some Russian reading
Грифоны охраняют лиру by Александр Соболев
My rating: 5 of 5 stars
Нужно мне было чистого отдохновения и наслаждения, и я их получил. Прекрасный, уютный обывательски-мистический роман: это “Два капитана” (только без Арктики и гораздо лучше написан), помноженные на “За чертополохом”, да еще и с концентрированной пародией примерно на весь “серебряный век” и примесью, как ни странно, “Плетеного человека” и “Мертвеца”. Сочинено и скроено тут все ладно, лихо и остроумно – не по-хорошему потешна только издательская аннотация, предупреждающая о необходимости некой “особой квалификации” читателя. По-моему, для этого достаточно просто уметь читать. В общем, несмотря на мелкие редакторские блохи и огрехи стиля, текст практически совершенен. Браво.
…И какие же бедные-бедные наши “литературные критики” (их я тоже, гм, почитал, впрочем, без удовольствия).
Странствия и приключения Никодима старшего by Алексей Скалдин
My rating: 5 of 5 stars
“Грифоны”, к счастью, напомнили, что пора ликвидировать эту лакуну в чтении русского (прото-пост-)модерна, сиречь абсурдно-мистического трипа. Ну а кроме того, у Соболева, что бы он там ни говорил, роман-то с ключом, и ключ этот здесь. Начиная с имения на первой странице, которое у него ищет и находит Никодим-младший; странноватая исчезающая мать; отсутствующий, но возникший вдруг отец; собака; мнимая француженка; поездка хрен знает куда в дальние свояси; бабы в этих ебенях; блуждания по лесу и болотам; и так далее. Вместе они объединяются в некий чрезвычайно манящий мета-текст.
А удивительно, что некоторые сюжетные ходы вслед за Скалдиным повторял потом в своих новеллах Роберт Эйкмен, хотя “Никодима” он читал вряд ли (“марш чудовищ”, “ведьма”). Так же не менее удивительно, что почти все пространство романа соткано из недомолвок и слухов, совсем как, наприпер, в “Шенне” и других старых ирландских романах. В “Грифонов” эта особенность откочевала в виде интриги с убийством Зайца и сообщением об этом по радио, которое кто-то там слышал и пересказывает односельчанам как может. Ну и бесы с чертями тут вполне ирландские (включая лепрекона из Вышнего Волочка), хотя порой действие откочевывает в дзэнскую галлюцинацию.
Из технического: поразительно чистый и красивый набор в издании 1917 года. Опечаток мало, но потешные: расзѣять, коробочху, трогательный разнобой старичокъ/старичекъ, такое вот. Ну и в одном месте радикально перепутаны полосы: читать следует в таком порядке: 331-333-332-334 и далее по порядку.
Земля Тиан by Николай Иваницкий (Барон фон Грюнвальус)
My rating: 3 of 5 stars
Еще один осколок манчжурской атлантиды – роман дальневосточника и, судя по всему, даже не родственника тотьминско-уссурийскому этнографу, фольклористу, поэту, ботанику и переводчику Н. А. Иваницкому, который умер за год до рождения нашего автора на другом краю империи (его бы тоже занимательно было почитать, кстати). Автора, Н. Н., нынешние издатели почему-то называют “Бароном фон Грюнвальдусом”, хотя на титульном листе отчетливо значится “Грюнвальус”.
Написано вполне безыскусно (“небольшое зальце”, тут “сжигают на спичке”, с матросами дерутся “на бокс”, “правят штурвалом,” “обстановка расставлена по углам”, имеются “жалкие следы жалких попыток”, “кур во щи”, такое вот), с неизбывным русским похуизмом ко всему иностранному (здесь не только имена собственные шизофренические – Хеддльсбюри, а иногда Хеддлсьбюри, – но и вкрапления английских выражений довольно кривые, как, впрочем, и редакционные переводы их на русский). Однако русские эмигранты в Китае всех вообще считают иностранцами, так что это не фокус.
Но описания шанхайских нравов и вообще южной части Китая 30х годов бесценны. К примеру мужчины к девушкам-хористкам тут обращаются неизменным “ребята”, а “примус” закавычивается. Ну и повороты сюжета вполне лихи, хоть и маловнятны – но уж гораздо лучше той писанины для немытых масс, которую левой пяткой кропали в то же время сочинители, оставшиеся в совке (все эти бесконечные шагиняны, чуковские и шушера помельче). На самом авантюрная интрига тут вообще уходит в песок под конец, когда появляется натурально “бог из машины” (точнее монах), а остается “роман дороги” о довольно диком и странном путешествии, который не заканчивается ничем. Судьба платины тоже остается неизвестна. Видимо, до сих пор где-то там лежит.
