What do you think?
Rate this book
Погружение во тьму
Олег Васильевич Волков - русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний "Погружение во тьму" он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.
Книга "Погружение во тьму" была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Книга "Погружение во тьму" была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
544 pages, Hardcover
First published January 1, 1987
3 people are currently reading
44 people want to read
About the author
Олег Волков
26 books1 followerОлег Васильевич Волков (1900—1996) — русский прозаик, публицист, мемуарист. Публиковался под псевдонимом Осугин, который в ряде источников (в том числе у Вольфганга Казака) назван в качестве настоящей фамилии.
О. В. Волков родился 21 января 1900 года в Санкт-Петербурге. Отец был директором правления Русско-Балтийских заводов, мать — из рода Лазаревых (внучка адмирала Лазарева). Рос в Петербурге и в имении отца в Тверской губернии. Посещал Тенишевское училище, где совмещалось обучение наукам и ремеслу (был одноклассником Владимира Набокова). В 1917 году поступил в Петроградский университет, но студентом не стал. В 1917—1919 годах жил в имении семьи (Никольская волость Новоторжского уезда Тверской губернии). В 1922—1928 годах работал переводчиком в миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве.
В феврале 1928 года был в первый раз арестован, отказался стать осведомителем, был приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в СЛОН. В апреле 1929 году лагерный срок заменили высылкой в Тульскую область, где он работал переводчиком технической литературы.
В марте 1931 году был снова арестован и приговорен к 5 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. Снова был направлен в СЛОН. В 1936 году оставшийся срок был заменен ссылкой в Архангельск, где Волков работал в филиале НИИ электрификации лесной промышленности.
8 июня 1936 года вновь был арестован, приговорен к 5 годам заключения как "социально-опасный элемент" и направлен в УхтПечЛаг. В 1941 года был освобожден и стал работать геологом в Коми АССР.
В марте 1942 года вновь был арестован и приговорен к 4 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. В апреле 1944 года был освобожден по инвалидности и переехал в Кировабад, где работал преподавателем иностранных языков, в 1946—1950 годах жил в Малоярославце и Калуге, работал переводчиком в московских издательствах. В 1950 году был арестован в пятый раз и был сослан в село Ярцево (Красноярский край), где работал плотником, а затем охотником-промысловиком. В 1955 году был освобожден из ссылки и приехал в Москву.
Волков стал писателем и в 1957 году по рекомендации С. В. Михалкова — членом СП СССР. Опубликовал свыше дюжины книг (повести, рассказы и очерки), а кроме того переводил произведения Бальзака, Золя и других французских писателей, «Греческую цивилизацию» А. Боннара. Особое значение придавал борьбе за сохранение природы и памятников старины; его считают одним из основоположников советского экологического движения. Член редколлегии альманаха «Охотничьи просторы» с 1962 по 1976 год.
Его главный автобиографический труд «Погружение во тьму», написанный в начале 60-х и не напечатанный А. Т. Твардовским в журнале «Новый мир», был впервые опубликован в Париже в 1987 году, в СССР — в 1990 году.
В 1993 году, выгуливая собаку, 93-летний писатель упал в двухметровую яму оставленную не огороженной строительными рабочими, и сломал себе ногу, после чего мог передвигаться только по квартире.
Умер 10 февраля 1996 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.
О. В. Волков родился 21 января 1900 года в Санкт-Петербурге. Отец был директором правления Русско-Балтийских заводов, мать — из рода Лазаревых (внучка адмирала Лазарева). Рос в Петербурге и в имении отца в Тверской губернии. Посещал Тенишевское училище, где совмещалось обучение наукам и ремеслу (был одноклассником Владимира Набокова). В 1917 году поступил в Петроградский университет, но студентом не стал. В 1917—1919 годах жил в имении семьи (Никольская волость Новоторжского уезда Тверской губернии). В 1922—1928 годах работал переводчиком в миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве.
В феврале 1928 года был в первый раз арестован, отказался стать осведомителем, был приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в СЛОН. В апреле 1929 году лагерный срок заменили высылкой в Тульскую область, где он работал переводчиком технической литературы.
В марте 1931 году был снова арестован и приговорен к 5 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. Снова был направлен в СЛОН. В 1936 году оставшийся срок был заменен ссылкой в Архангельск, где Волков работал в филиале НИИ электрификации лесной промышленности.
8 июня 1936 года вновь был арестован, приговорен к 5 годам заключения как "социально-опасный элемент" и направлен в УхтПечЛаг. В 1941 года был освобожден и стал работать геологом в Коми АССР.
В марте 1942 года вновь был арестован и приговорен к 4 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. В апреле 1944 года был освобожден по инвалидности и переехал в Кировабад, где работал преподавателем иностранных языков, в 1946—1950 годах жил в Малоярославце и Калуге, работал переводчиком в московских издательствах. В 1950 году был арестован в пятый раз и был сослан в село Ярцево (Красноярский край), где работал плотником, а затем охотником-промысловиком. В 1955 году был освобожден из ссылки и приехал в Москву.
Волков стал писателем и в 1957 году по рекомендации С. В. Михалкова — членом СП СССР. Опубликовал свыше дюжины книг (повести, рассказы и очерки), а кроме того переводил произведения Бальзака, Золя и других французских писателей, «Греческую цивилизацию» А. Боннара. Особое значение придавал борьбе за сохранение природы и памятников старины; его считают одним из основоположников советского экологического движения. Член редколлегии альманаха «Охотничьи просторы» с 1962 по 1976 год.
Его главный автобиографический труд «Погружение во тьму», написанный в начале 60-х и не напечатанный А. Т. Твардовским в журнале «Новый мир», был впервые опубликован в Париже в 1987 году, в СССР — в 1990 году.
В 1993 году, выгуливая собаку, 93-летний писатель упал в двухметровую яму оставленную не огороженной строительными рабочими, и сломал себе ногу, после чего мог передвигаться только по квартире.
