Мэттью Пёрл–Тень Эдгара По 05

Что я рисовал пред своим мысленным взором: беседа с Бруксом, быть может — за чаем. Он говорит о визите Эдгара По в Балтимору, излагает цели и планы поэта. Открывает мне заинтересованность По в поисках некоего г-на Рейнольдса по каким-то безотлагательным причинам. Быть может, По даже упоминал обо мне — поверенном, согласившемся защищать его новый журнал. Брукс сам рассказывает обо всех подробностях кончины поэта, кои, как я надеялся, мне поверит Нильсон По. Я мог бы передать историю Брукса газетам, чьи репортеры неохотно исправят блеклые публикации, появившиеся после его смерти…

К такой вот встрече готовился я, когда впервые услышал фамилию Брукса.

Вместо этого же перед нумером 270 по улице Файетт виден был единственно черный вольноотпущенник — он с решимостью на лице разбирал изломанный и обугленный деревянный каркас строения…

Я стоял пред домом, известным мне как жилище доктора Брукса, и вновь желал, чтобы нумер оказался неверным. Следовало прихватить с собою сам городской справочник, дабы не сомневаться, что я на месте, хоть я и записал адрес на двух клочках бумаги, ныне хранившихся в раздельных карманах моего жилета. Я проверил один:

Д-р Натан Ч. Брукс, ул. Файетт, 270, —

после чего сунул руку в другой карман…

Д-р Н.Ч. Брукс. Файетт, 270.

Тот самый дом. Разумеется.

Неразвеявшаяся вонь горелого влажного дерева вызвала у меня приступ кашля. Пол внутри руины, казалось, целиком состоит из осколков фарфора и обугленных лоскутов навсегда испорченных гобеленов. Словно под домом разверзлась пропасть и всосала в себя всю жизнь, что в нем обитала.

— Что здесь произошло? — спросил я, отдышавшись.

— Хвала Господу… — твердил себе под нос плотник — тот тип столярного мастерового, что искусен в строительстве деревянных сооружений. — Слава Богу, — ответил он, — что моторная компания «Либерти» не допустила большего разору… Кабы доктор Брукс себе по-первости не нанял неумеху, — сообщил он, — да еще и без проклятущих дождей, ремонт бы давно уж сделали, и превосходно к тому ж. — Сам владелец же дома тем временем проживал у родственников, но где именно, плотник не знал.

Далее мастеровой сумел поведать мне, что пожар случился месяцами двумя ранее. Я поспешно сопоставил в уме даты — и ошеломленно понял, что сие означает. Пожар тут был как раз примерно в то время… в то время, когда в Балтимору в поисках дома доктора Брукса прибыл Эдгар По.

— Так что вы желаете заявить?

— Я уже сказал вам: если вы призовете сюда офицера, я изложу ему все подробности.

Я стоял в помещеньи околотка Среднего района.

После нескольких диалогов, сходных с вышеприведенным, полицейский канцелярист вывел из соседней комнаты сообразительного на вид офицера. Все мои позывы к тому, чтобы сделать что-либо, вернулись с удвоенной силою, однако наклоненье мое было совершенно иным. Стоя пред офицером полиции и пересказывая ему события последних недель, я ощущал, как меня омывает волна облегчения. После того, что я увидел у дома Брукса, вдохнув последние ароматы разрушенья и оглядев сонные опустелые окна и обожженные стволы деревьев, я знал, что все это дело одолело меня.

Офицер изучил газетные вырезки, мною ему переданные, пока я объяснял, какими вопросами пресса пренебрегла и каких не поняла вовсе.

— Господин Кларк, я даже не знаю, что здесь можно сделать. Если бы имелись причины полагать, что с данным… делом связано некое злодеяние…

Я схватил офицера за плечо, словно обрел давно потерянного друга.

— Вы полагаете? — Он вяло взглянул на меня в ответ. — Что здесь могло иметь место… злодеяние? — повторил я его слово. — Сие именно тот вопрос, на кой вы должны найти ответ, любезный мой служитель закона. Именно тот! Выслушайте же меня. Его нашли в одежде, коя ему не подходила. Он кричал и звал «Рейнольдса». Я понятия не имею, кто сие может быть. Дом, куда он отправился по приезде, сгорел — быть может, в тот же час, когда он туда прибыл. И я полагаю, что некий человек, коего я раньше никогда не видел, пытался отпугнуть меня от дальнейших изысканий в сем деле. Офицер, загадка эта не должна остаться неразрешенной ни минуты доле!

— В этой статье, — сказал он, возвращая мне газетную вырезку, — говорится, что По был писателем.

