Max Frei's Blog, page 184

Наконец сбылось

Заметили, заметили добрые люди молодого способного автора в моём лице! И предложили, вы не поверите, БУМАЖНУЮ ПУБЛИКАЦИЮ!
Вона чего в личку пишут, советую читать внимательно, там местами прекрасноэ совсем:

Я бы очень хотела поговорить с вами об использовании текстов. Если честно, я несколько раз натыкалась на рассказ о волшебнице танца Фриде... и это запредельно прекрасно. Извините, что так долго перехожу к сути.

Не разрешите ли вы использовать этот текст в бумажном сборнике? Я издала две свои книги, и в какой-то момент самонадеянно подумала, что хочу помочь тем, кто пишет, но не может, боится или не уверен в своих силах на печатном поприще. Мы объявили сбор текстов от имени моего лектория (собственно, под его эгидой и будет издаваться книжка), и нам прислали больше сотни подходящих историй. Мы просили магического реализма - вот точно то, в каком жанре написана ваша история. Проблема в том, что мы отбраковали почти все тексты... оставшихся не хватит на книжку. Конечно, основная часть присланного была просто графоманией, не обремененной смыслом и стилем. А многие хорошие истории оказались ну совершенно про другое... А сборник издать хочется. И хочется, чтобы он понравился.

Про условия: мы, к сожалению, не сможем выплатить авторам денег. Потому что будет большой удачей, если мы с этим сборником выйдем в ноль. Единственное, что мы можем предложить - это отдать вам несколько экземпляров бесплатно и сколько угодно по себестоимости, а также вселенскую любовь, этернал глори и тд. Если вы находитесь в Москве - мы можем еще помочь с помещением, если вдруг - ну вдруг? - вы устраиваете встречи с читателями.

Книжку издавать я буду с тем же составом, с которым работала над своими - мой лучший друг-дизайнер и я. Твердый переплет. Формат пока неясен, мы не понимаем объема текста, но вероятно или А5 или чуть более квадратный А6.

Буду очень вам признательна за ответ. Если по каким-то причинам этот текст публиковать нежелательно, но у вас есть какой-нибудь другой, похожий по теме, я с радостью его приму тоже.

/конец цитаты/

Вот напечатаю рассказ под эгидой и от имени лектория, зазнаюсь совсем, со старыми друзьями здороваться перестану, предварительно подарив всем по книжке, чтобы завидовали.
А что денег не заплатят, так ерунда же, художникдолженбытьголодный. Зато выкупить разрешат, сколько захочу экземпляров. И место для встречи с читателями предоставят, аж в самой Москве. Святые, святые люди.

Все имена собственные из текста письма удалены конечно. Может быть, зря.

Февраль

Никто его не любит за то, что он февраль.

на полях, по следам разговора

На самом деле "атеизм" не имеет никакого отношения к убеждениям и воззрениям (которые, в норме, ещё и меняются сколько-то раз за жизнь). "Атеизм" это просто способность вообразить/допустить конечность духа (и сознания, как его части). И согласие это принять.
Неспособность допустить такое безобразие выводит носителя из рядов атеистов, как бы он сам на эту тему ни рассуждал. Наше мнение по каким бы то ни было вопросам и так-то имеет исчезающе малое значение, а уж в этом вопросе - абсолютный ноль.

(Вообразить/допустить и при этом не принять - отдельная интересная штука, провоцирующая яростное жизнелюбие, безумие, склонность к суициду, или философским штудиям, у кого на что ляжет и как пойдёт. Мой, кстати, вариант, я вообще что угодно могу допустить и вообразить в подробностях, но соглашаюсь крайне мало с чем. Ещё чего - соглашаться.)

P.S.
Кстати, это объясняет, почему так много разумных людей обращаются к традиционным религиям, которые не то что слова, вздоха доброго не стоят. Если в голове так переклинит, что та или иная т.р. - единственная альтернатива конечности духа, ну тогда да. А переклинивает нас время от времени так разнообразно, что - чего уж там.

Игры, в которые

В Спейстайме новый выпуск, игры в которые играют люди. Приходите читать и писать!

и вот

Вчера ещё не было даже намёка. А сегодня - есть!