Умер 10 февраля 1996 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 9 of 9 reviews
May 8, 2019
Олег Волков is a very interesting personality. I perceive him as "an alternative life of Владимир Набоков" -- if the latter had stayed in Russia rather than emigrated. Олег Волков and Владимир Набоков were of the same age, lived in Saint-Petersburg in very similar families and with a very similar background, and even studied in the same group in the famous Тенишевское училище.
Олег Волков had a very long life (1900—1996), and he was a highly intelligent person (he knew several languages and, being in a quite young age, already worked in 1922—1928 as a translator/interpretator "в миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве" -- from Wikipedia). Unfortunately, he was forced to spend the best years of his long life in prisons, labor camps, and "ссылки."
From Wikipedia:
"В феврале 1928 года был в первый раз арестован, отказался стать осведомителем, был приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в СЛОН. В апреле 1929 году лагерный срок заменили высылкой в Тульскую область, где он работал переводчиком технической литературы.
В марте 1931 года был снова арестован и приговорен к 5 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. Снова был этапирован в СЛОН. В 1936 году оставшийся срок был заменен ссылкой в Архангельск, где Волков работал в филиале НИИ электрификации лесной промышленности.
8 июня 1936 года вновь был арестован, приговорен к 5 годам заключения как «социально-опасный элемент» и направлен в УхтПечЛаг. В 1941 года был освобожден и стал работать геологом в Коми АССР.
В марте 1942 года вновь был арестован и приговорен к 4 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. В апреле 1944 года был освобожден по инвалидности и переехал в Кировабад, где работал преподавателем иностранных языков, в 1946—1950 годах жил в Малоярославце и Калуге, работал переводчиком в московских издательствах. В 1950 году был арестован в пятый раз и был сослан в село Ярцево (Красноярский край), где работал плотником, а затем охотником-промысловиком. В 1955 году был освобожден из ссылки и приехал в Москву."
Imagine Владимир Набоков here, who was lucky enough to be taken by his parents out from the country abroad in 1919.
By the way, early memories of Олег Волков about his adolescence at the eve of the revolution, all these changing moods and perceptions of Russian aristocrats and intellectuals -- it was a fascinating reading per se. It's funny how it reminds me the modern Russia and fluctuations of today's Russian intellectuals: what is going on, how long it will continue, and what to do -- emigrate or stay?
"Изредка гулкую тишину пустой квартиры нарушало пронзительное дребезжание телефона — тогдашние аппараты трещали на манер старинных будильников. Звонили знакомые и родственники — все сообщали об отъезде. «Передай маме или папе, что мы уезжаем туда-то тогда-то»… Вечером я докладывал отцу: Ефремовы или Игнатьевы просили дать им знать в Новочеркасск, когда и куда мы соберемся; снова звонили от бабушки — она все же решилась переехать «на время» к младшей дочери в Орел; такие-те обнимают и надеются на скорую встречу в Париже… Начинался великий исход российской интеллигенции за рубежи ощетинившейся отчизны…
Отец, и без того расстроенный и утомленный — заводы замирали и администрация была бессильна остановить развал, — выслушивал меня молча и спешил уединиться в своем кабинете. При каждом таком бегстве он падал духом. Его мучило, хоть он и не признавался, что он отказался укрыть семью от грядущих превратностей. Прав ли он, что не едет за границу?
Особенно поразило отца внезапное решение эмигрировать нашего домовладельца Николая Степановича Цвылева, его приятеля с отроческих лет. Тот принадлежал к старинному роду богатых новоторжских купцов, с которыми отец состоял в дальнем родстве по материнской линии. Едва ли не каждый вечер они играли в винт, большей частью у Николая Степановича, благо мы жили на одной лестнице.
Мне никогда прежде не приходилось видеть отца таким удрученным и озабоченным, как в день, когда его друг объявил, что «собрался бежать, пока нас тут всех не перерезали». Отец долго потом ходил мрачным и молчаливым.
Тучи вокруг сгущались. В начале июня семнадцатого года этого нельзя было не ощущать, особенно в Питере, уже раскипевшемся и забурлившем всеми выплеснувшимися наружу страстями. В стрельбе на Невском можно было различить призрак грядущей гражданской смуты. Именно тогда отец принял ничего не разрешающее половинчатое решение: перевел в иностранный банк часть своего состояния. Но покинуть Россию не решился…
Ах, кабы Волга-матушка да побежала вспять да кабы можно было жизнь сначала начать!"
The memoirs are great, and I consider them another must-read under the subject "крутые маршруты." Awesome independent personality, rich language (I have never heard before the verb "зорить"! "Усердствующие волостные и уездные власти энергично и беспощадно зорили не только богатых, но и мало-мальски справных мужиков"), strong, categorical reflections, hate to everything inhumane and perverted, delicate tenderness to simple people. He was one of those rare intellectuals who saw the striking similarity between the Soviet state and the German Nazi regime. He was one of those who noted many important psychological phenomena that made this "советский кабак" possible. He recreated awful pictures of the whole country living in fear and worries about their loved ones.
By the way, he is very critical about the above-mentioned "Крутой маршрут" and its author, Евгения Гинзбург. Some of his conclusions are clear mistakes, and there is a note there explaining that he based his words on some preliminary information. However, if you think, he is right about many aspects. He recognizes the accuracy of "Крутой маршрут," but indicates that Евгения Гинзбург was actually an important part of this whole system of repressions and terror herself. She was a member of the Communist Party, a nomenclature functioner, worked in education as a historian (кандидат исторических наук) and in journalism (сотрудник областной газеты «Красная Татария»). Of course, she was one of those people who created and maintained this perverted system, its lies and persecutions, -- until it decided to devour her in her own turn. From this point of view, angry lamentations of Олег Волков are eye-opening:
"Вы описываете, как выстраивали вас на поверки. Пройдемся с вами вдоль строя, вглядимся в лица, порасспросим… Из десяти вброшенных в этот ад — такой не могли видеть около ста лет назад Чехов на Сахалине и почти полтораста — Достоевский в «Мертвом доме», девять человек попали по выдуманному, вздорному обвинению.
