Le Sumo qui ne pouvait pas grossir Quotes

“C'est une maladie d'être optimiste? Non, c'est une maladie de l'être trop. L'excès devient pathologique.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Si ce que tu dis n'est pas plus beau que le silence, alors tais-toi”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“La vie n'est ni un jeu ni un match, sinon il y aurait des gagnants.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“پس، طبیعی نبودنش طبیعی است؟
- همین طور است.
- بنابراین من هم طبیعی ام که فکر می کنم این غیر طبیعی است؟
- همین طور است.
- آخرش اینکه طبیعی است که او رفتار غیر طبیعی داشته باشد، و طبیعی است که من این را تحمل نکنم؟
- همین طور است.
- پس با اینکه هر دو به دلیل این موقعیت غیر طبیعی ایم، هر دو طبیعی هم هستیم.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“ممنونم استاد که مرا دوباره توی راه -انداختید و بهم نشان دادید که قادرم را بروم.
-حق با تو است یون. هدف ته را نیست، بلکه هدف خود رهروی است.
- درست است. قصد من برنده شدن نیست، قصدم زندگی کردن است.
- خوب فهمیدی. زندگی نه بازی است و نه مسابقه، و گرنه برندگانی وجود می داشتند.”
― اریک امانوئل اشمیت, سومویی که نمی‌توانست گنده شود

