Mara Altman

“Говорят, чтобы освоить какое-либо дело, надо за ним провести 10000 часов. Я прожила в своем теле 306600 часов и все еще не очень понимаю, как обращаться с этим мешком мяса. Как только мне кажется, что я освоилась, что-то случается: вырастают груди, проклёвываются усы, в глазах возникают плавающие пятна, – и вот я снова шокирована, растеряна, и, главное, ужасно заинтригована происходящим.

Эта тёлка явно была блондинкой. Я это чувствовала. В крайнем случае, камбоджийкой.

Хотя у меня тоже есть странные волосы, я не могу не судить других.

Многие женщины получили серьезные увечья, шрамы, язвы, рак, а некоторые и вовсе умерли из-за страшного давления безволосого лобби. Женщин, которые пострадали от депиляционной радиации, грубо называли «североамериканскими хиросимскими девами» в честь отравленных радиацией во время ядерной бомбежки Японии в конце Второй мировой войны.

Я продолжила обзванивать ученых в поисках информации.
Ой, кого я обманываю? Я им звонила в поисках утешения.

«Когда дети писают в горшок, их за это хвалят. Так и женщины, следующие стандартам красоты, получают одобрение общества».

«Удивительно, что люди воображают, будто удаление волос — это выбор, а не культурная потребность. Когда говорят, что это выбор, я отвечаю: попробуйте этого не делать и расскажите, что будет».
«И что будет?» — спросила я.
Она сказала, что отращивать волосы на теле можно настолько интенсивно, что женщина поймет, что значит жить как «другие», как маргиналы. Под «другими» она подразумевает представителей ЛГБТ, толстяков или людей с особенностями развития.
«Вы сразу ощутите, как негативно люди оценивают ваше тело, — объяснила Фас. В корне всего этого – мизогиния, женоненавистничество. Патриархальная культура, которой не нужны сильные женщины. Мы хотим хрупких женщин, у которых нет сил.» Она пояснила, что в западной культуре мужчины чувствуют угрозу от сильных женщин и эротизируют девушек, которые выглядят, как маленькие девочки. «В нашей культуре не любят женщин. Удаление волос с лобка особенно жутко. Оно направлено на то,чтобы превратить женщин в допубертатных девочек. Мы эту практику защищаем, говорим, дело не в этом, дело в удобстве. Женщины говорят, мол, не хочу, чтобы он меня там целовал и потом выковыривал из зубов волосы. Как будто это худшее, что может случиться.»
Повесив трубку после разговора с Фас, я была изрядно напряжена. Ее послушать, так удаление волос – признак заката цивилизации. Я не хочу такой ответственности.

Скэнлон сказала, что не стоит воспринимать женщин как жертв рекламы. «Женщины тоже играли здесь свою роль».
Я не удивилась.
Она сказала, что женщины в то время чего-то искали. Они хотели обрести чувство собственного достоинства, чувственность и независимость. «Культура не предлагала им этих вещей, — пояснила Скэнлон. — Но рекламщики предлагали. Они говорили, что можно стать чувственной, если побрить подмышки».

В науке не говорят «звуки секса». «Копулятивная вокализация», – дружелюбно поправил меня учёный.

Порно действительно могло увеличить громкость секса. Будучи социальным видом, мы усваиваем информацию вокруг нас и приспосабливаем к своей жизни. «Люди принимают крики и стоны за вершину экстаза и думают: «Другие ведут себя так, поскольку находят такое поведение возбуждающим. Введу-ка я его в свой сексуальный репертуар и тоже буду считать возбуждающим.» Это один из аспектов взаимосвязанности человеческого поведения.»
Полагаю, по той же причине мы бреем подмышки, клеим стразы на ногти и некогда считали химзавивку модной.

Как правило, рекламщики любят создавать поводы для комплексов – особенно когда речь заходит о теле, – чтобы затем нещадно эксплуатировать их.

Женские подмышки первыми оказались под угрозой, в то время как мужские считались нормой еще несколько десятилетий. Потный мужчина – это мужественно. Мокрые подмышки свидетельствуют, как усердно он пахал в полях. Женский же пот стал кошмарным ежедневным преступлением.”
― Mara Altman, Gross Anatomy: Dispatches from the Front