Они здесь лишь потому, что вы и ваши сподвижники если и не работали сами в карательных органах, то есть лично не отправляли сюда этих несчастных, то одобряли эти расправы, голосовали всегда «за». Для вас было нормой, в порядке вещей, чтобы тихого и робкого деревенского батюшку, обремененного многочисленной семьей, придавленного нуждой, невежеством и страхом, хватали, держали в подвалах ЧК, до смерти пугали и, вдоволь наглумившись, «шлепали». Эка штука, одним попом меньше!.. А не то истерзанного, сломленного, ссылали умирать с голоду в Тмутаракань, а изгнанным отовсюду «матушкам» с исключенными из школы детьми предоставляли погибать, как им заблагорассудится… Вы сидели в первом ряду партера, когда уничтожали ветхих, впавших в детство царских «сатрапов», кадровых и случайных прежних военных, духовенство, чиновников. Даже лавочников и церковных старост… И приветствовали, и поддерживали: «Враги, так им и надо!» Но вот очередь дошла до вас…"
Overall, his reflections about "Soviet intelligenzia" are very poignant. He justly notes that all true intelligent and honest people were destroyed, killed, driven out into exile. The Soviet state did not allow staying intelligent and honest at all. Again, it is impossible not to agree with him.
What is very important, Олег Волков also is very clear about the absence of real "awakening" of people even after so-called "destalinization", and today his words became more and more bitter and prophetic:
"Невозможность подтвердить показания памяти смущает. О тех бедах — нет справочников, доступных архивов. Нагроможденная ложь похоронила правду и заставила себя признать. Как глушилки пересиливают в эфире любой мощи передачу, так торжествует настойчивый и беззастенчивый голос Власти, объявившей небывшим виденное тобой и пережитое, отвлекающей от своих покрытых кровью рук воплями о бедах народов других стран! Эту теснящую тебя всей глыбой объединенных сил государства ложь подпирают и приглядно рядят твои же собратья по перу. Пораженный чудовищностью проявляемого лицемерия, сбитый с толку наглостью возглашаемой неправоты, ощупываешь себя: не брежу ли сам? И не привиделись ли мне ямы с накиданными трупами на Соловках, застреленные на помойках Котласской пересылки, обезумевшие от голода, обмороженные люди, «саморубы» на лесозаготовках, набитые до отказа камеры смертников в Тульской тюрьме… Мертвые мужики на трамвайных рельсах в Архангельске…
Все это не только в голове, но и на сердце. А перед глазами — статьи, очерки в журналах, целые книги, взахлеб рассказывающие, с каким энтузиазмом, в каком вдохновенном порыве устремлялись на Север по зову партии тысячи комсомольцев строить, осваивать, нести дальше в глубь безлюдия светлое знамя счастливой жизни… Смотрите: возведены дома, выросли целые поселки, города, протянулись дороги — вещественные свидетельства героического труда! Над просторами тундры и дремучей тайги эхом разносится: «Слава партии! Слава коммунистическому труду!»
Не следует думать, что эти переполненные восторгами писания — плоды пера невежественных выдвиженцев, провинциальных публицистов или оголтелых, не-рассуждающих «слуг партии» — отнюдь нет! Авторы их — респектабельные члены Союза писателей, отнесенные к элите, к цвету советской интеллигенции, глашатаи гуманности и человечности. Они начитанны и подкованы на все случаи жизни. Это позволяе�� им вовремя перестраиваться — с тем чтобы всегда оставаться на плаву, не растеряться и при самых крутых переменах. Надобно было — публиковали статьи в прославление «великого вождя», превозносили Павленко с его «Счастьем», возвели в корифеи пера автора «Кавалера Золотой Звезды»… Переменился ветер — не опоздали с «Оттепелями», а затем и сборниками, курившими фимиам новому «кормчему»… После его падения какое-то время принюхивались, чем запахло. И, учуяв, что восприемнику угодно какое-то время поскромничать, стали хором восхвалять коллективную мудрост�� руководства и на досуге переругиваться между собой, забавляя публику неосторожными попреками в «беспринципности»…
Нечего говорить, что все эти «инженеры человеческих душ», благополучно пережившие сталинское лихолетье, были превосходно осведомлены о лагерной мясорубке и, пускаясь в дальние вояжи по новостройкам, отлично знали — знали как никто! — что путь их через болота и тундру устлан костьми на тысячах километров… Знали, что огороженные ржавой колючей проволокой, повисшей на сгнивших кольях, площадки — не следы военных складов; что обвалившиеся деревянные постройки — не вехи триангуляционной сети, а вышки, с которых стреляли в людей. Видели на Воркуте распадки и лога, где расстреливали из пулеметов и закапывали сотнями «оппозиционеров»… И среди них — прежних их знакомцев и приятелей по московским редакциям…
И вот писали — честным пером честных советских литераторов свидетельствовали и подтверждали: не было никогда никаких воркутинских или колымских гекатомб, соловецких застенков, тьмы погибших и чудом выживших, искалеченных мучеников. И весь многолетний лагерный кошмар — вражьи басни, клевета…"
---
"Эти строки я нишу спустя более сорока лет после описываемых событий, когда весь мир прочел — если и не сумел оценить — «Архипелаг ГУЛАГ», когда за рубежом составились целые библиотеки о сталинских временах и советских порядках, и потому не тщусь рассказать что-нибудь новое, о чем бы уже не знали. Но едва ли можно переборщить, множа примеры лжи и лицемерия, возведенные в официальную доктрину, затрагивающих решительно все области информации — будь то успеваемость школьников, отчет о выставке, сведения об авиационных катастрофах, репортаж о путине, работе БАМа и тем более о деликатных материях международной политики, отзывах зарубежной печати и т. п.
