The Red Laugh Quotes

“Sanki beynimin üstündeki kemik kapağı kaldırmışlar ve savunmasız, çırılçıplak kalan beyin boyun eğerek kana kana içine çekiyor bu kanlı ve çılgın günlerin tüm dehşetini. Tortop büzülmüş yatıyorum, tüm bedenim hepi topu iki arşınlık alan kaplarken düşüncem dünyayı kucaklıyor. Tüm insanların gözleriyle görüyor, kulaklarıyla duyuyorum; ölenlerle ölüyorum; yaralananlar ve unutulanlarla kederlenip ağlıyorum ve bir bedenden kan fışkırdığında yaraların acısını hissediyor, ıstırap çekiyorum. Olmayanı ve uzaktakini, tıpkı olan ve yakındaki kadar net görüyorum, çırılçıplak kalan beynimin ıstırabının bir sınırı yok.”
― Leonid Andreyev, The Red Laugh

“Сегодня утром, просматривая в газете бесконечный список убитых, я встретил знакомую
фамилию: убит жених моей сестры, офицер, призванный на военную службу вместе с
покойным братом. А через час почтальон отдал мне письмо, адресованное на имя брата, и на
конверте я узнал почерк убитого: мёртвый писал к мёртвому. Но это все же лучше того случая,
когда мёртвый пишет к живому; мне показывали мать, которая целый месяц получала письма
от сына после того, как в газетах прочла о его страшной смерти, – он был разорван снарядом.
Он был нежный сын, и каждое письмо его было полно ласковых слов, утешений, молодой и
наивной надежды на какое-то счастье. Он был мёртв и каждый день с сатанинской
аккуратностью писал о жизни, и мать перестала верить в его смерть, – и когда прошёл без
письма один, другой и третий день и наступило бесконечное молчание смерти, она взяла
обеими руками старый большой револьвер сына и выстрелила себе в грудь. Кажется, она
осталась жива, – не знаю, не слыхал.
Я долго рассматривал конверт и думал: он держал его в руках, он где-то покупал его, давал
деньги, и денщик ходил куда-то в лавку, он заклеивал его и потом, быть может, сам опустил в
ящик. Пришло в движение колесо того сложного механизма, который называется почтой, и
письмо поплыло мимо лесов, полей и городов, переходя из рук в руки, но неуклонно стремясь к
своей цели. Он надевал сапоги в то последнее утро – а оно плыло; он был убит – а оно плыло;
он был брошен в яму и завален трупами и землёй – а оно плыло мимо лесов, полей и городов,
живой призрак в сером штемпелёванном конверте. И теперь я держу его в руках…”
― Леонид Андреев, The Red Laugh

“Кто мне мешает крикнуть - привстать, обернуться назад и крикнуть: " Пожар! Спасайтесь, пожар!" Судорога безумия охватит их спокойные члены. Они вскочат, они заорут, они завоют, как животные, они забудут, что у них есть жены, сестры и матери, они начнут метаться, точно пораженные внезапной слепотой, и в безумии своем будут душить друг друга этими белыми пальцами, от которых пахнет духами. Пустят яркий свет, и кто-то бледный со сцены будет кричать, что все спокойно и пожара нет, и дико-весело заиграет дрожащая, обрывающаяся музыка - а они не будут слышать ничего - они будут душить, топтать ногами, бить женщин по головам, по этим хитрым, замысловатым прическам. Они будут отрывать друг у друга уши, отгрызать носы, они изорвут одежду до голого тела и не будут стыдиться, так как они безумны. Их чувствительные, нежные, красивые, обожаемые женщины будут визжать и биться, беспомощные, у их ног, обнимая колени, все еще доверяя их благородству, — а они будут злобно бить их в красивое, поднятое лицо и рваться к выходу. Ибо они всегда убийцы, и их спокойствие, их благородство - спокойствие сытого зверя, чувствующего себя в безопасности.”
― Леонид Андреев, Красный смех