The Pink Locust, by William Carlos Williams

Уильям Карлос Уильямс
Робиния

Я упорен, точно робиния,
        ее только впустишь
                в сад,
потом ни за что не избавишься.
        Выкапывай сколько угодно,
                если хоть волосок от корней
остается,
        она возвратится опять.
                Очень
лестно представить себя
                смехотворно.
Скромный цветочек,
        душистый горошек розовый,
                восхищаешься
им поневоле,
        пока не узнаешь
                каковы у него привычки.
И ведь мы почти все
        таковы? Это будет
                несколько чересчур,
если люди
        станут вникать в подробности
                нашей жизни.
Не то чтобы
        нам есть что скрывать,
                но они-то
как это вынесут? Естественно,
        мир утешится,
                обнаружив,
какие же мы идиоты.
        Но будут ли они
                великодушны к нам,
как мы были великодушны
        к другим —
                вот вопрос. Говорю же,
этот
        цветок,
                под давленьем на редкость
упорен!
        Не трожьте его —
                и он станет деревом.
Мне бы вот так представлять себя
        и то,
                что станет со мной.
Вот поэт —
        как он себя видит
                пред лицом этого мира?
Не годится ответить,
        как его подмывает ответить:
                Да толком никак. Тем самым
он предает стихи.
        С тем же успехом он может ответить
                что «роза есть роза
есть роза» — и замолчать.
        Роза есть роза,
                и стихотворение ей равно,
если оно удачно.
        Поэт
                не может уничижаться,
не унижая
        свои стихи —
                а это
нелепо.
        Нет в жизни
                дороже награды.
Итак,
        я, как этот цветок,
                упорствую
ради всего, что в нем есть.
        Я знаю,
                в созвездьи
поэтов я вовсе
        не роза,
                но кто среди прочих
изгонит
        меня.