Оболгано и фальсифицировано прошлое, искажено настоящее, брехня по всякому поводу сопровождает «простого советского человека» от детского сада до крематория. И если в тридцатые годы репродукторы повторяли бессчетно «жить стало лучше, жить стало веселее» в опустошенных голодом деревнях, то схема эта сохранялась в несколько подновленном виде.
Ах, как мы негодуем и гремим по поводу западных судей, мирволящих «военным преступникам», клеймим позором всякие хунты, обличаем, словно у нас не доживают век в почете и довольстве ветераны преступлений против человечества, словно не к нам, может быть в первую очередь, относится поговорка «чья бы корова мычала», не мы мутим и мутим, видя в соперничествах и конфликтах возможность ослабить соперников, столкнув их друг с другом…
Инерция, разбег лживой информации столь сильны, срослись с нашей системой, что сосуществуют с приемниками, передающими сведения «Немецкой волны», «Голоса Америки», Би-би-си, приглушенно — станции «Свобода», сведения, которые позволяют нам сравнивать и судить, узнавать то, что от нас скрывается, в том числе и о делах в нашей стране. Казалось бы, пора переменить пластинку, ну хотя бы вскользь обмолвиться об известных даже советским школьникам систематических закупках зерна в США и Канаде, о торговле оружием, о воздушных катастрофах и жертвах стихийных бедствий, процедить сквозь зубы частичку правды, коли она стала достоянием гласности…
Однако нет. С тупым упорством и застарелой, одеревеневшей косностью у нас продолжали выдавать желаемое за действительность, выхолащивать всякое сообщение, лицемерить, лгать и лгать, беззастенчиво, по всякому поводу… В этом — не только маразм системы, последствия выветрившихся, износившихся от употребления всуе ложных доктрин, импотентность остаревших лидеров, пуще всего — как те пролежавшие века в курганах горшки, что рассыпаются на черепки, будучи выставленными на воздух, — боящихся перемен, малейшего свежего дуновения. Досуха иссякший дар созидания! В этом — и оправдавший себя, унаследованный принцип не ставить ни в грош народ и его интересы, привычка к безгласности наглухо взнузданных масс: промолчат, проглотят, не пикнут! И потому незачем к ним и новым временам приспосабливаться, идти на риск перемен, переоценок…
Где найти философов, знатоков человеческой психологии, способных объяснить, как это миллионы людей и зная, что они живут беднее, бесправнее, ущемленнее своих современников в большинстве других стран, продолжают относиться подозрительно и недоверчиво к порядкам у зарубежных народов? Тупо не подвергая сомнению свою явно обанкротившуюся систему, будто бы завещанную аж самим Лениным, которого они по инерции, одними губами продолжают величать великим вождем?.. Свое поклонение распространили и на «вождей», отделенных от них плотной стеной раскормленных, угодливых и бездарных чиновников, янычарами, оградами персональных резиденций."
One of the most beautiful and impressive aspects of these memoirs: stories about simple people, intersections with multiple lives and characters. Олег Волков is a great advocate of simple people and a talented artist in these stories: you read them as though passing them through your own heart. Pianist Яша Рубин, пан Феликс, a close friend and lover Люба Новосильцева, an unknown couple of old people from "ссыльные" who died in winter. Stories about dreadful fates of whole nations: якуты, калмыки, поляки.
Just read it, it's a great book.
Олег Волков had a very long life (1900—1996), and he was a highly intelligent person (he knew several languages and, being in a quite young age, already worked in 1922—1928 as a translator/interpretator "в миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве" -- from Wikipedia). Unfortunately, he was forced to spend the best years of his long life in prisons, labor camps, and "ссылки."
From Wikipedia:
"В феврале 1928 года был в первый раз арестован, отказался стать осведомителем, был приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в СЛОН. В апреле 1929 году лагерный срок заменили высылкой в Тульскую область, где он работал переводчиком технической литературы.
В марте 1931 года был снова арестован и приговорен к 5 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. Снова был этапирован в СЛОН. В 1936 году оставшийся срок был заменен ссылкой в Архангельск, где Волков работал в филиале НИИ электрификации лесной промышленности.
8 июня 1936 года вновь был арестован, приговорен к 5 годам заключения как «социально-опасный элемент» и направлен в УхтПечЛаг. В 1941 года был освобожден и стал работать геологом в Коми АССР.
В марте 1942 года вновь был арестован и приговорен к 4 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации. В апреле 1944 года был освобожден по инвалидности и переехал в Кировабад, где работал преподавателем иностранных языков, в 1946—1950 годах жил в Малоярославце и Калуге, работал переводчиком в московских издательствах. В 1950 году был арестован в пятый раз и был сослан в село Ярцево (Красноярский край), где работал плотником, а затем охотником-промысловиком. В 1955 году был освобожден из ссылки и приехал в Москву."
Imagine Владимир Набоков here, who was lucky enough to be taken by his parents out from the country abroad in 1919.
By the way, early memories of Олег Волков about his adolescence at the eve of the revolution, all these changing moods and perceptions of Russian aristocrats and intellectuals -- it was a fascinating reading per se. It's funny how it reminds me the modern Russia and fluctuations of today's Russian intellectuals: what is going on, how long it will continue, and what to do -- emigrate or stay?
"Изредка гулкую тишину пустой квартиры нарушало пронзительное дребезжание телефона — тогдашние аппараты трещали на манер старинных будильников. Звонили знакомые и родственники — все сообщали об отъезде. «Передай маме или папе, что мы уезжаем туда-то тогда-то»… Вечером я докладывал отцу: Ефремовы или Игнатьевы просили дать им знать в Новочеркасск, когда и куда мы соберемся; снова звонили от бабушки — она все же решилась переехать «на время» к младшей дочери в Орел; такие-те обнимают и надеются на скорую встречу в Париже… Начинался великий исход российской интеллигенции за рубежи ощетинившейся отчизны…
Отец, и без того расстроенный и утомленный — заводы замирали и администрация была бессильна остановить развал, — выслушивал меня молча и спешил уединиться в своем кабинете. При каждом таком бегстве он падал духом. Его мучило, хоть он и не признавался, что он отказался укрыть семью от грядущих превратностей. Прав ли он, что не едет за границу?