Всё из-за друга Р., конечно. Сегодня мы с ней пошли, а она по своему опыту ТОЧНО ЗНАЕТ, что во дворе на Бокшто подснежники ВСЕГДА появляются в первой половине февраля. А я - унылое мурло и прекрасно помню, что это только последние два года так, а прежде подснежники и в начале марта чудом казались.
Поэтому для меня вчера никаких подснежников не было, а ей сегодня - дапажалста :)

Такая примерно динамика / кино не для всех

Цитата из Гессе "Только для сумасшедших" была бы здесь уместна как мало что, но она на самом деле мало что объясняет. Поэтому скажем так: не проявляющим склонности к... эээ... активному контакту с тонким миром нет смысла это всё читать, только кучу времени потратите на выяснение вполне очевидного факта, что я всё-таки псих. Хоть и веду себя вполне адекватно, секты не организую и даже с голой жопой по городу не хожу (да и кто решился бы в такой-то мороз).



В раннем детстве смотришь на других людей в полной уверенности, что они чудесные существа. Даже нет, не "в уверенности". Просто знаешь, видишь, что это так. Не все чудесные существа тебе по вкусу, у некоторых совершенно невыносимый внутренний ритм, а некоторые явно оказывают на окружающий мир влияние, которое тебе лично не нравится, и ты громко орёшь, потому что - никому не объяснить. Но в целом, мироустройство кажется понятным и правильным, и ты со своим внутренним ритмом и умением влиять на окружающий мир тут вполне на месте.

Став чуть старше, отчасти (но пока в малой степени) утратив остроту восприятия, обзаводишься аналитическим аппаратом и немедленно обнаруживаешь, что окружающие тебя чудесные существа маются какой-то не особо сложносочинённой хнёй. И вроде бы остаются чудесными существами, но делают вид, будто это не так. Притворяются, что всё происходит только на самой поверхности мира, а на глубине ничего нет. Оп-па! - думаешь ты. Похоже, тут зачем-то надо так притворяться. От кого-то скрывать всё самое важное и интересное. Ладно, будем скрывать.

Став ещё старше (скоро уже, страшно подумать, в школу), тупеешь (это если о восприятии), зато отращиваешь себе огромадное по местным меркам критическое умище. И начинаешь понимать, что окружающие - вообще никакие ни разу не чудесные существа. Ничего они не умеют, кроме как забивать гвозди и жарить котлеты - здесь, на самой поверхности реальности. А о глубине не знает никто кроме тебя.
Да и ты довольно неглубоко погружаешься, будем честны.

Потом ты, как это здесь называется, "растёшь" и "взрослеешь", и это такой лютый ужас, что ни одному самому вражескому врагу не пожелаешь. Однако всё это происходит - не с врагом, а лично с тобой. И ты буквально у себя на глазах, как в дурном сне, поднимаешься со своей восхитительной глубины на поверхность реальности, добро пожаловать в мир гвоздей и котлет! Невозможно не отдавать себе отчёт, что прямо сейчас, каждую секунду, ты утрачиваешь связь с чем-то уже очень смутным, но единственно важным. И приобретаешь прочную связь с тем, что на хрен тебе не сдалось.
Всё, что можно этому противопоставить - своё ослиное упрямство. Ну уж нет! Я - это я, чудесное существо, а вы - свиньи, раз не хотите, не можете быть чудесными существами, живущими в ритме сияющих линий мира, и сознательно изменять его своей волей. Моя драгоценная глубина - единственное, что есть взаправду, а вы (в смысле, все остальные люди) - глупые, бесполезные галлюцинации, пошли вон.
Со стороны это выглядит совершенно безобразно, но как ни странно помогает некоторую важную часть себя сохранить.

Потом сидишь, красота такая, в человеческом мире, среди чужих гвоздей и котлет с этой своей важной частью наперевес и как бы вершишь судьбы на хрен тебе не всравшегося простого человеческого мира. В смысле, выпендриваешься на эту тему перед собой и всеми, кто под руку подвернётся. И то я могу, и это, всё вокруг изменяю силой своей невъебенной мысли, не починю, так доломаю, но вас, твари негодные, своим очешуенным внутренним светом, хотите вы того или нет, озарю. И не то чтобы это вот прямо совсем неправда, кое-что от тебя осталось, даже свой внутренний ритм иногда удаётся нащупать, и твоё присутствие действительно многое меняет, правда не совсем в соответствии с твоим замыслом, что только к лучшему, в голове у тебя страшная каша, в народе именуемая хернёй.
Но, в общем, этот период, когда очень хочется красоваться жалкими остатками своей былой чудесной силы, перед кем угодно, любой ценой, это на самом деле период величайшей слабости. Желание красоваться - всегда признак слабости. Что вовсе не означает, будто красоваться не надо. У кого получится убедить хоть какое-то число простаков в своей невъебенности, получит единственную из возможных на данном этапе внешних опор. Потому что чужие взгляды, хотим мы того или нет, на нас влияют. И чужая вера в нас иногда творит чудеса.
(А кто не умеет красиво и убедительно выпендриваться, лучше совсем не надо. Потому что чем больше народу видят в нас психованных придурков, тем трудней самому драгоценному в нас уцелеть.)

