less reading done

The Fear and the Freedom: How the Second World War Changed Us by Keith Lowe

My rating: 5 of 5 stars

Продолжение “Дикарского континента” начинается с душераздирающей цитаты:

‘I never really belonged anywhere. If I’m in England I still consider myself a refugee. Even now I’m asked where I come from – I have to say to some of them that I’ve been here longer than they’ve been alive. But when I’m in Vienna I don’t feel any more like an Austrian. I feel a stranger. A sense of belonging has gone.’

Вся книга именно об этом – о травме и освобождении войны, о перемещенности, о беженстве. Самое нужное чтение сейчас, потому что мы проходим именно по этой странной тропе. Быть везде чужими для нас – новая норма, даже (а то и особенно) в стране происхождения. Это непрекращающееся бардо, с какой стороны ни взгляни. А урок для нас нынешних, видимо, в том, что некоторая надежда на послевоенье у нас все-таки возможна, хоть она будет нестойка и недолговечна.

К тому же, это продолжение описания Пинчон-мира, каким мы его постигаем по его романам, – не только послевоенная Зона в Европе, но, в общем, весь ХХ век, с его победобесием (в т.ч.). И заодно прекрасный очерк мировой истории второй половины 20го – самого начала этого века.

Здесь он много любопытного подмечает и систематизирует: например, как по ходу лет христианизовался миф о Холокосте. …Вообще с мифами Второй мировой он много работает: почему они уже не нужны, а люди за них цепляются с УДЛП, и что из этого получается (подсказка: ничего хорошего, смотрим на войну т.н. “русского народа” с Украиной). Вот приводимое свидетельство:

The Soviet author Emmanuil Kazakevich tells the story of a scene he witnessed in his local bar on the fifth anniversary of VE Day in 1950. ‘Two invalids and a plumber … were drinking beer and reminiscing about the war. One of them wept and said: If there were another war, I would go …’

Вот они и дождались, твари хтонические. Русские же просто не могут без войны, она придает им смысл, как мы сейчас видим. Дикари по-прежнему. К Фромму и его анализу нацистского общества наш автор апеллирут неспроста: “свобода это рабство” – не Оруэлл, а Фромм. Кроме того, целая глава посвящена тому, что совецкое имперское руководство никогда не чувствовало себя в безопасности; такими же паранояльными лаптями оно и остается по сию пору. “Свобода”, кстати, в послевоенном понимании – это не свобода, а просто реструктуризация власти, поэтому т.н. “народу” и нужна “сильная рука”, которую он обожает лизать до того, что готов поддерживать и “некрополитическую” войну.

Но, например, рапсодизируя насчет “united effort” и сотрудничества всех со всеми во Второй мировой во имя победы над нацизмом и т.д., что, несомненно, прекрасно и породило много дальнейших иллюзий, на он как-то обходит вниманием тот оттенок, что весь мир и все сословья в нем дружили не просто так, а против кого-то (та же история, что и с определением нации как “воображаемого сообщества” только через отрицание). А так просто объединять усилия люди Земли нипочем бы не собрались. Так что надежда, о которой я упомянул выше, есть на то, что народы мира и сейчас хотя бы на некоторое время сдружатся – только уже против русского нацизма. Обижаться же за то, что россию опять не берут играть во всемирную историю, не следует, конечно: она сама себя из нее эффективно вычеркнула не раз. Ну и “национальное государство – враг свободы”, как известно.

А вообще английские историки (Лоу да Мэзауэр сейчас) – мои личные герои, примерно так и нужно сейчас осмыслять ХХ век: спокойно, глубоко, независимо, вдумчиво и систематически. Как ни странно, немногие на это способны.