И о погоде.

У нас в заливе четырнадцать судов вмёрзли в лёд. Самый толстый латышский ледокол называется «Ворона». Конечно, он ничего не успевает, с таким названием.
Матросы гуляют по льду на берег, покупают водку. Пограничников вдвое больше, чем ледоколов. Оба они хотели бы поймать немножко моряков с водкой, но пока не получается.


В детском саду весну приманивают языческими методами. Мне прислали записку:
«Уважаемый папа Ляли!
В понедельник состоится Масленица.
Просьба надеть белые чешки, блузку и гольфы. Возьмите ещё пять блинов и варенье».

Я представил, как приду одетым в белые чешки, гольфы, блины и варенье. То-то детям будет радость. Воспитательницу зовут Ева, симпатичная латышка. Тексты сочиняла как могла, потом прилежно перевела на русский. Написала 14 записок, по числу детей.
В соседней группе релиз готовила украинка. Указ пригвоздила к двери, один на всех. Текст получился раздольный:

«В понедельник утренник.
Всем прийти нарядными.
Дети будут есть, что сами принесут».

Обратите внимание, в 14 раз меньше писанины, а еды будет в три раза больше.

В прошлом году жгли чучело Зимы. Дворник Серёжа сплёл его из старых мётел и покрышки. Дети получились чёрные– пречёрные. Зато масленица.

В этом году аутодафе не состоится, холод жуткий. Корабли вмёрзли, матросы пьют, коровы не обеспечивают нужных темпов глобального потепления. Если к среде не наладится, уеду в тёплые колонии. Буду по вечерам играть джаз в ресторане для белых женщин. А днём мы с друзьями музыкантами станем свергать ненавистные режимы. У них там такой климат, что заняться больше и нечем.