Мы сдвинулись с мертвой точки!

— Моим любимым писателем. Вообще-то, если вы сами читаете журналы, я готов держать пари, что и вам его литературные работы встречались. — И я перечислил несколько самых известных журнальных публикаций По: «Убийства на рю Морг», «Тайна Мари Роже», «Похищенное письмо», «Ты еси муж, сотворивый сие!», «Золотой жук»… Мне показалось, что сюжеты сих историй — тайны, преступленья и смертоубийство — могут представлять особый интерес для полицейского офицера.

— Так его звали? — прервал мой перечень канцелярист, приветствовавший меня на входе. — По?

— По, — подтвердил я, быть может, резковато. Явление сие неизменно меня раздражало. Множество историй и стихотворений По обрели огромную известность, однако тем самым им удалось отобрать у автора личную славу, затмив его. Сколько встречалось мне людей, способных с гордостию продекламировать «Ворона» целиком — более того, и некоторое количество популярных на него пародий (к примеру, «Индюка»), но не могли поименовать автора? Эдгар По привлекал к себе читателей, кои наслаждались, но наотрез отказывались восхищаться: создавалось впечатленье, будто работы его поглотили его самого целиком.

Служка повторил слово «По», смеясь, словно бы одно лишь имя содержало в себе великолепную остроту.

— Вы это читали, офицер Уайт. Ну, ту историю… — он панибратски повернулся к своему начальнику, — …где в запертой комнате находят изувеченные и окровавленные тела, и парижская полиция ничего не может выяснить, и в конце — кто бы мог подумать, а? — получается, что все это натворила чертова обезьяна, сбежавшая от моряка! Нет, вы подумайте! — И, словно бы сие было необходимо для самой истории, канцелярист ссутулился, подобно обезьяне. Офицер Уайт нахмурился. — Там еще был такой смешной французик, — продолжал канцелярист. — Он все рассматривал эдак по-своему, логически, и про все сразу понимал.

— Да, это мсье Дюпен! — подтвердил я.

— Я теперь эту историю припоминаю, — сказал Уайт. — И вот что я вам скажу, господин Кларк. С таким сумбуром, что в этих историйках излагается, в Балтиморе вам не поймать даже обыкновенного воришку. — И замечание свое офицер Уайт дополнил резким смешком. Канцелярист, поначалу несколько растерявшись, последовал его примеру с некоей даже визгливостью, посему предо мною смеялись два человека, я же стоял мрачный, как гробовщик на войне.

У меня имелось мало сомнений в том, что сии служащие полиции могли бы подхватить — или хотя бы попытаться — бесконечное число навыков из историй По: вообще-то полицейский префект, опозоренный в сих историях Дюпеном, обладал большими, нежели мои нынешние собеседники, способностями в понимании того, что определяется как таинственное, необъяснимое и неизбежное.

— Согласились ли с вами газеты в том, что здесь еще имеется что искать?

— Пока нет. Я давил на редакторов и буду продолжать оказывать для сего все свое влияние, — заверил их я.

Взор офицера Уайта скептически забегал, когда я принялся излагать ему дальнейшие подробности. Но о нашей беседе он задумался и, к моему удивлению, согласился, что делом сим следует заняться полиции. А мне, тем временем, он посоветовал выкинуть его из головы и ни с кем более о нем не разговаривать.

В продолженье нескольких дней после ничего в особенности не происходило. Мы с Питером процветали, ибо не так давно услуг наших затребовали некие важные клиенты. Я виделся с Хэтти за ужином или на улице Балтимор, когда она прогуливалась под руку со своей тетушкой, и мы обменивались известиями. Я весь блаженно растворялся в успокоительных звуках ее голоса. Затем однажды мне доставили записку от офицера Уайта, в коей он просил меня его навестить. Я немедля бросился в околоток.

Там меня сразу же приветствовал офицер Уайт. Судя по его подрагивающей ухмылке, ему не терпелось мне что-то сообщить. Я осведомился, как продвигается дело.

— О, довольно-таки сильно. Да, я бы сказал, что нам сопутствует успех! — Он порылся в ящике, после чего протянул мне газетные вырезки, оставленные мною в его распоряжении.

— Офицер, но вам они могут еще понадобиться в ваших грядущих изысканьях.

— Никаких изысканий не будет, господин Кларк, — решительно объявил он, усаживаясь в своем кресле. Только теперь заметил я еще одного человека, забиравшего со стола свои цилиндр и трость. Он стоял, оборотившись ко мне спиной, но сейчас повернулся.

