Max Frei's Blog, page 124

Слава, выраженная котами

Ко мне наконец пришла слава. Документальное свидетельство славы вчера прислал Глеб, спасибо ему за это. Слава моя, по свидетельствам очевидца, расположена в 25 метрах от Ужупского моста и выглядит так:



Очень я такую славу люблю.

(И чтобы два раза не вставать. В очередной раз напоминаю всем, кто выкладывает картинки у меня в комментариях: жж сам, без моей просьбы скрывает их как подозрительные. Это не моё свободное волеизъявление, а технический упс. Не надо их сразу гневно/робко/назидательно удалять, надо забить. Я когда-нибудь приду и открою комментарии с картинками. И сделается ликование на земле и в небе; насчёт вод пока точно не знаю, узнаю - скажу.)

Ни дня без котика

Митьки же! Митьки чрезвычайно внимательны к животному миру:

Скромное обаяние бэ-2

Сегодня только с шестого раза удалось проснуться в реальности, в которой у меня не болит горло (это вообще хороший приём, работает не всегда, но часто - когда проснувшись чувствуешь себя ниочинь, поспать ещё минут 10 и постараться проснуться туда, где всё хорошо; спросонок многие сознания считают эту задачу нормальной и выполняют довольно легко). Так вот, сегодня проснуться в мире-без-ангины удалось только с шестого раза. Хорошо, что мне не надо было подрываться к определённому часу, а то пришлось бы скучно и неприятно болеть как минимум целые сутки, до следующего пробуждения. А может и дольше, как пойдёт.

Вообще ангин у меня не бывает с детства. Все остальные виды простуды бывают, а ангины - нет, потому что в детстве мне рассказали про выдирать-гланды, и умный трусливый организм сразу понял: если заболит горло, он попадёт в лапы кровавых палачей. Поэтому ангин у меня с тех пор не было, хоть полкило мороженого на морозе сожри. И вдруг!

Но на самом деле, не "вдруг". Природа чуть было не сразившей меня загадочной ангины мне понятна. Вчера в магазине Zara эта буржуазная сука (организм) увидел кашемировые шарфы по цене стопиццотмиллионов. Ну, на самом деле, за сто евро. Но всё равно почти миллион. И теперь этот негодяй (организм) хочет кашемировый шарфик. И свободно высказывает своё мелкобуржуазное желание понятным мне языком.
То есть, я живу с шантажистом. Точнее, внутри него, а это гораздо хуже. Придётся выполнять его требования. Потому что подлец ничего не боится, знает, что в лапы кровавых палачей выдирать-гланды мы с ним не пойдём, а остальные моря ему по колено.
Ну и всё.

скромное обаяние буржуазии в моём лице

У кассы супермаркета, где толчётся мирное население с пивом, хлебушком, репчатым луком и мясными костями на суп, а ты стоишь как хуй на именинах с упаковкой чорной туалетной бумаги и коробочкой свежей зелёной травы (пророщенного овса для кошек), внезапно понимаешь: грёбаные эстетствующие буржуи это теперь я.

P.S.
Йолки, 7 ноября сегодня, оказывается, а я так некстати внезапно эстетствующий буржуй. Революцыя, уходи!

Ни дня без котика

Елена Киселева. Такая тихая повседневность Серебряного века. И картинка с котиками на картинке с котиками. Как же я всю вот эту дурную рекурсию люблю.

Ни дня без котика

Хосе Перес Оканья (José Pérez Ocaña) - художник-примитивист, актёр, анархист, общественный деятель, когда-то (примерно в семидесятые годы прошлого века) - известнейший барселонский фрик. Он и умер ослепительно красиво и абсурдно, как жил, соблюдая божественную рифму событий: приехал на родину в Андалусию, организовал карнавал, пришёл туда в костюме Кота-Солнца, костюм загорелся от, как пишут, бенгальских огней, художник сгорел вместе с костюмом; всё это совершенно немыслимо, так не бывает, но было так.

А вот котики Оканьи:





И собственно, сам Кот-Солнце, такой:



Информационным спонсором этого выпуска стал, сам того не ведая, проект Barcelona Slow, который делает Сянц - специально для тех, кто по каким-то причинам не придёт к ней на экскурсию по Барселоне, чтобы правильно по этому городу гуляли всё равно. Спасибо ей за это.

Константинопольские картинки-3 (и всё на этом)

Ни дня без котика

Пользуясь случаем, хочу отдать дань уважения сообществу retablos. Благодарю Деву Гвадалупскую за то, что однажды мой друг дал мне ссылку на вотэтовотвсё.

Ни дня без котика

Элеанор Фортескью-Брикдейл (Eleanor Fortescue-Brickdale).