Особенно поразило отца внезапное решение эмигрировать нашего домовладельца Николая Степановича Цвылева, его приятеля с отроческих лет. Тот принадлежал к старинному роду богатых новоторжских купцов, с которыми отец состоял в дальнем родстве по материнской линии. Едва ли не каждый вечер они играли в винт, большей частью у Николая Степановича, благо мы жили на одной лестнице.
Мне никогда прежде не приходилось видеть отца таким удрученным и озабоченным, как в день, когда его друг объявил, что «собрался бежать, пока нас тут всех не перерезали». Отец долго потом ходил мрачным и молчаливым.
Тучи вокруг сгущались. В начале июня семнадцатого года этого нельзя было не ощущать, особенно в Питере, уже раскипевшемся и забурлившем всеми выплеснувшимися наружу страстями. В стрельбе на Невском можно было различить призрак грядущей гражданской смуты. Именно тогда отец принял ничего не разрешающее половинчатое решение: перевел в иностранный банк часть своего состояния. Но покинуть Россию не решился…
Ах, кабы Волга-матушка да побежала вспять да кабы можно было жизнь сначала начать!"
The memoirs are great, and I consider them another must-read under the subject "крутые маршруты." Awesome independent personality, rich language (I have never heard before the verb "зорить"! "Усердствующие волостные и уездные власти энергично и беспощадно зорили не только богатых, но и мало-мальски справных мужиков"), strong, categorical reflections, hate to everything inhumane and perverted, delicate tenderness to simple people. He was one of those rare intellectuals who saw the striking similarity between the Soviet state and the German Nazi regime. He was one of those who noted many important psychological phenomena that made this "советский кабак" possible. He recreated awful pictures of the whole country living in fear and worries about their loved ones.
By the way, he is very critical about the above-mentioned "Крутой маршрут" and its author, Евгения Гинзбург. Some of his conclusions are clear mistakes, and there is a note there explaining that he based his words on some preliminary information. However, if you think, he is right about many aspects. He recognizes the accuracy of "Крутой маршрут," but indicates that Евгения Гинзбург was actually an important part of this whole system of repressions and terror herself. She was a member of the Communist Party, a nomenclature functioner, worked in education as a historian (кандидат исторических наук) and in journalism (сотрудник областной газеты «Красная Татария»). Of course, she was one of those people who created and maintained this perverted system, its lies and persecutions, -- until it decided to devour her in her own turn. From this point of view, angry lamentations of Олег Волков are eye-opening:
"Вы описываете, как выстраивали вас на поверки. Пройдемся с вами вдоль строя, вглядимся в лица, порасспросим… Из десяти вброшенных в этот ад — такой не могли видеть около ста лет назад Чехов на Сахалине и почти полтораста — Достоевский в «Мертвом доме», девять человек попали по выдуманному, вздорному обвинению.
Они здесь лишь потому, что вы и ваши сподвижники если и не работали сами в карательных органах, то есть лично не отправляли сюда этих несчастных, то одобряли эти расправы, голосовали всегда «за». Для вас было нормой, в порядке вещей, чтобы тихого и робкого деревенского батюшку, обремененного многочисленной семьей, придавленного нуждой, невежеством и страхом, хватали, держали в подвалах ЧК, до смерти пугали и, вдоволь наглумившись, «шлепали». Эка штука, одним попом меньше!.. А не то истерзанного, сломленного, ссылали умирать с голоду в Тмутаракань, а изгнанным отовсюду «матушкам» с исключенными из школы детьми предоставляли погибать, как им заблагорассудится… Вы сидели в первом ряду партера, когда уничтожали ветхих, впавших в детство царских «сатрапов», кадровых и случайных прежних военных, духовенство, чиновников. Даже лавочников и церковных старост… И приветствовали, и поддерживали: «Враги, так им и надо!» Но вот очередь дошла до вас…"
Overall, his reflections about "Soviet intelligenzia" are very poignant. He justly notes that all true intelligent and honest people were destroyed, killed, driven out into exile. The Soviet state did not allow staying intelligent and honest at all. Again, it is impossible not to agree with him.
What is very important, Олег Волков also is very clear about the absence of real "awakening" of people even after so-called "destalinization", and today his words became more and more bitter and prophetic:
"Невозможность подтвердить показания памяти смущает. О тех бедах — нет справочников, доступных архивов. Нагроможденная ложь похоронила правду и заставила себя признать. Как глушилки пересиливают в эфире любой мощи передачу, так торжествует настойчивый и беззастенчивый голос Власти, объявившей небывшим виденное тобой и пережитое, отвлекающей от своих покрытых кровью рук воплями о бедах народов других стран! Эту теснящую тебя всей глыбой объединенных сил государства ложь подпирают и приглядно рядят твои же собратья по перу. Пораженный чудовищностью проявляемого лицемерия, сбитый с толку наглостью возглашаемой неправоты, ощупываешь себя: не брежу ли сам? И не привиделись ли мне ямы с накиданными трупами на Соловках, застреленные на помойках Котласской пересылки, обезумевшие от голода, обмороженные люди, «саморубы» на лесозаготовках, набитые до отказа камеры смертников в Тульской тюрьме… Мертвые мужики на трамвайных рельсах в Архангельске…
Все это не только в голове, но и на сердце. А перед глазами — статьи, очерки в журналах, целые книги, взахлеб рассказывающие, с каким энтузиазмом, в каком вдохновенном порыве устремлялись на Север по зову партии тысячи комсомольцев строить, осваивать, нести дальше в глубь безлюдия светлое знамя счастливой жизни… Смотрите: возведены дома, выросли целые поселки, города, протянулись дороги — вещественные свидетельства героического труда! Над просторами тундры и дремучей тайги эхом разносится: «Слава партии! Слава коммунистическому труду!»