— Господин Кларк, — спокойно приветствовал меня Нильсон По, медленно сморгнув, будто бы тщась припомнить, как меня зовут.

— Я вызвал господина Нильсона По, — пояснил офицер Уайт, удовлетворенно поводя рукою в сторону своего гостя. — Он нам известен по полицейским судам как один из самых наших высокочтимых граждан, и он был родственником покойного. Вы, господа, знакомы между собой? Господин По был настолько любезен, что согласился обсудить со мною вашу озабоченность, господин Кларк, — продолжал офицер Уайт. Я уже знал, что грядет далее. — Господин По полагает, что никакой нужды в расследованьи нет. Его вполне удовлетворяет то, что уже известно о преждевременной кончине его кузена.

— Но, господин По, — воспротивился я, — вы же сами говорили, что неспособны выяснить, что произошло в последние дни жизни Эдгара По! Здесь таится, как вы сами понимаете, некая великая загадка!

Нильсон По в тот момент был занят тем, что облачался в накидку. Глядя на него, я припомнил его манеру в продолжение нашей встречи, а также его отношенье к покойному родственнику. «Боюсь, мне больше нечего сообщить вам о его кончине», — сказал он мне у себя в кабинете. Но, как рассуждал я нынче, имел ли он в виду, что больше ничего не знает, или же не желает мне говорить больше ничего?

Я шагнул поближе к офицеру Уайту, рассчитывая на его поддержку.

— Офицер, вы не можете… Нильсон полагает, что Эдгару По лучше оставаться мертвым!

Но офицер Уайт прервал меня:

— И господин Херринг с господином По в сем согласен, — продолжал он. — Вероятно, вы его тоже знаете — он торгует строевым лесом. Он тоже кузен господина По, к тому же из родственников первым явился к Четвертому выборному пункту, что располагался в гостинице Райана, в тот день, когда господина По нашли там в бреду.

Генри Херринг стоял в дверях околотка, ожидая Нильсона По. При моем упоминаньи о его поспешном явлении при обнаружении Эдгара По Херринг поник главою. Сложен он был плотнее и ростом ниже, чем Нильсон, а физиономия его несла на себе отпечаток суровости. Он чопорно и без малейшего интереса пожал мне руку. Я сразу же признал в нем еще одного из тех четверых безразличных плакальщиков на одиноких похоронах По.

— Оставьте мертвых в покое, — сказал мне Нильсон По. — Ваш интерес представляется мне болезненным. Быть может, вы схожи с моим кузеном более чем одним только почерком. — С чем Нильсон По раскланялся с нами, пожелав нам доброго дня, и вышел прочь.

— Мир его праху, — с крайней серьезностью произнес Генри Херринг и последовал за своим сородичем на улицу.

— У нас и так довольно собственных хлопот, господин Кларк, — начал офицер Уайт, когда родственники По оставили нас. — Бродяги, ночные разбойники, иностранцы — они третируют, растлевают, грабят наши лавки, с каждым днем все более подрывая нравы добрых чад. На мелочи нет времени.

Речь офицера длилась, и пока он говорил, я бросил мимолетный взгляд в окно. Глаза мои проследили за Нильсоном По и Генри Херрингом к экипажу. Когда открылась его дверца, внутри я заметил миниатюрную женщину. Нильсон По уселся с нею рядом. Мне потребовался миг, дабы осознать, что внешностью своею она мне как-то жутко знакома. А в следующий миг я, содрогнувшись всем телом, вспомнил, где уже видел ее — или скорее женщину совершенно с нею схожую. Тот посмертный портрет в кабинете Нильсона По, что так тревожил его самого. Женщина в экипаже была едва ли не двойником, едва ли не близнецом покойной юной возлюбленной Эдгара По — Виргинии. Мне помстилось, что сие она и есть — его дорогая Сестрица!

Припомнив лицо Сестрицы По, запечатленное всего лишь несколько часов по ее смерти, я не мог не задержать разумом несколько строк самого Эдгара По:

Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,

Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,

О той, что дважды умерла, невинно-молодой?

Но погодите! Просто невероятно. Скорбя о прекрасной девушке Ленор на смертном одре, По использовал те же два слова, что прозвучали в конце угрозы Призрака. «Неразумно впутываться с вашей клеветой». Так предупрежденье все же касалось По — как я и думал! Ваша клевета!

Я высунулся в окно и взглядом проследил, как экипаж спокойно исчезает вдали.

Офицер Уайт вздохнул.

