проповедовать комарам

Вчера в мою комнату, окна которой были гостеприимно распахнуты всем балтийским ветрам, вместо балтийских ветров влетели все комары куршской косы. Я почти не преувеличиваю, примерно четверть потолка, как раз над настольной лампой, была черна и шевелилась, вокруг лампы парил комариный шар, отдельные нонконформисты гордо летали в стороне от толпы и победительно звенели.

Войти в спальню с балкона, где только что прошло примерно два примерно счастливых часа примерно твоей примерно жизни, с кофе, сигаретой и полной головой возвышенной херни вместо мыслей, и обнаружить всё вот это вот - не то чтобы врагу не пожелаешь. Но, скажем так, не всякому врагу.
А с собой-то я и вовсе в состоянии вечного перемирия.

Я, в общем, знаю, что надо делать в подобных случаях. Брать самое большое полотенце, мочить его (для тяжести) и херачить по комарам, пока они не закончатся. Не то чтобы это совпадало с моими планами. Совсем нет! Я не люблю убивать на ночь. Ленюсь.

Трепаться, как известно, гораздо легче, чем работать. Поэтому пришлось встать перед комарами в величественную позу (величественная поза отлично сочетается с пижамой в полоску) и задвинуть речь: "Уважаемые комары, давайте договоримся. Я сейчас никого не убью, а просто лягу спать. А вы за это сделаете вид, будто вас тут нет. Чтобы ни одна сволочь не вздумала меня укусить! И чтобы никто не жужжал, ясно вам? Разбудете - всем пиздец".

Договориться с комарами оказалось гораздо проще, чем обычно с людьми. Комары сразу всё поняли, оценили моё предложение и согласились. И честно держали слово до утра. Ни одного укуса. Ни единого звука (впрочем, может и жужжал кто, не знаю, я крепко сплю; но заснуть мне дали в полной тишине). Поутру в комнате никого не было. В смысле, никого кроме меня. Ни единого комара.

Риторический вопрос: почему всякая херня получается у меня легко и просто, а всё остальное - с надрывом, достойным малого пробного апокалипсиса?

Практический вопрос: не следует ли мне подать заявку на причисление к лику святых? Комарам вообще кто-нибудь до меня пробовал проповедовать? Я, как выяснилось, могу курировать эту тему.

Лирический вопрос: возможно, святыми были именно комары? Может быть, Неринга - это вообще такой комариный рай, куда попадают самые безгрешные насекомые, которые и при жизни-то кусали только одного человека каждый и только после благославления батюшки (пастора, ксёндза)? А я, дубина, на святых с мокрым полотенцем. Правда, только в помыслах, но всё равно нехорошо.

Как же всё сложно!

Полный перечень бед и невзгод ушедшего дня

Сперва у меня под ногами внезапно закончилась Литва. Вот так идёшь, идёшь по пустыне, замотав голову покрывалом от солнца и ощущая себя Лоуренсом Аравийским (не надо говорить мне, что он красивее, я знаю, однако ощущениям это не препятствует), - идёшь, значит, по пустыне, и вдруг внезапно упираешься носом в сетку, за которой нейтральная полоса, а за ней бывшая Германия, скажем так.

Потом мне пришлось брести по воде аки посуху, потому что ежели уж я решу прогуляться по берегу, тот факт, что в некоторых местах никакого "поберега" нет, потому что объяли его воды, меня не остановит. Святости мне хватило, чтобы не промокнуть по пояс, но не хватило на тапки. Они теперь сохнут на горячей трубе в ванной.

Потом мне в местной пекарне подсунули адское черносмородиновое печенье, его, я считаю, надо запретить, как тяжёлый наркотик.

И как будто мало всех этих бед, в финале меня укусил лебедь. За фотокамеру! Инструмент, впрочем, не пострадал. Лебедь тоже. Вообще никто не пострадал, кроме моего величия. Потому что, когда лебедь кусает тебя за фотокамеру, как-то сразу становится ясно, что ты - не Лоуренс Аравийский, сколько тряпок на голову ни намотай.

Теперь я сижу на балконе, и чайки в темноте кричат так, что если не знать заранее, что это такое, непременно решишь, что слышишь наконец-то голоса духов, причём эти духи очень недовольны твоим поведением. И лучше сразу дать им дневник.

Кстати, пластиковый стул, прилагающийся к балкону, сломался ещё вчера, и теперь рядом со мной лежит его бездыханное белое тело.

Такова трудная жизнь европейского интеллектуала.

самоидентифика... кака... ка

Близкий мне человек, почитав этот журнал, сказал: "Тебе надо было подписываться не "чингизид", а "агент Розенфельд". И это чистая правда, более точной пародии на меня человечество пока не изобрело.

(Кто смотрел "Твин Пикс", на этом месте, по идее, уже ржот, а кто не смотрел, простите, совершенно невозможно объяснить. Но посмотреть никогда не поздно!)

