Империя должна умереть Quotes

“Russian history is an illness. Our history has made us all sick. I do not want to die from this illness.”
― Mikhail Zygar, The Empire Must Die: Russia's Revolutionary Collapse, 1900-1917

“The Russian Civil War lasts almost six years and ends in victory for the Bolsheviks. It claims the lives of more than 10 million people—five times more than the number of Russian casualties in the First World War, which the Bolsheviks promised to end. Of that figure, 2.5 million are killed in battle, another 2 million fall victim to the Red (and White) Terror, while around 6 million die from hunger and disease. On top of that, approximately 2 million emigrate.”
― Mikhail Zygar, The Empire Must Die: Russia's Revolutionary Collapse, 1900-1917

“Новое время настает, и оно себя покажет

Российская история и так зациклена на государстве, точнее даже, на Государе. Мы привыкли видеть нашу историю как совокупность биографий вождей — и за этим стройным рядом царей, генсеков и президентов совершенно не видно общества.

Жаркие споры вызывает вопрос, можно ли допускать в Думу неграмотных. Большинство участников обсуждения говорят: конечно да, потому что самые лояльные, самые «истовые» крестьяне — это как раз неграмотные старики, они опора режима и их должно быть как можно больше. Коковцов говорит, что «истовость не принесет никакой пользы, если будущий законодатель не сможет прочитать того, что ему будет предложено рассмотреть». Но Николай II принимает сторону неграмотных. Еще один болезненный вопрос: стоит ли разрешать евреям участвовать в выборах. Решено допустить и их.

Струве профессионально занимается политикой в стране, где нет политики.

Чехов, в свою очередь, все чаще встречается с Ольгой Книппер. В 1901 году они женятся — и проводят медовый месяц в туберкулезном санатории в Башкирии.

Еще во время переговоров Витте заболевает (по его словам, из-за некачественной американской пищи) – и поддерживает себя в форме исключительно «строжайшей диэтой и усиленными смазываниями кокаином».


К примеру, сто лет назад должность, которая сейчас называется «замминистра», именовалась «товарищ министра», тогда как слово «заместитель» имело совсем другой смысл — «преемник».

Гиппиус: Россия — очень большой сумасшедший дом. Если сразу войти в залу желтого дома, на какой-нибудь вечер безумцев, — вы, не зная, не поймете этого. Как будто и ничего. А они все безумцы. Есть трагически-помешанные, несчастные. Есть и тихие идиоты, со счастливым смехом на отвисших устах собирающие щепочки и, не торопясь, хохоча, поджигающие их серниками [спичками].

Мы японцев все хотим бить образами наших святых, а они нас лупят ядрами и бомбами, мы их образами, а они нас пулями.

В итоге 20 декабря 1908 года Ида Рубиншейн дала лишь концерт с танцевальными номерами из «Саломеи». В конце «танца семи вуалей» она осталась в платье из бус на голое тело. Публика шокирована, налицо оскорбление чувств верующих, в зал ворвалась полиция и конфисковала голову Иоанна Крестителя из папье-маше.

Чехов и Горький буквально трепещут перед Толстым. Чехов всегда подолгу и очень тщательно подбирает одежду, когда едет к своему кумиру. «Вы только подумайте, — говорит он Горькому, — ведь это он написал: "Анна чувствовала, что ее глаза светятся в темноте"».

Опять идем мы к срыву в бездну, опять мы вглядываемся в нее, а бездна вглядывается в нас. Это значит, террор опять становится неизбежным.

второй символ перемен — семечки. Свободно гуляющие по улицам городов солдаты и рабочие беспрерывно грызут семечки. Городовых, следящих за порядком, больше нет, улицы не убираются, поэтому тротуар под ногами прохожих густо устлан шелухой.

Политика и религия разъединяют людей; ничто не выпрямляет душу человека так мягко и быстро, как влияние искусства, науки.

1917 год — это родовая травма российского общества. Даже сто лет спустя средний класс неосознанно ждет, что события могут повториться. Начало XXI века не похоже на начало ХХ века: российское общество несравнимо более образованно и благополучно, чем сто лет назад. Тем не менее психологическая травма так просто не проходит. Опыт Гражданской войны и последующего террора заставляет новые поколения россиян вновь и вновь задавать себе вопросы: не пора ли уезжать? Не будет ли потом слишком поздно?