Иви by Герман Кочуров
My rating: 2 of 5 stars
Занимательная ебанина из манчжурской атлантиды, причем буквально ебанина: роман о межрасовых проблемах пола. Мастурбационная фантазия 30х годов, написанная явно безграмотным одержимцем и замешанная на расизме и скверно понимаемой евгенике. Порнороманом это считать было бы крайне наивно, хотя у текста был шанс, – он скорее бытописателен и нравоучителен, хотя понятно, что в эпоху непуганых поздневикторианских нравов мог произвести фурор в мозгах косной русской диаспоры. Ну а там, где либидинозность автора не прорывается впрямую, царит оголтелая “цисгендерная объективация” вплоть до ползучей мизогинии, говоря жаргоном нынешних этических хунвэйбинов, так что читать это порой – сплошное возмутительное удовольствие.
Политический вектор автора тоже занимателен: фоном тут присутствуют реакционная компартия и юный батыр Чжан-кай-ши. Редакционные врезки о прекрасности Китая без белых поэтичны и милы, но вот страстные поливы якобы против проституции, которую автор, говоря его же языком, “смакует”, довольно тошнотворны в своем нарочитом пафосе, как любые потуги на натуралистическую социалку в духе русских классиков. А заканчивается все довольно пустословной, но обстоятельной экскурсией по Пекину – совершенно непонятно, зачем, с точки зрения романной структуры.
У нас повсюду снова незатейливое графоманское письмо: конторщицкий пассив с первой же фразы, клише в ассортименте, кивки головой, подъемы наверх и спуски вниз, шизофренические имена: англичане Бэррис, Виль, Морффи или Джаль, например; да и имя главной героини – Ивина – отнюдь не фамилия; а англичанин Стерлец явно родной брат Штирлица, который как раз в это время тоже где-то тут; также присутствует англичанин Кмох… Я даже не знаю, где автор брал такие имена.
Все “имеют” лица и прочую анатомию, “чудесно танцуют блюс”, исполняемый “сильно гремящим джассом”, тут “выбрасывают с центра города”, “свистят гудки”, женщины “увлекаются модификацией”, “одевают халат” и прочее, присутствуют “широкое узорчатое окно”, “деревянные и топорные движения”, “молчаливый силуэт”, “зало для гостей”, “стопка сигарет”, “свиное мясо”, “внешнее лицо”, “кругообразный фасад”, “мертвое кладбище”, “белое платье ослепительной белизны”, “глаза, скрытые за сеткой ресниц”, бал-румы и Рейс-корсы… ну и так далее. Знание русского языка эмигрантски интуитивно.
Это я не говорю о явных опечатках скорее всего первого издания (везде “погода” вместо “пагоды”) и системных глупостях, вроде описания амока, который заканчивается “мгновенным солнечным ударом”, или “Будды с плотоядными животными глазами”, а также явной бредятины вроде “скарций безумия”, “фрюляжа”, “законов хеметактики” или “старой аксиомы бациллы «Тилли»” (кою аксиому – не бациллу – можно найти только у пресмыкающихся). В общем, с “научно-фантастической” точки зрения (потому что это явная половая фантастика, ко всему прочему) он ничем не уступает писанине советского графомана Беляева, который, правда, вряд ли знал, что такое “махаганий” или “яркая джуда”, а также кто такие “растакуеры”.
Иных шедевров масса:
Он увидел затем, как обнаженная грудь девушки, источавшая странный тонкий запах раздражающих духов, изогнулась в дерзкой сладострастной позе.
Ее красивая грудь была так близка и дышала чем-то пьяным и доступным перед воспаленными зрачками мужчины…
Страшное эротическое безумие блестело сквозь прищуренные веки Барроуза.
Она ложила свои руки на бедра.
По его лицу пробежала тучка апатии.
Его остановившийся взгляд, в котором светилось тайное удовлетворение, затаил какую-то глухую и упорную мысль.
…внешне уж очень гибки и страстны были движения ее кукольного, молочного тела, и особенно нежен и певуч тонкий овал детского личика.
— Кушайте, Вилли! Ваше кофе замерзло.
Если бы можно было остаться навсегда около этого широкого загорелого лица.
Он сильной сервировкой послал мяч.
…последнее время она жила с каким-то выходцем Самуэлем Бриалем…
…поразительная свежесть лица, пробивавшаяся сквозь желтизну кожи…
От ее фигуры шел легкий шум накрахмаленного платья.
В пожелтевших глазах, где-то глубоко, роились воспоминания молодых лет.
В ее разговоре можно было заметить все нюансы, которые соответствовали словам.
Напряжение мысли и необычайная эрудиция лишили его сил.
Ржать тут можно, короче, не переставая, особенно когда излагается “наука”. Зато! Здесь встречается прекрасное слово “сонетка”, что в нашей читательской практике не всякий день бывает.
Автор, к сожалению, сторчался и помер где-то посреди Второй мировой войны, но еще два романа его были изданы. Я бы и их почитал.
