The Life of Insects Quotes

“— Луна отражает солнечный свет, — сказал он. — А свет чего отражает Солнце?”
― Victor Pelevin, The Life of Insects

“Удивительно, — думал он, — чем глупее песня и чем чище голос, тем больше она трогает. Только ни в коем случае не надо задумываться, о чем они поют. Иначе все…”
― Victor Pelevin, The Life of Insects

“— Что же это такое, папа? — спросил мальчик, пытаясь перебороть головокружение.
— Это жизнь, сынок, — ответил отец”
― Victor Pelevin, The Life of Insects

“стоит только остановиться и начать сравнивать себя с другими, как покажется, что он уже достаточно многого достиг, и пропадет необходимое для дальнейшей борьбы чувство острой обиды на жизнь.”
― Victor Pelevin, Жизнь насекомых

“Отец положил руки на шар и чуть толкнул его вперед.
- Это и есть весь мир, - сказал он.
- Чего-то я не понимаю, - сказал мальчик, - как это навозный шар может быть всем миром. Или как это весь мир может стать навозным шаром.
- Не все сразу, - сказал отец, - подожди, пока твой Йа станет побольше, тогда поймешь.
- Шарик же маленький.
- Это только так кажется, - сказал отец. - Посмотри, сколько навоза я тебе сегодня дал. А мой Йа от этого совсем не уменьшился.
- Но если это весь мир, то что же тогда все остальное?
- Какое остальное?
- Ну, остальное.
Отец терпеливо улыбнулся.
- Я знаю, что это сложно понять, - сказал он. - Но кроме навоза ничего просто нет.”
― Victor Pelevin, The Life of Insects

“– И всю жизнь так, мордой о бетон...
– Но все-таки жизнь прекрасна, – с легкой угрозой сказал отец.

Муравей муравью – жук, сверчок и стрекоза.

Кому-нибудь другому очень просто рассказать, как надо жить и что делать. Я бы любому всё объяснил. И даже показал бы, к каким огням лететь и как. А если то же самое надо делать самому, сидишь на месте или летишь совсем в другую сторону.

– В последнее время я заметил, – сказал Митя, - что от частого употребления некоторые цитаты блестят, как перила.

Часть навоза дадим тебе мы с мамой, а потом ты научишься находить его сам.

В углу тихонько трещал маленький белый холодильник, на дверце которого, как бы компенсируя очевидное отсутствие мяса внутри, помещался плакат с голым по пояс Сильвестром Сталлоне.

Я тут заметил одну странную вещь. Россия ведь третий Рим?
– Третий, – сказала Наташа, – точно. И еще второй Израиль. Это Иван Грозный сказал. Я в газете читала.

– Вся жизнь ночного мотылька, – сказал он, – и есть секунда, которую он тратит, чтобы попрощаться с темнотой. К сожалению, ничего, кроме этой секунды, в мире просто нет. Понимаешь? Вся огромная жизнь, в которой ты собираешься со временем повернуть к свету, на самом деле и есть тот единственный момент, когда ты выбираешь тьму.

Собственно, ночным мотыльком становишься именно в тот момент, когда понимаешь, какая вокруг тьма

У нее очень интересные взаимоотношения с реальностью. Она сначала кричит, а потом вслушивается в отраженный звук и делает выводы.

Настоящий свет – любой, до которого ты долетишь. А если ты не долетел хоть чуть-чуть, то к какому бы яркому огню ты до этого ни направлялся, это была ошибка. И вообще, дело не в том, к чему ты летишь, а в том, кто летит. Хотя это одно и то же.

Как будто раньше было в жизни что-то удивительно простое и самое главное, а потом исчезло, и только тогда стало понятно, что оно было. И оказалось, что абсолютно все, чего хотелось когда-то раньше, имело смысл только потому, что было это, самое главное. А без него уже ничего не нужно. И даже сказать про это нельзя.

...ничего вокруг тебя не изменилось от того, что ты что-то понял. Мир остался прежним. Мотыльки летят к свету, мухи – к говну, и все это в полной тьме. Но ты теперь будешь другим!!

– Значит, Ницше был прав? Бог умер?
– Это Ницше умер. А с Богом все в порядке.”
― Виктор Пелевин, Жизнь насекомых