“Войну больше не называли обстоятельствами. Она стала явной. [...]

Прощались неявно, боясь напугать и испугаться самим. Но в последние дни мая, когда ничто уже не имело значения — ни деньги, ни возраст, ни цвет лица, ни знакомства, — стало ясно, что из всего на свете будет жаль только несказанного. Сурикова добавляла: "И необнятого".

В войне слова, конечно, уже потеряли смысл. Но все, что было до нее, оценилось остро, честно и, наверное, даже вовремя. Сказки, прочитанные детям. "Просто посиди со мной" — родителям. Ты — красивая. Благодаря тебе я стал тем, кем стал. Мне было плохо, когда ты ушел. Не стоило тогда расставаться навсегда. И да, ты прав, в этих импрессионистах (рамштайне, босхе, д[ж]астине тимберлейке, паэлье, сыре дорн-блю) что-то есть. И ты права тоже...

Уезжающие, уходящие, остающиеся искали не повод, а друг друга...”