Этот период может затянуться на всю жизнь. Хотя бы потому, что у жизни при таком раскладе довольно большие шансы оказаться короткой. А может и длинной, риски рисками, но прямой корреляции тут всё-таки нет.

Однако если очень повезёт, в какой-то момент понемножку начинаешь понимать, как тут всё устроено. И на поверхности, и на твоей драгоценной глубине. Как оно работает. Как ты влияешь на реальность в тех случаях, когда влияешь. И почему на неё не влияешь, когда не получается. И почему влияешь, но криво в подавляющем большинстве случаев. И что такое этот якобы исходящий от тебя (а на самом деле, просто изредка отражаемый тобой) свет.
Ну и в этот момент затыкаешься плотно и надолго. Потому что снова, как в детстве, видишь, что вокруг тебя чудесные существа. Но, как бы это помягче, очень потенциально чудесные. Ясно видишь, что препятствует развитию этого потенциала, понимаешь, что эти - не камни, скалы! - тебе ни с чьего пути не столкнуть. Очень ясно понимаешь, где ты находишься, как здесь всё устроено, и почему любое твое действие, хоть немного отличное от забивания гвоздей и жарки котлет, обречено на поражение. И конечно не принимаешь такого расклада - а кто бы принял? Но всё равно учишься с этим жить. Потому что помирать после всей этой каторжной предварительной подготовки к неизвестно чему, это было бы как-то совсем уж тупо. Нет уж, останемся в зале, досмотрим это кино-не-для-всех.
И уж точно больше не выпендриваешься перед людьми ради внешних опор. Потому что того, чего тебе надо, никто всё равно не вообразит. А значит, теперь антропоморфные внешние опоры будут только мешать. Выпендриваться можно продолжать, но только перед существами, которые больше и сложнее человека. Если получится, они про нас навоображают такого, что только держись :)

А потом может наступить такое потом, когда всё чаще ловишь себя на том, что становишься такого же рода внешней опорой для других людей - тех немногих, кто может такое щастье вынести. То есть, в некотором смысле так было всегда, но сейчас происходит осознанно и осмысленно. Хватаешь, что под руку подвернётся, и говоришь: "Ты чудесное существо. Смотри, ты это вот можешь. И вот это. А помнишь, была гроза? Так это из-за тебя! А знаешь, почему произошло то-то и то-то? Потому что у тебя в голове была вот такая каша, и она вот так вот трансформировала внешний слой реальности. Что значит - нет сил? Это у тебя жопу от дивана сейчас оторвать нет сил, а реальность трансформировать - дурное дело не хитрое, когда ты чудесное существо".
Но чаще, конечно, приходится не говорить, а думать. То есть, даже не думать, а знать, как оно. И оно будет как-нибудь примерно так.
(А в ком видеть чудесное существо не получается, того приходится посылать в жопу. Не со зла, а чтобы не сломать хрупкий пока механизм трансформации восприятием внутри себя.)

В общем, это работает. И какое-то время спустя обнаруживаешь, что вокруг тебя, как было в младенчестве, чудесные существа. Не особо осознающие свою чудесную природу и довольно неуклюже с нею управляющиеся, но йолки, я тоже ничем не лучше. Так уж здесь всё устроено, что всё хоть немного отличное от забивания гвоздей и жарки котлет делается наугад и наощупь, косо-криво, но делается, это главное. Неопровержимый факт.

(Что мне во всём этом нравится - так это моё умение настоять на своём. Сказано: "Вокруг чудесные существа", - значит будут вокруг чудесные существа. Такие, каких я соглашусь считать чудесными существами, бескомпромиссно, не торгуясь с собой.)

Что бывает дальше, я пока не знаю, до этого надо постараться дожить. Но вряд ли новое разочарование, как в три-четыре года. Видимых предпосылок для нового разочарования вроде бы нет.