“Дорогой Джун, я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы у тебя создалось лучшее или худшее мнение о себе, я хочу лишь, чтобы ты перестал заниматься самокопанием. Чтобы ты освободился от себя.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Tu agonises parce que tu as tout recouvert, tes émotions, tes problèmes, ton histoire. Tu ne sais pas qui tu es, donc tu ne te construit pas à partir de toi”
― Éric-Emmanuel Schmitt , Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Ne pense plus avec ta conscience personnelle, pense avec une autre conscience, celle du monde, pense tel l'arbre qui bourgeonne, telle la pluie qui tombe.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Je ne veux pas triompher, je veux vivre.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Le but, ce n’est pas le bout du chemin, c’est le cheminement.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“À l’envers des nuages, il y a toujours un ciel.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Tu penses trop et pas assez parce que tu ne penses pas par toi-même.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“- (...) Celem nie jest koniec drogi, tylko posuwanie się naprzód.
- Właśnie. Nie chcę triumfować, chcę żyć.
- Jasne. Życie nie jest ani grą, ani meczem, bo gdyby tak było, byliby tacy, co wygrali.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“- (...) jest jeszcze przeszkoda psychiczna: nie mam woli.
- Nieprawda. Masz dużo woli.
- Tak?
- Tak, znajdujesz tysiąc powodów, żeby uniknąć tego, co postanowiłeś. W rzeczywistości masz blokadę woli, ale to zła wola. Szkoda, bo ścieżka, którą można wejść na szczyt, jest tą samą, którą się z niego schodzi.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Спрятавшись за мусорными баками на задворках какой-то пиццерии, я совершил непозволительный поступок. Чтобы не так остро ощущать свое одиночество, я открыл рюкзак, единственное, что у меня осталось, потом уселся на асфальт скрестив ноги и достал из-под грязного белья материнские письма, те самые, что отказывался вскрывать на протяжении месяцев.
Я их распечатал.
Что могла мне сказать мать, от которой я сбежал без всяких объяснений, бросив ее однажды утром в отдаленном предместье, оставив ей лишь фальшивый адрес в Токио?
Да и как могла она, не знавшая грамоты, написать мне?! Выгнанная еще в детстве из школы, не знакомая с каллиграфией, не умевшая ни читать, ни излагать письменно свои мысли, к кому она могла обратиться за помощью? К какой-нибудь соседке? Или к незнакомому человеку? Получается, что до меня кто-то уже слышал ее послания. Это одна из причин, чтобы по-прежнему игнорировать их… Мать всегда говорила прежде с другими, а уж затем со мной, всегда обращала внимание на других, обделяя меня. Да, относительно нее я всегда был убежден лишь в одном: обо мне она думала в последнюю очередь.
Что же это были за послания?
В первом конверте был чистый лист. Я вертел его перед глазами, то поднося ближе, то отстраняя; затем, разглядывая его на свет, я обнаружил круглое пятно, смягчавшее фактуру бумаги, оттенявшее ее цвет. Я понял, что это была слеза: мать оплакивала мой уход.
Во втором листка не было. В углу конверта, в складке, затерялся клочок бледно-желтой пряжи, ниточка пушистого нежного мохера, — из него она вязала мне в детстве одежки. Это означало: обнимаю тебя.
В третьем не было ничего. Я долго тряс конверт, стремясь отыскать ускользающую деталь. Наконец, разорвав конверт, обнаружил с внутренней стороны красный отпечаток губ, прошептавших: «Целую тебя».
С четвертым письмом оказалось просто: в него был вложен серый камешек, треугольная округлая галька, пересылка обошлась дорого, о чем свидетельствовало обилие штемпелей. Мать признавалась мне: «На сердце у меня тяжело».
Пятое послание добавило проблем: внутри лежало перо. Я решил, что она сказала: «Пиши мне», потом заметил, что это голубиное перо, я узнал его по окраске — цвета слоновой кости, пепельное по контуру, оно отсвечивало радужным блеском; таким образом, послание приобретало два новых смысла: или «Где ты?», или же «Вернись», поскольку известно, что почтовый голубь должен возвращаться домой. Может, во втором случае это была просьба о помощи?
Шестое послание как будто подтверждало это: в пакете был старый собачий ошейник со сломанной пряжкой. Мама успокаивала меня: «Ты свободен».”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“— Нет, мы пойдем в сад дзен.
Войдя в сад дзен, я попятился. В десятиметровом прямоугольнике, окруженном скамьями из посеревших досок, среди прочесанного гравия и песка, выровненного граблями, лежали замшелые камни. Идиотизм! Мало того, что этот каменный сад был безжизненным, я к тому же не мог взять в толк, как работа для ленивого садовника может улучшить мою собственную жизнь или избавить меня от решения моих проблем.
— Садись и наблюдай.
Из почтения к Сёминцу я был обязан сделать некоторое усилие, я присел с краю этого абсурдного пространства. Сжав зубы и наморщив лоб, я подпер голову руками и, чтобы не гневать учителя, изобразил сосредоточенность.
Из скуки или же чтобы развеять ее, мысли мои перескакивали с одного на другое. Я думал об Асёрю, о матери. Вдруг я утратил равновесие, потому что сознание мое перетекло в сознание моего отца, я пережил его последние мгновения на балконе, перед прыжком… Мне показалось, что я падаю вместе с ним.
Я встревоженно огляделся, чтобы удостовериться, что не вскрикнул и не привлек внимания сидевших по периметру прямоугольника; никто из них не заметил моего смятения, и я успокоился.
Чтобы вернуть прежнее состояние, я сосредоточил внимание на следах, оставленных на песке граблями. Я равнодушно проследил изгибы.
И тут это свершилось. Сначала я решил, что мне дурно.
Я по-прежнему сидел, но у меня возникло странное ощущение. Все перевернулось. Во мне. И вокруг меня. Я уже не понимал, несет меня волной или же я сам стал волной. Подступало нечто странное, огромное, громоподобное. Потом возникла какая-то сила, наполнила меня, подняла вверх. Я ощутил мягкий взрыв, не болезненный. Напротив, мое тело вспыхнуло наслаждением, вырвалось из кожи, плоть моя множеством кусков разнеслась над садом. Сам сад изменился в размерах, обычный камень превратился в гору, гравий — в озера, а песок — в море облаков. Видимый сад уступил место незримому, излучавшему благодатную энергию.
В одно мгновение я пробудился от владевшего мной кошмара, я вспомнил забытую реальность, то, из чего мы состоим. Я был уже не Джун, а космос, замкнутый, неподвижный и меж тем пребывающий в движении.
Мне показалось, что я стал пустотой между предметами, пустотой между людьми, между утратившими значение словами, пустотой между потухшими мыслями и образами. Я покинул собственное тело, превратился в пустоту надо мной, пустоту, которая и есть истинный центр мира.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“— Постарайся не думать ни о чем.
— Ни о чем?
— Ни о чем.
— Будто я покойник?
— Нет, будто ты цветок или весенняя птица. Теперь это не твое личное сознание, а иное — сознание мира, думай как дерево, у которого распускаются листья, как падающий дождь.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“— Вы могли бы помочь мне научиться управлять мыслями и телом?
— Сядь на пол напротив меня, подай таз вперед, выпрями позвоночник и сосредоточься на внутренней вертикали.
— Есть.
— Не втягивай живот, не напрягайся, дыши свободно.
— Есть.
— Пусть мысли выходят вместе с дыханием, приходят и уходят.
— Они беспорядочно толпятся, у меня какие-то завихрения в мозгу.
— Управляй течением.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Когда молчание куда лучше, чем всё, что ты можешь сказать, стоит помолчать.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“— Как бы там ни было, это не имеет значения, потому что синтоизм, тибетский буддизм, дзен-буддизм — это все вздор, ерунда на постном масле. Что одно, что другое. Странно, что вы столько времени уделяете древним предрассудкам.
— Ты серьезно, Джун?
— Жить можно и без религии.
— Без религии — можно, но без духовности — нет.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“— Нужно одновременно быть и отсутствовать. То же самое на турнире. Ты должен быть там и не там. Быть собой и другим. Тебе нужно вознестись над собой и противником, чтобы охватить ситуацию и интуитивно найти нужное решение.
— А как этого достичь?
— Через медитацию. Внутри тебя должна быть пустота.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Учиться приятно, а вот разубеждаться в чем-то — напротив.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Глядя своими глазами на этих борцов сумо с их безволосым телом, гладкой кожей, скользкой от масла, волосами, собранными в несуразную прическу, я видел лишь гигантских младенцев, отвратительных живых кукол в памперсах; глядя глазами зрителей, сидевших по соседству, я начинал подозревать, что на ринге мужчины, возможно привлекательные самцы, способные соблазнять, а для некоторых девушек, не скрывавших своих чувств, это истинный секс-символ. Это открытие, кажется, озадачило меня больше всего.

В то время как борцы пытались вытолкнуть соперника из круга, сам я боролся против собственных предрассудков, постепенно, один за другим выталкивая их из сознания. Нет, я больше не мог презирать тех, кто посвятил жизнь борьбе, формированию собственного тела, людей, проявлявших и силу, и находчивость, ведь масса тела не давала превосходства; порой техника, проворство, хитрость приносили победу тому, кто весил меньше. Эти поединки пробудили во мне страсть, я поймал себя на том, что мысленно ставлю на того или иного борца, выделяю фаворитов. Под конец я вместе с соседями по ряду вскочил и от всей души принялся с жаром аплодировать победителю, блистательному Асёрю, ставшему моим героем.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Celem nie jest koniec drogi, tylko posuwanie się naprzód.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Jeżeli to, co mówisz, nie jest piękniejsze od ciszy, lepiej milcz.”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir

“Posso ter saído do seu ventre, mas não saí do seu espírito!”
― Éric-Emmanuel Schmitt, Le Sumo qui ne pouvait pas grossir