Столько ещё всего

Столько ещё всего про Константинополь осталось важного. Почти ничего словами не рассказать, разве только разные мелочи. Ну, пусть будут хотя бы они.

Такси, увозившее меня в аэропорт, ползло в почти-пробке по восьми- (кажется) -полосному шоссе среди других таких же автомобилей, темпераментно перепрыгивающих из ряда в ряд в надежде поехать хоть немного быстрее. По шоссе, ловко лавируя среди лавирующих же машин, скакал бодрый стамбульский чайный дедушка с подносом; на подносе красовались неизменные бублики и неизменный же чай.

Стамбульский чайный дедушка - это такое специальное полезное (очень полезное!) метафизическое явление. Наблюдая за стамбульскими чайными дедушками в течение нескольких дней, мы пришли к выводу, что стамбульский чайный дедушка - это одно огромное непостижимое существо, распределённое по множеству тел. Потому что по поведению, мимике и интонациям всякого нового чайного дедушки было видно, что он в курсе наших чайных дел. То есть, сперва все чайные дедушки знали, что мы - те самые чуваки, которые всегда требуют чай на пароме, и спешили с подносами прямо к нам, а если задерживались по дороге с другими клиентами, подавали нам ободряющие знаки - дескать, сейчас-сейчас, уже иду. Потом они знали, что мы пропустили один день, не покупали чаю. И тоже спешили к нам, но с вопросительными лицами - ну сегодня-то вам надо чаю? Надо? Ну хвала аллаху, пришли в себя.
За всё время нам попался только один разносчик чая, который был отдельным, не включённым в общего стамбульского чайного дедушку, существом. И соответственно ничего о нас не знал. Ну и вообще выглядел человеком, а не временно за хорошее поведение выпущенным из лампы джинном. Не знаю, откуда он такой взялся. Видимо, всеобщий стамбульский чайный дедушка иногда берёт выходной, и люди подменяют его, как могут. Ну а что делать-то.

Таксист, скучая в пробках, пытался вести со мной светскую беседу примерно из десяти английских слов. Типа - наш Стамбул ок? Ок, что ок! А вер ар ю фром? Литвания?! господи помилуй Наверное в этой вашей Литвании тоже ок?
Я не люблю светских бесед, но тут пришлось ответить: если любишь жизнь, везде ок. А если не любишь жизнь, то нигде не ок.
Таксист просветлел лицом, сказал: "клевер!" - и умолк до конца поездки. То ли просветление получил, то ли просто пытался заучить наизусть моё мудрое откровение. Думаю, можно начинать дарить мне золотые лимузины: свет истины, которую я несу человечеству, в лимузинах как раз довольно удобно перевозить.
Впрочем, молчание таксистов - тоже хорошая плата. А истина - ладно, чёрт с ней, в авоське как-нибудь донесу.

В Константинополе мне стало легко додумать до более-менее внятной формулировки одну штуку, которую я смутно понимаю уже довольно давно. Начиная с какого-то (относительно скромного; скажем так, далеко ещё не божественного) уровня личной силы, невозможно оставаться злым. Вернее, возможно, но очень ненадолго и только через безумие. Потому что сила, заполняя человека, меняет его под себя - чтобы нормально размещаться в этом сосуде. Размещаться в сосуде, предназначенном под мучительство, силе натурально западло, и она уничтожает сосуд. В процессе, конечно, у сосуда есть время показать всем кузькину мать, но это саморазрушающаяся система, нестабильная, долго в таком виде не получится существовать.
Так что долгоиграющие злодеи - слабаки.

На практике это происходит примерно так: заполняя нас, сила первым делом истончает границы между человеком и миром: иначе ей не поместиться в нас. А когда границы истончены, начинаешь чувствовать окружающую боль натурально как свою (ладно, поначалу не совсем натурально, а как бы из-под толстого одеяла, но всё равно ведь чувствуешь). И умножать её хочется примерно с такой же силой, как держать свою живую руку на раскалённой плите. А потом толстое одеяло понемногу разворачивается. И чужого в мире остаётся всё меньше и меньше. Особенно чужой боли (вернее, всего "особенно", просто боль - довольно сильное ощущение, поэтому игнорировать её сложно).

На фоне этих вот простых житейских наблюдений за тем, как работает увеличение личной силы, идея карающего Бога, ада, искупительных страданий, вот этого всего, начинает казаться не только преступной (каковой, собственно, и является), но и настолько нелепой, что непонятно, как она вообще удерживается в головах. По идее, не должна бы. Но - вот.