— Смиритесь, господин Кларк, — сказал он. — Здесь более ничего нет, сударь. Я призываю вас развеять ваши заботы по ветру! Сдается мне, у вас имеется склонность размышлять о вещах вполне ординарных, считая их экстраординарными. Женаты ли вы, господин Кларк?

Вопрос возвратил мое вниманье к собеседнику. Я помедлил.

— Вскорости буду.

Он понимающе хохотнул:

— Это хорошо. На вас, стало быть, обрушится множество забот, кои не позволят вам задумываться над сим прискорбным делом. Или же вашей суженой придется дать вам отставку.

Последовавшее за сим отчаянье, меня охватившее, может исправно описать лишь прилежное использование чистого листа бумаги предо мною: я сидел у своего затуманенного окна, вперившись в поток людей, покидавших конторы, что соседствовали с нашею. Я задержался даже после того, как ушел Питер. Казалось бы, мне должно полегчать. Я сделал все, что мог. Даже побеседовал с полицией. Не осталось предпринять ни единой попытки ни к чему. Казалось, будто предо мною расстилается саван повседневности.

Так дни шли за днями. На меня навалилась та совершенная разновидность ennui, кою не в силах развеять вся нега света. Именно тогда в двери мне и постучались; с письмом. То был гонец, присланный из Атенеума: библиотекарь читального зала, не видя меня уже в продолженье некоторого времени, решил отправить мне кое-какие газетные вырезки, ему попавшиеся. Вырезки, датированные несколькими годами ранее; заметив, что в каких-то по случаю упоминался Эдгар По и, вне всякого сомнения, помня о моем интересе, он решил приложить их к письму.

Одна захватила меня полностью.

Подумать только.

Все это время он существовал.

Сентября 16-го, 1844 года

K Как известила нашу газету «приятельница» блестящего и эксцентричного писателя Эдгара А. По, эск., прямым образцом искусного героя г-на По Ш. Огюста Дюпена послужила некая личность, существующая в реальной жизни, со сходным именем и деяньями, известная своими величайшими способностями к аналитическому сужденью. Сей уважаемый господин пользуется широкою славою в предместьях Парижа, где полиция сей метрополии зачастую просит его участия в расследованьи случаев, еще более загадочных, нежели те, кои были описаны г-ном По в его поистине странных отчетах о деятельности г-на Дюпена, из коих «Похищенное письмо» представляет собою третью часть (хотя редакторы питают надежды, что их появится и большее количество). Нам интересно, сколько тысяч жгуче насущных вопросов, возникавших в последние годы в нашей собственной стране, и сколько из тех, что еще возникнут, сей подлинный парижский гений сможет без усилий разрешить.

Я держал газетную вырезку в руках. В себе, ее читая, я ощущал непреклонную перемену, равно как и во всем, что меня окружало. Я словно бы вознесся.

Всего через несколько минут после того, как посыльный из Атенеума покинул мой кабинет, внутрь ворвался Питер с кипой деловых бумаг в охапке.

— На что это ты уставился, Квентин, с таким невыносимым возбужденьем? — осведомился он. Я счел сие вопросом единственно риторического свойства. Но восторг мой был таков, что я ему ответил:

— Питер, взгляни сам! Это вместе с некоторыми другими статьями прислано было служителем Атенеума.

Не знаю, почему я не сдержался. Вероятно, последствия меня долее не заботили.

Питер прочел газетную вырезку медленно.

— Что это? — вопросил он сквозь стиснутые зубы. Не могу кривить душою — я предвидел его дальнейшее противодействие. В конечном итоге, назавтра утром у нас было назначено в суде. Питер бегал по всей конторе, суетливо готовясь, прежде чем вошел ко мне. И вообразите, каким обнаружил он своего партнера. Изучал ли он документы к слушанию дела их клиента? Проверял ли в последний раз на предмет ошибок? Нет.

— В Париже есть настоящий Дюпен… то есть, персонаж По, гений сыска, — пояснил я. — «Пользуется широкою славою в предместьях Парижа». Видишь? Это же чудо.

Он шлепнул выдержкою по моему столу:

— По? Так вот чем ты тут весь день занимался?

— Питер, я обязан выяснить, кто человек, о коем говорится в статье, и привезти его сюда. Ты был прав, когда сказал, что сам я сего сделать не могу. Сие может сделать он.

На полке я хранил томик «Историй» По. Питер схватил книжицу и замахал ею у меня перед лицом.

— Я полагал, что ты уже покончил с этим безумием, Квентин!

— Питер, если сей человек существует, если вообще где-то есть человек с таким же необычайным разумом, как у Ш. Огюста Дюпена, то я смогу выполнить свое обещанье, данное По. Тот все это время подсказывал мне, как это свершить, — страницами своих историй! Доброе имя По может быть восстановлено. Вырвано у вечности, исполненной несправедливости.