Дышит, где хочет

Вдруг выяснилось, что лестница, ведущая от центральной улицы Ужуписа вниз, к Художественной Академии, считается как бы улицей, и у неё есть название: Jono Meko takas (тропа Йонаса Мекаса).
Захотелось узнать, что это за Йонас Мекас такой, что аж лестницу мою любимую в честь него назвали. Спросили у интернета. Оказалось, это человек, благодаря которому американское независимое кино стало именно таким, каким мы его знаем, а не каким-нибудь другим. Йонас Мекас, паренёк из литовской деревни, научившийся читать и писать много позже, чем его сверстники, первый художественный фильм в своей жизни увидевший уже будучи взрослым человеком, не просто стал культовой фигурой американского киноавангарда, но и оказал на него решающее, формирующее влияние.
Ещё пишут, он поэт, я пока не знаю, какой. Я про этого Йонаса Мекаса знаю вообще всего около часа :) Зато совершенно восхитительные факты.

Чувак родился в 1922 году, как уже было сказано, в глухой литовской деревне. Читать, по его признанию, научился довольно поздно, поэтому в возрасте семи - восьми лет вёл дневник в картинках - рисовал, что произошло за день. Собственно, он и в историю кино потом войдёт именно как автор неигрового, документального, дневникового кино. Однако грамоте всё же выучился, ведением дневника не ограничился, стал писать стихи. На советскую оккупацию отреагировал антисоветскими песнями, на немецкую - созданием подпольной антифашистской газеты. «Я ненавижу большие государства, большую историю, большие войны», — скажет он потом, и будет совершенно прав, хто ж в здравом уме такую пакость возлюбит.

Но ладно. В 1944 году Йонас Мекас с братом предприняли попытку удрать из Литвы в Европу, однако попали в т.н. "трудовой лагерь" (как я понимаю, этакий концлагерь-лайт), а оттуда после окончания войны - в лагерь для перемещённых лиц. На вопрос, куда крестьянскому пареньку после таких приключений податься, ответ довольно неожиданный: в университет, философию изучать. Не знаю, как Йонас это провернул, но факты свидетельствуют, что в 1946-1948 он изучал философию в Майнцском университете. В 1949 году им с братом удалось выехать в США, благо в Чикаго у них обнаружились какие-то дальние родственники. Но к родственникам не поехали, остались в Нью-Йорке, и там уже с Йонасом Мекасом случился весь этот прекрасный американский авангард (точнее, Йонас случился с американским авангардом). Что, кстати, было с братом его Адольфасом, я пока не знаю; это отдельный интересный вопрос - что там был за брат, всего на год младше, верный товарищ по всем приключениям.

Но с братом потом разберёмся (или не разберёмся). А о Йонасе известно, что приехав в Нью-Йорк, он первым делом на последние, как водится, деньги купил себе 16-миллиметровую камеру. И понеслось. В 1953 году Йонас Мекас уже сам организовывал показы авангардного кино. В том же 1954 году они с братом стали издавать журнал "Кинокультура" (Film Culture), который со временем стал считаться самым важным изданием о кино в США. В 1958 году Йонас начал вести колонку во кино в журнале Village Voice. В 1962 году он основал знаменитый "Кооператив кинематографистов" (Film-Makers' Cooperative), а в 1964 - "Синематеку кинематографистов" (Film-Makers' Cinematheque), которые в конечном итоге переросли в "Антологический кино архив" (Anthology Film Archives), один из крупнейших и наиболее значимых в мире архивов авангардного кино.
Ну то есть, это даже не "пришёл, увидел, победил", а "пришёл, увидел, и всё задышало". Это и есть подлинный авангард в искусстве, высшая октава проявления созидательной воли, если кто понимает, о чём я. А кто не понимает, ничем не могу помочь, нет ножек - нет и мультиков.

И это я пока ничего не знаю о его фильмах, мне ещё только предстоит их посмотреть. Я, напоминаю, всего час как живу в мире, где есть Йонас Мекас. Однако пишут, что он, кроме всего прочего, снимал документалку о жизни Энди Уорхолла, то есть, это ТА САМАЯ тусовка. Самая-самая та.
(Но кстати, по всему, что о Мекасе пишут, я начинаю догадываться, откуда у моего любимого раннего Джармуша ноги растут. А остального Джармуша без раннего и не было бы.)

Дальше, кому интересно, ищите сами: Йонас Мекас, он же Jonas Mekas. Чувак, к слову, жив до сих пор. То есть, теоретически, можно его отловить где-нибудь в NY, или у нас в Вильнюсе, куда он иногда с семинарами приезжает, или в Европе, по которой он с теми же культурными целями катается, подержаться на счастье, пощупать живое свидетельство того, что Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит.

