“Есть одно ощущение, которое почти целиком теряется участниками боя, - это ощущение времени. Девочка, протанцевавшая на новогоднем балу до утра,
не сможет ответить, каково было ее ощущение времени на балу - долгим ли или, наоборот, коротким.
И шлиссельбуржец, отбывший двадцать пять лет заключения, скажет: "Мне кажется, что я провел в крепости вечность, но одновременно мне кажется, что я провел в крепости короткие недели".
У девочки ночь была полна мимолетных событий - взглядов, отрывков музыки, улыбок, прикосновений, - каждое это событие казалось столь стремительным, что не оставляло в сознании ощущения протяженности во
времени. Но сумма этих коротких событий породила ощущение большого времени, вместившего всю радость человеческой жизни.
У шлиссельбуржца происходило обратное, - его тюремные двадцать пять лет складывались из томительно длинных отдельных промежутков времени, от утренней поверки до вечерней, от завтрака до обеда. Но сумма этих бедных
событий, оказалось, породила новое ощущение, - в сумрачном однообразии смены месяцев и годов время сжалось, сморщилось... Так возникло одновременное ощущение краткости и бесконечности, так возникло сходство
этого ощущения в людях новогодней ночи и в людях тюремных десятилетий. В обоих случаях сумма событий порождает одновременное чувство длительности и краткости.
Более сложен процесс деформации ощущения длительности и краткости времени, переживаемый человеком в бою. Здесь дело идет дальше, здесь
искажаются, искривляются отдельные, первичные ощущения. В бою секунды растягиваются, а часы сплющиваются. Ощущение длительности связывается с молниеносными событиями - свистом снарядов и авиабомб, вспышками выстрелов и вспышками взрывов.
Ощущение краткости соотносится к событиям протяженным - к движению по вспаханному полю под огнем, к переползанию от укрытия к укрытию. А
рукопашный бой происходит вне времени. Здесь неопределенность проявляется и в слагающих, и в результате, здесь деформируются и сумма, и каждое слагаемое.”
―
Василий Гроссман,
Life and Fate