Питер снова протянул руку к газетной вырезке, но я выхватил ее и сложил к себе в карман.

Сие, похоже, его прогневило. Массивная рука Питера теперь рванулась вперед, хватая пальцами, словно бы испытывая нужду что-либо удавить — хотя бы даже воздух. Другой же своею рукой он метнул томик историй Эдгара По прямо в наш камин, пламя коего оживлено было до веселости одним из наших письмоводителей не долее, чем полчаса назад.

— Вот! — воскликнул Питер.

Очаг зашипел от подобного жертвоприношенья. Сдается мне, Питер немедля пожалел о своем действии, ибо ярость в лице его тотчас заменилась кислой гримасою, едва языки огня коснулись страниц книги. Поймите — томик сей отнюдь не относился к сокровищам, ценимым мною за переплет либо обладавшим сентиментальным для меня значением. То не был экземпляр, кой я неизменно обнаруживал у себя в руках в те притихшие дни, что настали по получении мною телеграммы о смерти моих родителей.

И все же, ни на миг не задумавшись, с прыткостью, ни единожды прежде мною не явленной, я сунул руку в камин и выхватил оттуда книгу. Я стоял посреди своего кабинета, а книга пылала у меня в руке. Манжета платья моего обратилась в огненное кольцо. Однако я твердо стоял на месте, пока Питер в изумленьи моргал, и беспомощные глаза его округлялись и мерцали красным в сполохах огня, от коего он не мог отвести взор: при виде его партнера, сжимающего в руке пылающую книгу, а шипящее пламя тем временем охватывало саму руку его. Удивительно: чем бредовее становилось его лицевое выраженье, тем безмятежней чувствовал себя я. Никогда прежде не испытывал я в себе такой силы, такой решимости, как в тот единый миг. Я знал, что мне теперь необходимо.

В комнату в поисках меня вступила Хэтти. Она воззрилась на меня, воззрилась на пылающее нечто, несомое мною пред собой, — не вполне потрясенная, однако с редкою для нее вспышкою гнева.

На руку мою она скоро накинула коврик из коридора и хлопками загасила пламя. Питер довольно пришел в себя, чтобы ахнуть злополучному происшествию, после чего проверил ущерб, нанесенный коврику, и обратился к Хэтти. Ко мне поспешили два наших письмоводителя, таращась, словно бы на дикого зверя.

— Вон! Вон из конторы немедля же, Квентин! — вскричал Питер, указывая мне направленье тряской рукою.

— Питер, прошу вас, не надо! — взмолилась Хэтти.

— Очень хорошо, — отвечал я.

И я вышел вон из своего кабинета. Хэтти призывала меня вернуться. Но я даже не повернул головы. Разумом своим я мог зреть лишь нечто далекое, словно протянулось оно предо мною в анфиладах сих залов: долгие променады, толчея переполненных кафе, бесстыдно-дремотные музыкальные разливы танцев и празднеств, искупленье, ожидающее открытия в далекой метрополии.

Перечислены самые известные «детективные» рассказы Эдгара По. «Тайна Мари Роже» («The Mystery of Marie Rogêt») с подзаголовком «Продолжение “Убийств на улице Морг”» впервые была опубликована тремя частями в «Сноуденовском дамском спутнике» в ноябре-декабре 1842 г. и феврале 1843 г. «Похищенное письмо» («The Purloined Letter») впервые опубликовано в альманахе «Дар к 1845 году» в 1844 г., рус. пер. И. Гуровой. Главный герой этих рассказов — сыщик Дюпен. «Ты еси муж, сотворивый сие!» («Thou Art the Man») впервые напечатан в ноябре 1844 г. в «Женском журнале и альманахе Гоуди», рус. пер. С. Маркиша. Даже поклонники По считали этот его рассказ неудачным. «Золотой жук» («The Gold Bug») появился в «Филадельфийской долларовой газете» в июне 1843 г., рус. пер. А. Старцева.

Полицейский суд — суд упрощенного (суммарного) судопроизводства, который возглавляет судья полицейского суда. Рассматривает главным образом дела о незначительных правонарушениях, но при этом имеет право передать рассматриваемое дело в другой суд, если в ходе судебного рассмотрения вскрылось, что совершено более серьезное преступление.

Строки из стихотворения «Lenore» (1844—1849), в рус. пер. К. Бальмонта — «Линор».

Апатия, хандра (фр.).

Filed under: men@work