some winter reading
Mort by Terry Pratchett
My rating: 5 of 5 stars
Очень милый роман, но сделаю-ка я, пожалуй, паузу. Хорошенького понемножку. Что-то надоело мне про смерть читать, жизни хочется.
Туннель by Bernhard Kellermann
My rating: 2 of 5 stars
Русский перевод Полины Бернштейн (1935 примерно года, а всего на русский этот роман переводился 5 раз, 5!), тиражируемый до последнего времени, довольно противен. Мало того, что это изначально был роман из американской жизни, написанный немцем, так на его глупости накладывается и то, что переводчица еще сильнее не знала, что там для чего. Она хоть отчасти и дальневосточница, но переводчица была скверная. К примеру, концертный зал “Мэдисон Скуэр Пэлис”, придуманный для правдоподобия, превращается в некий дворец на Мэдисоновской площади, который непонятно с какой стати вдруг открывается при большом стечении народу. Это все хоть и объяснимо культурной заповедностью переводчицы, хотя она в свое время поездила по миру, но не означает, что такой текст нужно печатать до сих пор. Некто также снабдил роман примечаниями, где нам объсняют, например, что Шатоква – это такая “еврейская организация”, а “фульхэнд” (который “у меня на руках”) – это “термин игры в покер” (т.е. термин игры в покер у меня на руках, если кто не понял). Кроме того, обычный суконный канцелярит барышни из машбюро здесь украшен идиотскими старческими рюшами и пошлыми фиоритурами, которые портят даже тот минимальный стиль, что, как видно, был в оригинале, и это, как легко заметить, сделано очень по-советски.
С другой стороны, некоторых кусков в анонимном англопереводе 1915 года попросту нет, целыми страницами, и у нумерованных глав возникли названия. Чего-то недостает и в русском переводе, так что верить никому нельзя. Расстрояние от Чикаго до Нью-Йорка в англопереводе 800 миль, что ближе к истине, в русском почему-то 700. Слуга Леон-Лайон в английском тексте японец, в русском китаец. Помимо полиции возникает еще какая-то милиция, ночная кофта на бегу превращается в платье. И т.д. Изучение вопроса показало, что русский текст все ж точнее, несмотря на всю его чудовищность (слуга действительно китаец, например). Ну и миленький штришок: город называется Вашингтон, а имя человека Уошингтон. Поди пойми их, да и сам автор, как видно постарался.
Также присутствует дивное в своем суконно-свинцовом кретинизме предисловие некоего академика Ге. Кржижановского, которых в совнауке был воз и маленькая тележка.
Сам роман плохой, впрочем, эдакая помесь Драйзера и Эйн Рэнд с закосом под фантастику очень ближнего прицела с совершенно дурацким допущением в основе. Пустословный и слегка антисемитский и расистский вербиаж с массой гендерных стереотипов и глупых мотиваций, написанный на отъебись в духе редакционого комментария, что в те поры сходило за актуальную литературу критического реализма. Художественной ценности не имеет. Что же касается восторгов перед изображением технической мощи человека, героического труда и прочей лабуды, то я лично увидел в романе лишь идиотский экстенсивный угар и непродуктивную трату ресурсов. Но почему он так полюбился совкам, очень объяснимо: это такой соцреализм с поэтиццки-экспрессионистским креном, в первые годы Степаниды Власьевны такое еще уважали: там шествует дымящийся трудовой пот (это цитата).
Лучший диалог романа – про дурочку:
— О, какая красота! — без конца повторяла Этель.
— Разве вы никогда не видели Нью-Йорка с высоты?
Этель кивнула.
— Видела, — сказала она. — Я не раз летала над городом с Вандерштифтом. Но в аэроплане такой ветер, что надо все время придерживать вуаль, и ничего не видишь.
Но с Гэссом забавные созвучия есть. Например, когда наш герой Мэк Аллан вспоминает, как он неделю выкапывался из заваленной шахты, когда ему было 13 лет (что само по себе маловероятно). Еще, конечно, дисфункциональный брак Мэка и Мод, хотя по сравнению с парочкой Гэсса роли распределены наоборот, муж занят делом, а жена томится. Странный по своим функциям друг семьи с неправдоподобной фамилией Хобби. Ну и фраза “Туннель когда-нибудь вернет же ему свободу!” конечно.
Памяти памяти by Мария Степанова
My rating: 5 of 5 stars
Хорошо и приметливо написанная кроссжанровая псеводомемуарная публицистика (я б даже не побоялся слова «мастеровитая»), которую также можно назвать «обывательской». В жизни таких незаметных семейств (хотя семейство под рассмотрением не так уж и незаметно, как нам доказывает автор всем своим текстом, пытаясь вписать его в канву аутсайдерского искусства почему-то: мини-очерки о художниках, хоть и имеют несомненный смысл, и интересны, но выглядят вставными зубами, и между ними она бродит причудливыми и капризными тропками; но никто и не гарантировал связности в таком тексте, с другой стороны) во все времена, особенно, конечно, семейств, переживших советскую власть, много общего. Много и у нас — в семействах автора и этого конкретного читателя, хотя бэкграунды совершенно разные (мое семейство было гораздо незаметнее, судя по всему), но благодаря таким же осколкам жизни, о которых пишет Степанова, видимо, все, кто выжили, и выжили.
Берясь за эту книгу (чтоб быть вместе со своим народом в очередной раз, но не только), я рассчитывал, честно говоря, на какое-то развитие темы исторической памяти у Гэсса, но оказалось, что это действительно ближе к экзорсисам о памяти частной и да, обывательской, и больше всего похоже на первую книгу Пола Остера.
Но вот интересно: одному ли мне показалось, что Степанова как-то оправдывает (уже нем, что объясняет) нынешнюю «вакханалию воспоминания (не пожелать и врагу)», что разворачивается в общественном и мифо-идеологическом пространстве этой страны и оборачивается совкодрочерством?
Mervyn Wall by Robert Goode Hogan
My rating: 5 of 5 stars
Чарующая брюшюра – биокритический очерк 1972 года, когда автор еще был жив (и “до сих пор держит пост” на ирландском радио), а “Кёркус Ревью” еще назывался “Вирджиниа Кёркус Буллетин” и с прямотой, свойственной тому времени, назывался “изданием для среднелобых”. Непонятно только, почему серия “Ирладские писатели” издавалась университетом американской глубинки, но вот так.
Белый Бурхан by А. Семенов
My rating: 3 of 5 stars
Этническая экзота, написанная крайне бесхитростно, но по горячим, что называется, следам. Зато прекрасно выписаны речевые характеристики. Еще одна глава в истории дальневосточной атлантиды, потому что Алтай, конечно, – это наши края. Главный герой – персонаж вполне реальный, остальное, судя по всему, там для красоты. Подложкой – известная картина Рериха.