Для страны в целом — это трагедия. Вымывание интеллектуальной и деловой элиты ослабляет ее. Примирения с историей в России не произошло, травмы не вылечены, комплексы не изжиты. Сама по себе российская история — это болезнь, которая на каждом шагу дает о себе знать. Мы больны своей историей. Я не хочу умереть от этой болезни.”
― Михаил Зыгарь, The Empire Must Die: Russia's Revolutionary Collapse, 1900-1917

“The History of Ukraine-Rus”
― Mikhail Zygar, The Empire Must Die: Russia's Revolutionary Collapse, 1900-1917

“1917 год – это родовая травма российского общества. Даже сто лет спустя средний класс неосознанно ждет, что события могут повториться. Начало XXI века не похоже на начало ХХ века: российское общество несравнимо более образованно и благополучно, чем сто лет назад. Тем не менее психологическая травма так просто не проходит. Опыт Гражданской войны и последующего террора заставляет новые поколения россиян вновь и вновь задавать себе вопросы: не пора ли уезжать? Не будет ли потом слишком поздно?”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Самый трагический сценарий был далеко не единственным. Идея, что такова судьба российского народа, его карма, – и теперь очень популярна в России. Надеюсь, что эта книга заставит в ней усомниться. Ничто не известно заранее, ничто на сто процентов не предопределено. Двигателем истории является ошибка. Герои этой книги все время строят планы, делают прогнозы, действуют исходя из того, что всякий раз кажется им точным расчетом. И почти всегда это оказывается заблуждением. Но проходит время – и все эти заблуждения забываются. И сами герои, и изучающие их историки начинают верить в то, что план был с самого начала. В то, что все произошедшее – вовсе не случайность, а плод чьего-то замысла.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Когда в конце 1920-х в России начнутся репрессии против «старых большевиков» – противников Сталина, многие воспримут это как внутренние разборки «пауков в банке». Сначала после смерти Ленина Зиновьев, Каменев и Сталин объединятся против Троцкого, чтобы помешать ему стать преемником Ленина. Потом Сталин начнет борьбу с оппозицией. Каменева, например, он отправит послом в Италию. В 1927 году Зиновьев и Троцкий попытаются организовать митинги оппозиции против Сталина, посвященные десятилетию революции, но толпы сторонников Сталина будут разгонять их с криками «Долой жидов-оппозиционеров». В 1929 году Троцкий будет выслан из СССР, в 1940-м агенты НКВД убьют его в Мексике. В 1936-м осудят, а потом расстреляют Льва Каменева и Григория Зиновьева, за ними – несколько сотен человек из высшего руководства страны. Большой сталинский террор будет полной неожиданностью для всех, кого он уничтожит.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Ленин опасается, что Керенский успеет спохватиться и обезвредить большевиков, как это случилось в июле. Он торопится ударить, пока Временное правительство слабо. Действительно, в ночь с 23 на 24 октября на заседании Временного правительства Керенский говорит, что ждать больше нельзя, нужно немедленно арестовать всех членов Военно-революционного комитета. Премьер знает о планах большевиков и понимает, насколько опасен съезд Советов. Но министры сомневаются и предлагают более мягкую меру: запретить большевистские газеты.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“10 октября большевики собираются на квартире меньшевика Суханова, причем в отсутствие хозяина. Приходят 12 из 24 членов ЦК, в том числе Троцкий, Каменев, Зиновьев, Сталин, а также гладко выбритый человек в парике и массивных роговых очках. Это товарищ Иванов, он же Ленин. На этом заседании обнаруживается раскол среди большевиков. Глава фракции большевиков в Петросовете Каменев категорически против восстания, его поддерживает Зиновьев, правая рука Ленина. Лидер партии с ненавистью называет их предателями. Медлить нельзя, Керенский готовится сдать город немцам, планирует вторую корниловщину, говорит Ленин. Остальные большевики живут в Петрограде и знают цену газетным спекуляциям, но все же не спорят – они верят в чутье Ленина. Троцкий упоен тем, как власть сама идет к нему в руки, он не может себя сдерживать. В итоге только два человека голосуют против восстания и десять – за.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Ленин дописывает статью «Удержат ли большевики государственную власть?» и 6 октября тайно приезжает в Петроград. О том, что большевики планируют вооруженное восстание, знают уже даже дети. Военно-революционный комитет приказывает столичному гарнизону не выполнять никаких приказов, которые не утверждены им. Троцкий открыто вносит на рассмотрение Петросовета резолюцию с призывом к захвату власти рабочими и солдатами. Его, очевидно, несет, он не принадлежит себе, как Гапон накануне 9 января двенадцать лет назад. К восстанию готовятся как к Варфоломеевской ночи: ждут, что в квартиры будут врываться вооруженные солдаты и матросы. Создаются «домовые комитеты» для дежурств по ночам, чтобы предупредить соседей в случае опасности.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Любопытно, что в сентябре и октябре 1917 года большевики обвиняют Временное правительство во всем, что спустя несколько месяцев сделают сами: в намерении сорвать Учредительное собрание, стремлении восстановить смертную казнь, в желании перенести столицу из Петрограда в Москву. Они говорят, что экономическая политика Керенского ведет к голоду и разрухе.