The Elephant Keepers' Children Quotes

“Some girls are fortunate enough to be in love with deep and intelligent boys," she says. "And then there's the rest of us, who have to make do.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“I don't know if you're in love with someone. If you're not, there's something I would like to say to you, and that is that love comes to everyone. All fifteen years of my experience in life tell me that the world is organized in such a way that all of us find someone to love. Unless we work against it. So if you're not in love with anyone but would like to be, you should try to discover which part of you is working against it.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“We who are profoundly joined in soul can only but heal the ruptures of the cosmos.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“It's never too late for a happy youth.
That is something Tilte and I once read in a library book, I'm very devoted to that sentence. But you shouldn't think about it. If you think, you get stuck. Then you say it has no point, after all, your youth is gone and it's no use crying over spilled milk. Instead, you should let the words remain inside you: It's never too late for a happy youth.”
― Peter Hoeg, The Elephant Keepers' Children

“And now I shall tell you what Tilte and I have discovered one must do: one must reach inside and feel. The moment the shock kicks in there’s this very unusual, very special feeling inside and all around you, and that is what you must reach into and feel. It is there just before the tears come, and the despair, and the customary depression, and the giving up, and the decision that if Karl can get up at four in the morning, then you can get up at three or two, or even not go to bed at all so as to be sure of getting there first.

During that brief moment when your normal instincts are gone and new ones have yet to appear, at that moment there is an entry.

This I remember on Blågårds Plads, and I listen inside and sense that the shock has caused the door to open.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“– когда занимаешься радикальным изменением внутреннего мира, важно поддерживать внешний мир в том состоянии, в котором ты его получил.

И тут я чувствую, что присутствует ещё один гость, какой-то человек сел позади меня. Он кажется совершенно реальным, и я оборачиваюсь, но там никого нет, и тут я понимаю, что это одиночество. Я сижу в окружении добрых друзей, у ног лежит Баскер. рядом Конни, и всё равно — я чувствую страшное одиночество. <...> И тут я обнимаю одиночество, я впервые чувствую, что это девушка. И впервые в жизни перестаю утешать себя и отгонять от себя девушку-одиночество.
Я осознаю, что происходящего в настоящий момент я всегда больше всего и боялся. Я теряю всё и всех. Похожее чувство было у меня в квартире Конни на Тольбогаде, только сейчас это сильнее и совершенно реально. Ханса нет, Тильте нет и прабабушки нет. Скоро в нашем доме никого не останется. Мамы и папы тоже не будет.
Тут вы, наверное, скажете, что ведь будет Конни. Но мысль об этом сейчас не спасает. Потому что я чувствую: против того одиночества, которое сейчас пришло, даже любимая не может помочь.
Впервые в жизни я понимаю, что одиночество — это заключение в той комнате, которая и есть ты сам. Что ты сам — тюремная камера, и камера эта всегда будет отличаться от других, и поэтому в каком-то смысле всегда останется одиночной и никуда не денется из здания, потому что она часть его.
Не могу объяснить это лучше. Но это кажется непреодолимым.
Я иду рука об руку с этой непреодолимостью. Прижимаю её к себе, не стараюсь утешить себя, честное слово, так и есть. Я чувствую, как я люблю всех тех. кто остался позади меня в ночи: папу и маму, Тильте и Ханса, и Баскера, и Конни, и прабабушку, и Якоба, и Ашанти, и Рикарда, и Навуходоносор Флювию Пропеллу — все эти человеческие комнаты.
И тут случается вот что.
Чем-то это очень похоже на футбол. Когда к тебе приближается защита, то тебя легко загипнотизировать. Ты смотришь на противников, на препятствия. Не видишь проходов между ними, возможности прорваться вперёд.
Вот что я делаю. Вернее, это получается как-то само собой. Я переключаю внимание. С темноты ночи на свет звёзд. Я обманываю своё собственное сознание. Моё внимание направлено в одну сторону, на одиночество. Но теперь я обращаюсь в другую. От одиночества к тому, что вокруг него. От чувства замкнутости в самом себе, в тех печалях и радостях, которые есть часть Питера Финё и которые есть в жизни каждого человека, словно маленькие островки, парящие в безбрежном пространстве, теперь моё внимание направлено не на островки, а на вселенную, их окружающую.
И ничего больше. Это может сделать каждый. Я ничего не меняю. Не пытаюсь отогнать одиночество. Я просто отпускаю его.
Оно начинает удаляться. Нет, это она начинает удаляться, и вот её уже нет.
Остаётся лишь то, что в каком-то смысле я сам. Но можно сказать, что это просто очень глубокое счастье.
Я слышу шаги за спиной, это Конни. Она подходит ко мне вплотную.
— Все мы комнаты, — говорю я, — пока ты комната, ты заперт. Но существует путь, ведущий наружу, и дверь тут ни при чём, открытой двери не существует, надо просто увидеть просвет.