Но можно не ловить и не щупать. И так хорошо.

Жаворонки никогда

Хорошо вставать в 7 утра! К 10 (тоже утра) дела уже закончены, а к 14 (утра, разумеется) закончена и жизнь. В смысле, встаёшь перед выбором: застрелиться или лечь спать.

(Не дождётесь. Второе.)

Ещё про рыб.

Дорогие рыбные художники, это конечно было полное читерство с моей стороны - идти искать ваших рыб на улицу Августиону (потому что первая случайно нашлась на углу возле неё). Но мой адвокат просит принять во внимание тот факт, что перед этим мы с ним (адвокатом) три дня хаотически слонялись по каким попало местам и ни единой рыбы там не приметили. Устав от вопиющего отсутствия рыб, мы всё-таки пошли на Августиону и сразу нашли там полицейскую рыбу:



антиалкогольную рыбу:



и ещё всякую кильку, пять штук:



А уже потом, возвращаясь по улице Арклю, где ходим достаточно часто, мы заметили на стене ещё одну рыбу, уж не знаю, вашу или нет. Факт, что раньше не замечали, а она там есть. И, судя по её состоянию, довольно давно:



Почему я собственно так ношусь с этими рыбами? А вот почему: всякое иррациональное (и просто непрагматичное) действие, следующее за словом (в данном случае текстом) является воспроизведением акта Творения, а значит, мистерией, хотим мы того или нет. Мистерия - это действие в материальном мире, берущее начало в мифе и опирающееся на миф. В ходе мистерии материя всегда трансформируется волей (духом) - это главное, что нужно о мистерии знать. Грубо говоря, чем больше вокруг творится мистерий, тем больше мифа проникает в нашу повседневную жизнь, вне зависимости от того, знаем мы о прошедших мистериях, или нет. Но если знаем, у нас есть дополнительный повод выпить на радостях, хоть строгая рыба на второй сверху картинке и не велит.
Поэтому эти рыбы, нарисованные двумя путешественниками, папой и дочкой, прикола и радости ради, под впечатлением от рассказа, это редкой весомости вклад в наше локальное общее дело под названием "Город Вильнюс" - небольшую, но немаловажную часть проекта "Жизнь на Земле". Это был бесценный подарок городу и лично мне, патамушта я бедное кысо, регулярно получающее послания с наивными требованиями встретиццо с гостями города, раз уж они оказали нам честь, написать им закорючек и вместе сфоткаццо на айфоньчики. Люди, понятно, пишут такие письма без злого умысла, по молодости и излишнему усердию, однако мне от их посланий всякий раз начинает казаться, что говорить не с кем и не о чем, в моих делах нет никакого смысла, я конечно, всё равно буду делать, что должно, но только по причине неукротимости и несгибаемости нрава (читай: из ослиного упрямства перед лицом небытия), а так-то гори оно всё огнём.

Но эти рыбы - сто штук - залатали все мои дыры и вернули мне ощущение смысла. Очень надолго, а может быть и навсегда.

Вот так выглядит это мелкое хулиганство с точки зрения секретаря младшего помощника наших духов местности в моём лице. Щедрые были заезжие конунги, знатную жертву нам принесли!

А у нас вот чего

Электрокнижка Кэти Тренд "Художники Петроградской стороны" в нашем электромагазине.



В книжке 33 рассказа про художников Петроградской стороны, которых лично я знаю уже года три - с тех пор, как Кэти написала первый рассказ этого цикла. И очень люблю. И хочу среди состоящего из них человечества жить. А кто бы не захотел.

Истории о них - азбука нормальной жизни, такой, как мы любим, какой стараемся жить сами. Здесь, на границе миров, пишут графические романы, красят что угодно то в зелёный, то в оранжевый, играют на площадях, варят кофе, пишут картины, чинят рассыпающуюся реальность.

Художник должен быть сытым, одетым и обутым, это даже дикие первобытные люди понимали, уступая лучший кусок мамонта тому, кто перед охотой нарисовал на стене этого мамонта, пронзённого копьями удачливых охотников. А то рассердится, и тебя самого на той же стене нарисует, с копьём в каком положено месте, чтобы знал.
Нынче, конечно, художник пошёл гуманный, с копьём в том самом месте никого не нарисует. Даже я не нарисую, хотя... Ладно, не нарисую, точка.
Но книжку про художников Петроградской стороны надо покупать всё равно. По велению сердца, а не разящего копья.