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“В точности повторяется ситуация начала марта – все самые важные события происходят в столице, а Ленин заперт далеко в глуши. Только на этот раз его не пускают обратно не границы, а страх. Он в розыске, ЦК партии решил, что Ленина надо беречь и возвращаться ему опасно. Ленин в бешенстве, возмущен решением ЦК, последними словами проклинает товарищей, особенно Троцкого – но ехать не решается.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Газеты рассказывают об ужасах, предшествовавших взятию Риги немцами: город был разграблен уходящими российскими солдатами – «товарищами» (это слово становится эвфемизмом вооруженных дебоширов). Пресса утверждает, что убивали и насиловали не пришедшие немцы, а уходящие свои. По всей стране беспорядки: погромы в Астрахани, Ташкенте, Киеве и Харькове, солдатские бунты в Чернигове, Иркутске, Гомеле, Одессе, крестьянские восстания в Харьковской, Черниговской и Саратовской губерниях. По данным нового военного министра Верховского, в стране насчитывается два миллиона дезертиров.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“После июльского восстания большевики казались маргинальной политической силой. Казалось, что с ними покончено и они уже никогда не вернутся. Корниловский путч приводит их к вершине популярности – они фактически приходят к власти в Москве и Петрограде демократическим путем (правда, помимо Советов, в которых преобладают большевики, в обеих столицах есть свежеизбранные городские думы – в них большинство принадлежит эсерам). А ведь генералы были искренне убеждены, что ситуацию можно поменять, повесив несколько человек на фонарях.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Спустя неделю Петросовет избирает новый исполком и нового председателя – им становится Лев Троцкий. Новый большевистский Петросовет ведет себя уже совсем иначе, чем прежний. В том числе продолжает вооружать рабочих, хотя никакие корниловские войска на город больше не идут и обороняться больше не надо.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Популярность большевиков после победы над Корниловым настолько возрастает, что происходит почти невозможное. В Смольном 1 сентября собирается заседание всего Петросовета, многочисленного, шумного, почти никогда не способного принять никакого решения. Большевики предлагают резолюцию, состоящую из их традиционных популистских лозунгов: предложить воюющим народам всеобщий демократический мир, отменить смертную казнь на фронте, отменить частную собственность на помещичьи земли, передать власть в руки пролетариата и революционного крестьянства и т. д. И вдруг Петросовет принимает ее большинством голосов.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Корниловский мятеж становится самым знаковым событием 1917 года в России. Трудно себе представить большее нагромождение абсурда, который приведет к резкому росту популярности большевиков и закончится Октябрьской революцией. Характерно, что никто из его участников никогда не признает своих ошибок, каждый (с обеих сторон) будет до конца жизни верить в подлый заговор, жертвой которого он стал.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Утром 28 августа вся страна узнает из газет, что в стране путч, Верховный главнокомандующий взбунтовался против правительства. В семь утра Корнилов распространяет воззвание, в котором требует не подчиняться Керенскому: «Свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества. Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час её кончины». Корнилов обвиняет Временное правительство в содействии немцам, утверждая, что под давлением большевиков в Советах правительство «убивает армию и потрясает страну внутри».”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Владимиру Ульянову не придется долго сидеть в шалаше у озера Разлив – вскоре он переберется в Хельсинки (тогда – Гельсингфорс), где его будет укрывать сам начальник городской милиции. Именно в его квартире Ленин продолжит разрабатывать план восстания. Такой будет месть Финляндии за отобранную автономию.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Даже многие большевики не понимают, почему лидер партии прячется, вместо того чтобы сдаться и устроить из суда громкое шоу – новое дело Дрейфуса. Но Ленин, как обычно, плюет на мнение товарищей. Он не за границей: в парике, без усов и с фальшивым паспортом он едет за город, к озеру Разлив.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Поражения на фронте вызывают в Петрограде шок и истерию. Главными виновниками катастрофы считаются Ленин и большевики – это они по заказу немцев разложили армию и убедили ее отступить, пишут все газеты. После первой статьи в «Живом слове» все газеты пишут о предательстве Ленина как о доказанном факте. «Благодаря им: Ленину, Зиновьеву, Троцкому и т. д. – в эти проклятые черные дни – 5–6 июля – Вильгельм II достиг всего, о чем только мечтал», – пишет Владимир Бурцев, Шерлок Холмс русской революции, разоблачитель агентов и провокаторов. Для него нет сомнений: Ленин – предатель.