Милосердие — это одно из тех слов, с которыми надо обращаться осторожно и использовать его лишь в тех случаях, когда ничто другое уже не годится. И тем не менее я считаю, что только это слово полностью соответствует такому устройству мира, где даже типы вроде Кая Молестера могут надеяться на то, что на каком-то жизненном перекрёстке их движение по наклонной плоскости будет прервано. И в конце приоткрывшегося на мгновение нового пути возникнут очертания хрупких, рискованных, но при этом и удивительных возможностей.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“Не знаю, доводилось ли вам когда‑нибудь видеть «мазерати», если нет, то скажу, что это автомобиль для людей, которые по природе своей эксгибиционисты, но при этом хотят показать, что слишком скромны, чтобы распахивать полы пальто.

Далее журналисты уже совершенно теряют контроль над собой, ведь конференция будет проводиться в Дании, в Северной Зеландии, в историческом поместье Фильтхой, как же это удивительно, мы в очередной раз убеждаемся в том, что хотя мы, датчане, и считаем себя малой нацией, мы тем не менее самые великие — по части толерантности и способности всех понять, и всё, что излагает дальше этот журналист, в очередной раз подтверждает, что наибольшее число приверженцев во всём мире всё-таки всегда будет у такой религии, как самодовольство.

Пока мы с Тильте не ушли с палубы, мне хочется добавить ещё вот что – прекрасно понимая, что вы можете обвинить меня в непоследовательности, – я хочу сказать, что в этот момент испытываю к папе и маме более тёплые чувства, чем когда‑либо до этого. Возможно, потому, что они такие дурацкие придатки своих внутренних слонов, возможно, потому, что на самом деле проще любить людей, когда удаётся несколько размягчить склеивающий вас клей и ослабить связывающий вас трос.

Но в голове безостановочно вертятся мысли. В этом‑то и беда. Научные изыскания, в том числе и наши с Тильте, свидетельствуют о том, что все великие мистики считали людей фабриками по производству мыслей, на которых никогда не останавливаются машины, и при таком беспрестанном шуме невозможно понять, можно ли будет в тишине услышать хотя бы первые слова ответа на действительно серьёзные вопросы, например, почему мы появились на свет и почему мы снова должны его покинуть и почему сейчас кто‑то колотит в дверь?

Я знаю, что в это мгновение я стою на пороге. И на самом деле это не дверь, потому что дверь — это какое-то конкретное место, а вот это — оно повсюду. Оно не относится ни к какой религии, не требует, чтобы ты во что-то верил, или чему-то поклонялся, или соблюдал какие-то правила. Есть только три требования: обращаться к своему сердцу, почувствовать в какой-то момент готовность смириться со всем, в том числе и с таким несправедливым фактом, что ты должен умереть, и на какое-то мгновение застыть, глядя, как мяч катится в ворота.

Это не просто мимолётный поцелуй в щёчку, это один из тех поцелуев, когда вокруг влюблённых всё исчезает, а остаются лишь кружащиеся лепестки цветов, скрипки и бабочки, рыдающие от счастья.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“programs in Grenå. And finally, in a different direction altogether, if you asked the residents of Big Hill, which is a rehab center just west of Finø Town, all of whom were substance”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children: A Novel by the Author of Smilla's Sense of Snow

“Basker possesses three kinds of bite: a snap, a nip, and then something like a buzz saw and an angle grinder mounted on a bear trap.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children

“People from the mainland, particularly those from the capital, have always wanted to get married on Finø. Perhaps it has to do with the inherent difficulty of standing on Blågårds or in Virum and vowing to remain together forever when all you can see around you is evidence to the effect that one should be lucky indeed if all the things people promise each other last until Wednesday. But it is so much easier on Finø, surrounded by the half-timbered cottages from the eighteenth century, and the medieval Finø Monastery and hordes of faithful storks, and where the tourist brochure will tell you that Finø's primeval landscape remains untouched with its mulberry trees and polar bears, and Hans in local costume, and Dorada Rasmussen's colorful parrot.”
― Peter Høeg, The Elephant Keepers' Children