Нида

Хочется написать (и это тоже будет чистая правда), что в Ниде по-прежнему стоит рождественская йолка, и вот прямо сейчас на ней мигают разноцветные шары электрогирлянды; ещё здесь дует комариный ветер (это когда над камышами собирается облако комаров, ветер подхватывает их и несёт куда-то, вероятно, в надежде уронить на Гингему и раздавить её насмерть, комаров, надо сказать, столько, что это не совсем бессмысленная попытка, пусть попробует, а вдруг.
Хочется ещё глумиться по поводу гостиницы, доставшейся мне больше, чем с половинной скидкой - ясно, почему, в номере скандальным образом порваны обои, здоровенный кусок, прямо над телевизором. Но мне это только на руку, рваные обои отвлекают внимание от телевизора, гаже предмета и не придумаешь, всякий раз, когда вижу его в гостиничном номере, хочется закатить скандал: "За кого вы меня принимаете?!" Но я, конечно, всякий раз вспоминаю, что телевизор - это просто такая норма, никто никого ни за кого не принимает, йолки, просто телевизор положен всякому живому условно цивилизованному существу, как, например, унитаз. Кстати, жаль, что нельзя заказать второй унитаз вместо телевизора, водрузить в центре гостиничного номера, это зрелище умиротворяет даже больше, чем дырка в обоях, но ладно, пусть будет дырка в обоях, чего это я носом кручу.

Но все вышенаписанное можно теперь с чистым сердцем зачеркнуть и забыть, даже йолку (хотя она вот прямо тут мигает огнями, у меня под носом, поди её забудь). Зачеркнуть и забыть, повторяю, потому что тут воздух с залива пахнет потерянным раем, не общественным дантовым, а лично моим; наверное, если я буду вести себя хорошо, мне позволят в следующей жизни родиться простым куршским рыбаком, который однажды, опьянев не от водки, а от невыносимой гармонии мира, от этой сливочно-белой воды, от хвойного бархата, от чаячьих криков, возьмёт топор и отрубит собственную тень, чтобы была свободна от повинности таскаться за своим владельцем, и это будет мой вклад в борьбу за свободу - в будущей жизни, в немыслимом этом балтийском раю.

А пока я тут просто сидр пью. И без топора. Prost.

Армагеддон он-лайн

Почитайте, пожалуйста, внимательно.
Остап Кармоди очень умный чувак. И пишет он вещи неприятные, но очень верные.

Деятельность - что ИГИЛ, что Энтео - наглядная иллюстрация того, насколько простое ненавидит сложное. И насколько верно оно действует, пытаясь максимально упростить сложное. Обесценивание человеческой жизни (и культуры как высшего результата прижизненной деятельности развитого сознания) - самый эффективный способ максимально упростить.
Простое вообще зачастую эффективно. Это его сильная сторона.

Я ещё примерно с девяностых годов думаю, что стремительное развитие именно информационных технологий - это, в первую очередь, создание безупречного инструмента эскалации страха и ненависти в среднеарифметической тушке среднеарифметического же пользователя.

Мало что упрощает сознание так эффективно, как страх и ненависть.
Поэтому страх и ненависть - чувства, испытывать которые нельзя себе позволять. Как нельзя пограничнику в военное время пропускать врага на охраняемую им территорию. Потому что время уже давно военное. Последняя Битва, о которой так много говорили товарищи Вёльвы, просто растянулась на очень-очень много лет. И внешне далеко не всегда похожа на битву.

Есть, грубо говоря, две культурные парадигмы. Одна направлена на развитие сознания, другая - на упрощение и скотоморфирование его. Проявляться это может сколь угодно разнообразно, прнимать самые неожиданные формы, но суть всегда, в общем, очевидна. И где на этой войне наши, а где нет, тоже видно сразу.
Им (не-нашим), кстати, тоже сразу видно.

Хитрая фишка тут в том, что когда ты боишься и/или ненавидишь врага, автоматически начинаешь играть на его стороне. Сколь бы оправданным ни был страх и сколь бы справедливой ни была ненависть, они упрощают сознание. Такая засада.

Предпринимать действия против врага при этом можно и нужно. Просто без страха и ненависти. Это возможно (строго говоря, только так и возможно) для развитого сознания, белив ми.

И ещё одну штуку скажу, совсем простую. В этой затяжной последней битве победит или парадигма развития сознания, или никто. Потому что в качестве ещё одной породы обезьян человек на этой планете на хрен не нужен. Он для другого придумывался. Или будет работать на своё высшее предназначение (быть полигоном для выращивания и тренировки духа), или спокойной ночи, малыши.

Комментарии не отключаю, но разговаривать вряд ли буду. У меня "Пятнашки" идут, времени на болтовню нет. Время уже давно есть только на дела. Причём не лично у меня, а вообще у всех, просто мало кто это пока понял.

(Заниматься делом = себя усложнять. Вот поэтому :))

Провал резидента

В кино про Штирлица, помню, продвигалась идея, что в экстремальной ситуации шпион может выдать себя, перейдя на родной язык. Там радистка Кэт заговорила по-русски при родах, отягощённых контузией, и от этого случился всяческий бытовой ужос, переходящий в сценарный восторг.

Только что Котовская, необузданный котёнок, погналась за какой-то неведомой летающей хернёй и на скаку опрокинула цветочный горшок прямо на клавиатуру, при помощи которой инопланетный шпион в моём лице как раз пытался создать очередное произведение буквенного искусства с тайной целью зомбировать землян и сделать из них наконец людей.

В этой, без сомнения, экстремальной ситуации инопланетный шпион в моём лице выдал себя, воскликнув: "Ттуыда гыгыкап бавапп!"

Если кто-нибудь любезно пояснит мне, что это за язык и с какой я планеты, моя благодарность будет неописуема, потому что я уже хочу домой и на ручки. Гораздо больше, чем зомбировать землян! Пусть сами зомбируются, чай не маленькие, не пропадут.

о и погоде

Пишут, что ночью в Литве было северное сияние. Правда, не у нас, в смысле, не в Вильнюсе. Но всё равно. Северное сияние, летом, в наших широтах. Северное сияние, Карл!

Во блин.