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Для всех его слушателей крушение монархии, случившаяся революция – это безусловное благо, движение в правильном направлении. Ленин же утверждает обратное – в самой революции и в новом демократическом правительстве нет ничего хорошего. Нужно воспользоваться тем, что режим стал слабее, уничтожить его и забрать власть. Защита отечества, говорит Ленин, означает защиту одной банды капиталистов от другой. Империалистическая война (против Германии) должна превратиться в гражданскую (против собственных капиталистов). Оборонительную войну нужно прекратить, землю и банки национализировать, имущество помещиков и аристократов конфисковать – и народы остальных стран сразу присоединятся к русской революции. Именно в этот вечер он предлагает переименовать партию, назвав ее коммунистической.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Когда вернувшегося 15 марта Грушевского встречают на Софийской площади с почетным караулом и оркестром, он произносит программную речь, в которой призывает украинцев строить «независимую судьбу украинского народа» и прославляет «свободную, автономную Украину» в составе «Федеративной Республики Российской». В Петрограде к самоопределению Украины относятся лояльно: в марте Временное правительство разрешает в Киевском учебном округе преподавание на украинском языке, с оговоркой, что если в заведении меньшинство учащихся окажется великороссами, то для них должно быть введено преподавание на русском языке, и, наоборот, для украиноговорящего меньшинства должно быть преподавание на украинском.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Ленина поднимают на руки, ставят на броневик, его лозунги тонут в шуме толпы. Но что происходит с самим Лениным в этот момент? Еще месяц назад он называл себя стариком, который не достигнет своей мечты. Еще три дня назад смертельно боялся, что его расстреляют немецкие солдаты. Еще час назад был уверен, что его арестуют на перроне. Он, авторитарный лидер крохотной секты, вдруг оказывается суперзвездой. Он стоит в лучах прожекторов, ему рукоплещет гигантская площадь. Вряд ли когда-нибудь Ленин рассчитывал на такой триумф (пока совершенно незаслуженный), но встреча на вокзале придает ему уверенности. Ленина снимают с броневика и везут в особняк Матильды Кшесинской, который теперь служит штабом большевиков.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“В советской литературе встреча Ленина толпами народа на Финляндском вокзале 3 апреля будет описываться как нечто уникальное. На самом деле это очередное событие из цикла «великий революционер вернулся домой»: так встречали Церетели, Бабушку, Плеханова, Засулич, Фигнер, так будут (уже после Ленина) встречать лидеров эсеров Чернова и Савинкова,”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Ульянов же понимает, что, в отличие от Мартова, у него высокопоставленных друзей на родине нет. В Петросовете есть, конечно, пара большевиков – но они не имеют вообще никакого влияния и помочь своему лидеру не могут.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Русская эмиграция превратилась в секту, даже в несколько небольших, враждующих между собой сект. Они в душе ненавидят всех, кто остался в России, и называют их предателями или соглашателями. Почти все политэмигранты считают, что только они – истинные носители идей русской революции, только они настоящие, а все остальные – подделка. Впрочем, это мессианство служит естественной психологической защитой, способом убедить себя в том, что бедная и унылая жизнь в скучной европейской глубинке – это высокая жертва. Ленин успешней других проделал этот самогипноз.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Помимо красных ленточек, которые прикалывают к груди бывшие подданные, а теперь граждане, второй символ перемен – семечки. Свободно гуляющие по улицам городов солдаты и рабочие беспрерывно грызут семечки. Городовых, следящих за порядком, больше нет, улицы не убираются, поэтому тротуар под ногами прохожих густо устлан шелухой.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Это ощущение есть по всей стране. Жандармский офицер Павел Заварзин несколько месяцев едет на поезде на Дальний Восток и обратно: сначала из Петрограда до Владивостока, а потом обратно – до Архангельска. Он удивляется тому, как уверенно и спокойно всюду, в вагонах, на улицах говорят о неминуемой революции и скором отречении императора. Убийство Распутина все одобряют («Собаке – собачья смерть»), императорскую чету ненавидят («Не стоит о них и говорить! Они скоро уйдут») и мечтают о правительстве, ответственном перед Думой. Жандарм сначала в ужасе – оттого, что за это никого не наказывают. Но к середине пути понимает, что невозможно наказать всех: «Власть атрофирована и мы находимся на краю бездны».”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917

“Главное слово этой зимы в Петрограде – хвосты. Так называют очереди, которые выстраиваются перед каждым магазином. Не хватает топлива, в столице перебои с подвозом продуктов. Дефицит продуктов – явление повсеместное: и в Петербурге, и в Москве, и в провинции. Пробуют даже ввести карточную систему на хлеб, сахар и мясо, но она плохо работает. Хвост – это не только способ достать продукты, это еще и главный источник информации. В очередях люди обмениваются слухами. А слухи циркулируют самые невероятные. Больше всего говорят про наступление голода – это очень нервирует людей.”
― Михаил Зыгарь, Империя должна умереть: История русских революций в лицах, 1900-1917