Не следует думать, что эти переполненные восторгами писания — плоды пера невежественных выдвиженцев, провинциальных публицистов или оголтелых, не-рассуждающих «слуг партии» — отнюдь нет! Авторы их — респектабельные члены Союза писателей, отнесенные к элите, к цвету советской интеллигенции, глашатаи гуманности и человечности. Они начитанны и подкованы на все случаи жизни. Это позволяе�� им вовремя перестраиваться — с тем чтобы всегда оставаться на плаву, не растеряться и при самых крутых переменах. Надобно было — публиковали статьи в прославление «великого вождя», превозносили Павленко с его «Счастьем», возвели в корифеи пера автора «Кавалера Золотой Звезды»… Переменился ветер — не опоздали с «Оттепелями», а затем и сборниками, курившими фимиам новому «кормчему»… После его падения какое-то время принюхивались, чем запахло. И, учуяв, что восприемнику угодно какое-то время поскромничать, стали хором восхвалять коллективную мудрост�� руководства и на досуге переругиваться между собой, забавляя публику неосторожными попреками в «беспринципности»…
Нечего говорить, что все эти «инженеры человеческих душ», благополучно пережившие сталинское лихолетье, были превосходно осведомлены о лагерной мясорубке и, пускаясь в дальние вояжи по новостройкам, отлично знали — знали как никто! — что путь их через болота и тундру устлан костьми на тысячах километров… Знали, что огороженные ржавой колючей проволокой, повисшей на сгнивших кольях, площадки — не следы военных складов; что обвалившиеся деревянные постройки — не вехи триангуляционной сети, а вышки, с которых стреляли в людей. Видели на Воркуте распадки и лога, где расстреливали из пулеметов и закапывали сотнями «оппозиционеров»… И среди них — прежних их знакомцев и приятелей по московским редакциям…
И вот писали — честным пером честных советских литераторов свидетельствовали и подтверждали: не было никогда никаких воркутинских или колымских гекатомб, соловецких застенков, тьмы погибших и чудом выживших, искалеченных мучеников. И весь многолетний лагерный кошмар — вражьи басни, клевета…"
---
"Эти строки я нишу спустя более сорока лет после описываемых событий, когда весь мир прочел — если и не сумел оценить — «Архипелаг ГУЛАГ», когда за рубежом составились целые библиотеки о сталинских временах и советских порядках, и потому не тщусь рассказать что-нибудь новое, о чем бы уже не знали. Но едва ли можно переборщить, множа примеры лжи и лицемерия, возведенные в официальную доктрину, затрагивающих решительно все области информации — будь то успеваемость школьников, отчет о выставке, сведения об авиационных катастрофах, репортаж о путине, работе БАМа и тем более о деликатных материях международной политики, отзывах зарубежной печати и т. п.
Оболгано и фальсифицировано прошлое, искажено настоящее, брехня по всякому поводу сопровождает «простого советского человека» от детского сада до крематория. И если в тридцатые годы репродукторы повторяли бессчетно «жить стало лучше, жить стало веселее» в опустошенных голодом деревнях, то схема эта сохранялась в несколько подновленном виде.
Ах, как мы негодуем и гремим по поводу западных судей, мирволящих «военным преступникам», клеймим позором всякие хунты, обличаем, словно у нас не доживают век в почете и довольстве ветераны преступлений против человечества, словно не к нам, может быть в первую очередь, относится поговорка «чья бы корова мычала», не мы мутим и мутим, видя в соперничествах и конфликтах возможность ослабить соперников, столкнув их друг с другом…
Инерция, разбег лживой информации столь сильны, срослись с нашей системой, что сосуществуют с приемниками, передающими сведения «Немецкой волны», «Голоса Америки», Би-би-си, приглушенно — станции «Свобода», сведения, которые позволяют нам сравнивать и судить, узнавать то, что от нас скрывается, в том числе и о делах в нашей стране. Казалось бы, пора переменить пластинку, ну хотя бы вскользь обмолвиться об известных даже советским школьникам систематических закупках зерна в США и Канаде, о торговле оружием, о воздушных катастрофах и жертвах стихийных бедствий, процедить сквозь зубы частичку правды, коли она стала достоянием гласности…
Однако нет. С тупым упорством и застарелой, одеревеневшей косностью у нас продолжали выдавать желаемое за действительность, выхолащивать всякое сообщение, лицемерить, лгать и лгать, беззастенчиво, по всякому поводу… В этом — не только маразм системы, последствия выветрившихся, износившихся от употребления всуе ложных доктрин, импотентность остаревших лидеров, пуще всего — как те пролежавшие века в курганах горшки, что рассыпаются на черепки, будучи выставленными на воздух, — боящихся перемен, малейшего свежего дуновения. Досуха иссякший дар созидания! В этом — и оправдавший себя, унаследованный принцип не ставить ни в грош народ и его интересы, привычка к безгласности наглухо взнузданных масс: промолчат, проглотят, не пикнут! И потому незачем к ним и новым временам приспосабливаться, идти на риск перемен, переоценок…
Где найти философов, знатоков человеческой психологии, способных объяснить, как это миллионы людей и зная, что они живут беднее, бесправнее, ущемленнее своих современников в большинстве других стран, продолжают относиться подозрительно и недоверчиво к порядкам у зарубежных народов? Тупо не подвергая сомнению свою явно обанкротившуюся систему, будто бы завещанную аж самим Лениным, которого они по инерции, одними губами продолжают величать великим вождем?.. Свое поклонение распространили и на «вождей», отделенных от них плотной стеной раскормленных, угодливых и бездарных чиновников, янычарами, оградами персональных резиденций."
One of the most beautiful and impressive aspects of these memoirs: stories about simple people, intersections with multiple lives and characters. Олег Волков is a great advocate of simple people and a talented artist in these stories: you read them as though passing them through your own heart. Pianist Яша Рубин, пан Феликс, a close friend and lover Люба Новосильцева, an unknown couple of old people from "ссыльные" who died in winter. Stories about dreadful fates of whole nations: якуты, калмыки, поляки.