Почему всё это легко формулировать в Константинополе - да потому, что этому городу отпущено столько силы, сколько обычно не бывает у городов. Константинополь - больше, чем просто человеческий город. Константинополь - место, где явственно присутствует Бог, то есть та самая незримая, непостижимая, несопоставимая с возможностями человеческого восприятия, но (более чем) ощутимая сила, которая делает живое живым. И очень хорошо видно, как эта сила делает город (именно город, не его жителей, жители разные, как и везде) необыкновенно добрым местом. Пока ты там, тебя несут на руках - просто так, не из сочувствия к твоей немощи (нечему сочувствовать, никакой немощи нет), а от собственного избытка. Потому что прикольно тебя, такого обалдевшего, по твоим дурацким делам бережно нести.

Ещё одна смешная (но важная) фишка, которая становится очевидной в Константинополе: начиная с какого-то уровня силы, становится можно всё. Что бы ты ни выкинул, всё будет хорошо. Как бы ни ошибался, всё окажется уместным и правильным. Какой бы ужас ни устроил, он станет частью бесконечного праздника, который и есть ты сам.
Скажем, в Константинополе есть адский подземный переход от пристани Эминёню в остальной город. Там толкучка, давка, торговля и полуадская вонь (по-настоящему адская вонь стоит в соседнем подземном переходе, где благоухают пищевые отходы всех окрестных забегаловок, в которых подают рыбу в булке - местный специалитет). Обычно подобное место способно испортить мне впечатление от всего города сразу, а тут - капюшон на голову (закрыть голову вообще помогает от слишком людных мест, этот лайфхак - результат многих лет поездок в московском метро) - и вперёд. Вываливаешься из этого адища, встряхиваешься и идёшь дальше, не испытывая ни малейшего раздражения. И любишь этого красавца (Константинополя) ещё сильней.
Поначалу мы удивлялись - надо же, может себе такое позволить! И соседний, провонявший рыбьими кишками, переход, тоже может себе позволить, ничего ему не вредит. А потом уже ничему не удивлялись - конечно может. Ещё бы он не мог.

И ещё об ужасах Константинополя. В кафе-террасе (то есть, в кафе на крыше) возле Галатской башни мне подали худший в моей жизни кофе. Даже бывший икеевский, даже адское смертоносное хрючево из некоторых особо опасных кофейных автоматов ни в какое сравнение не идут. От шока меня спасла Крысичка. Выхватила чашку из моих слабеющих рук, попробовала отраву и хладнокровным тоном опытного сомелье начала перечислять секретные ингредиенты магического напитка: грязные тряпки, жжёные тряпки, грязные носки... но знаешь, просто грязные, без сыра, отчаяние, скорбь.
После короткого совещания мы пришли к выводу, что если выпить чашку этого кофе в том самом переходе, где тухлая рыба, можно искупить все грехи человечества на три тысячи лет вперёд. Но поразмыслив, не стали этого делать. Мы - не Спасители. Вернее, Спасители, но такие, самодеятельные любители. На полчашечки искупили, и ладно. Настоящее взрослое Спасение нам пока не по плечу.
Но если в мире появится настоящий Спаситель, пусть обращается. У нас есть рабочая инструкция - как искупить грехи человечества максимально мучительно, но эффективно. И главное, быстро. Нос зажал, проглотил - всё!

Всё это, впрочем, излишняя суета. Мир и так спасён - на столько тысячелетий, сколько понадобится, во все стороны сразу, пока между двух морей, на двух континентах стоит золотой сияющий дымный Константинополь, а в нём - Айя-София, храм, на строительстве которого прорабом был Понятно Кто (и чай с бубликами они пили больше, чем работали, но храм построили всё равно). Там - в Айя-Софии, я имею в виду - состояние материи и процесс её изменения (то есть, ход времени) до сих пор такие же, как во время строительства, то есть, в присутствии Прораба, который, конечно, никуда оттуда не уходил. Там всегда - первый день Творения и одновременно - просто сегодняшний день. И любовь всего мира к тебе там физически ощутима. На практике эта любовь заключается в том, что у тебя (у любого) есть место - здесь, в храме, и одновременно в мире. И тебя здесь всегда обнимают, и с тобой всегда говорят. А если не чувствуешь и не слышишь, ладно, дело житейское. Чувствовать, слышать и понимать - не обязанность, а возможность. И эту возможность ни у кого не отнимут никогда.

/Как у всякого нормального подростка, у меня есть ролевые модели: волна-цунами и Айя-София. Хочу быть, как они, когда вырасту (хоть и не знаю пока, как это совместить)./

P.S.
В самом начале, когда мы только приехали, друг Стр. рассказал мне историческую байку про нескольких крестоносцев, которые рвались в Константинополь с такой страстью, что им открыли городские ворота. Они ворвались в город, проскакали через него, пулей вылетели в благоразумно открытые жителями противоположные ворота и помчались дальше, прочь от Константинополя, сметая всё на своём пути.
Вот и мы так же съездили, вот и мы.