Just read it, it's a great book.
September 9, 2024
По прочтении этого мартиролога 30 летних странствий по лагерям и ссылкам в голову приходит, что товарищ Сталин был логичен в своём зверстве. Волкова, Шаламова и многих других не сломали годы в аду. Эти киборги могли развешать все политбюро на ёлках. Жалко, что не успели
March 20, 2023
очень хороший рассказ о жизни в лагерях. Не зря автор ставится наравне с Солженицыным и Шаламовым . При аресте автор сказал охраннику, что его не сломят, что он останется человеком. Ему это удалось.
March 12, 2025
Книга зацікавила мене тим, що вона про людину, яка провела близько 28 років у таборах та висилках, що навіть по тим часам є непересічною ситуацію і вражає, що людина вижила і змогла жити далі. Загалом, автор книги це людина із дворянського роду, народжений на самому початку 20 століття і до більшовистського перевороту він зміг вивчити декілька мов. Однак після цього, автор не мав можливості навчатися, часто не міг і працювати, використовуючи знання мов. Автор цікаво розповідає про долі "колишніх" людей у радянський період, як вони прилаштовувалися, шукали способів жити у несприятливих умовах. У цьому сенсі книга перегукувалася із іншими мемуарами, які називаються "Побежденные" чи якось так, про долі колишніх дворян.
Загалом, книга цікава і автор описує свої тривалі поневіряння, розповідає про долі інших людей із "колишніх", про селян та інших людей, які постраждали від радянської влади. Автор уже тоді, за часи сталінізму і після них чітко бачить фашистську суть радянської влади, її надзвичайно руйнівний ефект на населення, мораль.
Автору вдається вижити через чисельні щасливі випадки, допомогу людей. Він доходить до стану, коли вже починає затьмарюватися розум від дистрофії, але з допомогою людей він зміг повернутися до життя.
Вражаючим для мене був епізод, де автор описує лікаря в таборі, із колишніх білих офіцерів, який страждає на депресію. Описано чоловіка, який працював лікарем у білому русі, потім на його очах вбили обох його синів, також загинула його дружина, а сам він був відправлений до гулагу на 10 років. Цей чоловік у таборі виконував роботу лікаря, але він не мав сили та інтересу до життя, їв коли йому нагадували їсти, в інший час лягав і лежав, не знімаючи взуття і зрештою він наклав на себе руки в таборі.
Також, вражає і особа автора - з одного боку він робить пронизливо чіткі описи радянської влади і її злочинів, але з іншого, це людина дивних моральних устоїв. Він називає українське хохляцьким, підтримує російський імперіалізм, каже, що "росіяни завжди були приязні із іншими народами" (тричі хаха). А зрештою особливо вражає те, що він був одружений 35+ років із жінкою, яка чекала його з таборів, народила і виховала двоє його дітей, посилала йому посилки, передачі, а автор, спершу пише у самій книзі, що у віці 50 років він "все ще не пережив окриляючого почуття любові", серйозно?? А потім він кидає свою дружину і йде до жінки на 30 років його молодшої і з нею народжує ще одну дитину у віці 60+ років. Це демонструє мені те, що навіть упосліджений чоловік все одно шукає способу упослідити жінку.
Загалом, мені було цікаво читати цю книгу, але я не можу порекомендувати її, бо, на мою думку, в чомусь подібною, але більш глибокою є книга "Путешествие в страну зе-ка". Однак, хочу відзначити, що ця книга -це сповідь життя людини, яка провела в тюрмах та висилках 28 років, не скоївши жодного злочину, і цим вона є пам'ятником як самому автору, так і іншим людям, які не мали голосу, які не вижили.
Загалом, книга цікава і автор описує свої тривалі поневіряння, розповідає про долі інших людей із "колишніх", про селян та інших людей, які постраждали від радянської влади. Автор уже тоді, за часи сталінізму і після них чітко бачить фашистську суть радянської влади, її надзвичайно руйнівний ефект на населення, мораль.
Автору вдається вижити через чисельні щасливі випадки, допомогу людей. Він доходить до стану, коли вже починає затьмарюватися розум від дистрофії, але з допомогою людей він зміг повернутися до життя.
Вражаючим для мене був епізод, де автор описує лікаря в таборі, із колишніх білих офіцерів, який страждає на депресію. Описано чоловіка, який працював лікарем у білому русі, потім на його очах вбили обох його синів, також загинула його дружина, а сам він був відправлений до гулагу на 10 років. Цей чоловік у таборі виконував роботу лікаря, але він не мав сили та інтересу до життя, їв коли йому нагадували їсти, в інший час лягав і лежав, не знімаючи взуття і зрештою він наклав на себе руки в таборі.
Також, вражає і особа автора - з одного боку він робить пронизливо чіткі описи радянської влади і її злочинів, але з іншого, це людина дивних моральних устоїв. Він називає українське хохляцьким, підтримує російський імперіалізм, каже, що "росіяни завжди були приязні із іншими народами" (тричі хаха). А зрештою особливо вражає те, що він був одружений 35+ років із жінкою, яка чекала його з таборів, народила і виховала двоє його дітей, посилала йому посилки, передачі, а автор, спершу пише у самій книзі, що у віці 50 років він "все ще не пережив окриляючого почуття любові", серйозно?? А потім він кидає свою дружину і йде до жінки на 30 років його молодшої і з нею народжує ще одну дитину у віці 60+ років. Це демонструє мені те, що навіть упосліджений чоловік все одно шукає способу упослідити жінку.
Загалом, мені було цікаво читати цю книгу, але я не можу порекомендувати її, бо, на мою думку, в чомусь подібною, але більш глибокою є книга "Путешествие в страну зе-ка". Однак, хочу відзначити, що ця книга -це сповідь життя людини, яка провела в тюрмах та висилках 28 років, не скоївши жодного злочину, і цим вона є пам'ятником як самому автору, так і іншим людям, які не мали голосу, які не вижили.
August 11, 2020
Μέσα από τη συγκλονιστική μαρτυρία του συγγραφέα, ο οποίος πέρασε το μεγαλύτερο μέρος της ενήλικης ζωής του στα απάνθρωπα σταλινικά στρατόπεδα του πρώτου μισού του 20ού αιώνα, αναδεικνύεται με τρόπο αμείλικτο αλλά και φιλοσοφημένο η επίδραση του ολοκληρωτισμού στη ζωή δεκάδων εκατομμυρίων ανθρώπων που απάρτιζαν το απέραντο παζλ λαών και εθνοτήτων της πρώην Σοβιετικής Ένωσης. Ένα βιβλίο γροθιά στο στομάχι από έναν άνθρωπο που υπερβαίνει τον προσωπικό του Γολγοθά και μετουσιώνει τα πάθη του σε κραυγή ταπείνωσης και ελπίδας προς όλο τον κόσμο.
July 8, 2023
Эзоповским языком о лагерях
July 13, 2023
Tyle się mówi o Sołżenicynie i Szałamowie, a Oleg Wołkow jest mniej znany, pomijany? Szkoda, bo wg mnie deklasuje powyższych. W takich warunkach zachował taką wolność myśli. Niesamowite.
April 3, 2025
īstenībā izlasīju viņa grāmatu "Superiespējas", bet tā nav šeit pieejama grrr
apzinātais un neapzinātais...
kas mūs sagaida aiz tās robežas, kas esību šķir no nāves? vai ir dzīve pēc nāves? cik reāla ir iespēja mācītos miegā? kāpēc pēc pamošanās mēdzam neatcerēties savus sapņus?
lunātisms, telekinēze, levitācija, telepātija, poltergeists - cik reālas ir šīs parādības? varbūt tas viss ir tikai ekstrasensu un šamaņu izdomājumi?
neviens vairs nešaubās, ka mums ir dvēsele. bet kas tā tāda ir?
nu tā! cilvēka fizisko ķermeni un organismu ir daudz vienkāršāk iepazīt nekā viņa dvēseli, jā. tā ir ne tikai "iekšā", bet arī "ārpus" mums. klāt tam visam vēl iet cilvēka psihe un tādi pigori. par dvēseli rakstīja Aristotelis, bet vārdu "psihe" pirmais izmantoja Heraklīts. beigumbeigās radās "psiholoģija" pateicoties Goklēniusam. traki! un tagad vēl pastāv šitā grāmata. vēl trakāk!
tagad izlaidīsim pāris gudru pārdomu..
iepazīt cilvēka psihi nošķirti ir daudz sarežģītāk nekā iepazīt viņa ķermeni atsevišķi no psihes. psihe - jeb dvēsele - un ķermenis ir vienots veselums. tikai tad, ja abus pēta kā vienotu veselumu, var izskaidrot tās brīnumainās parādības, ar kurām saskaramies dzīvē, bet nespējam saprast.
levitācijai, telekinēzei, teleportācijai, poltergeistam vēl nenoticēju, bet tas tā..atsaucieties, kurš grib izmēģināt telepātiju guļot!!? izklausījās ledžit
gari slēpjas no cilvēkiem, kuriem trūkst garīguma. tam gan noticēju. kā nekā autors gudrāks par vakaru!..vai kā tur bija..?
apzinātais un neapzinātais...
kas mūs sagaida aiz tās robežas, kas esību šķir no nāves? vai ir dzīve pēc nāves? cik reāla ir iespēja mācītos miegā? kāpēc pēc pamošanās mēdzam neatcerēties savus sapņus?
lunātisms, telekinēze, levitācija, telepātija, poltergeists - cik reālas ir šīs parādības? varbūt tas viss ir tikai ekstrasensu un šamaņu izdomājumi?
neviens vairs nešaubās, ka mums ir dvēsele. bet kas tā tāda ir?
nu tā! cilvēka fizisko ķermeni un organismu ir daudz vienkāršāk iepazīt nekā viņa dvēseli, jā. tā ir ne tikai "iekšā", bet arī "ārpus" mums. klāt tam visam vēl iet cilvēka psihe un tādi pigori. par dvēseli rakstīja Aristotelis, bet vārdu "psihe" pirmais izmantoja Heraklīts. beigumbeigās radās "psiholoģija" pateicoties Goklēniusam. traki! un tagad vēl pastāv šitā grāmata. vēl trakāk!
tagad izlaidīsim pāris gudru pārdomu..
iepazīt cilvēka psihi nošķirti ir daudz sarežģītāk nekā iepazīt viņa ķermeni atsevišķi no psihes. psihe - jeb dvēsele - un ķermenis ir vienots veselums. tikai tad, ja abus pēta kā vienotu veselumu, var izskaidrot tās brīnumainās parādības, ar kurām saskaramies dzīvē, bet nespējam saprast.
levitācijai, telekinēzei, teleportācijai, poltergeistam vēl nenoticēju, bet tas tā..atsaucieties, kurš grib izmēģināt telepātiju guļot!!? izklausījās ledžit
gari slēpjas no cilvēkiem, kuriem trūkst garīguma. tam gan noticēju. kā nekā autors gudrāks par vakaru!..vai kā tur bija..?
February 20, 2025
Книга очень сильная и, в своём роде, уникальная.
Интересно было сравнить лагерные записки человека системы от системы же и пострадавшего, но продолжающего искать оправдания для идеи в целом ("Крутой маршрут") с записками человека видевшего зло изначально и понимающего всю бесчеловечность системы.
Интересно было сравнить лагерные записки человека системы от системы же и пострадавшего, но продолжающего искать оправдания для идеи в целом ("Крутой маршрут") с записками человека видевшего зло изначально и понимающего всю бесчеловечность системы.
Displaying 1 - 9 of 9 reviews