Max Frei's Blog, page 297

Другие танцы

В ту же субботу, все на том же проспекте Гедиминаса, всего в трех кварталах от БОРЩА происходили совсем другие танцы, под джазовую музыку. Я разбираюсь в танцах чуть получше, чем, скажем, в нуклеиновых кислотах. Но не намного! Поэтому могу сказать только, что эти танцы были из семейства свинговых. Ну типа, если помните сериал "Дживз и Вустер", та часть, когда они уже в Америке - чотакактатак.
Было это возле уличного "Кофеина" на Лукишской площади: на столах стояли корзинки для пикников с какой-то снедью, публика понемногу покупала кофе, создавая страшные очереди из 4 - 5 человек. В какой-то момент появилась пара жених+невеста, и стало ясно, что это люди свадьбу празднуют - отплясывая на проспекте, с банкетом в уличном кафе. Впрочем, до банкета при мне дело не дошло, все танцевали (а немногие не танцующие пили кофе).
Это было примерно как-то так:














































А потом у меня просто закончился кофе :)

И вот - удалось же не забыть! - в процессе до меня вдруг дошла одна простая штука. В парных танцах двадцатого века отчетливо прослеживается смена концепции "я тебя выебу" на концепцию "давай дружить". И даже "мы сейчас вместе ТАКОГО наворотим!" Ну натурально Бонни и Клайд, только без скушной стрельбы с убийствами.
И в связи с этим стала невероятно важна роль партнерши. Партнерша должна выпендриваться по максимуму и всяко зажигать. А партнер - соответствовать.
Наоборот получается невероятно скучно. Настолько, что можно вернуться на три века квартала назад и выпить борщу из пластикового стакана. Чем, как я понимаю, все, не заметившие давным-давно случившуюся смену концепции, и занимаются в режиме нон-стоп.

сосиска

Когда Котовская, негодяйский котёнок, принялась грызть все вокруг, мы купили ей собачью игрушку - сосиску. Примерно такую:



Большую часть времени Котовская игнорирует игрушку, но иногда вспоминает, что у нее есть такая прекрасная сосиска, и начинает ее гонять. Обычно это происходит, когда все спят, и в распоряжении Котовской, котёнка, остается лишь одно заинтересованное в играх лицо. Наигравшись, котёнок идет спать ко мне под одеяло и подружку берет с собой.

Поэтому порой случаются в моей жизни удивительные утра. Когда, открыв глаза, я вижу напротив нежное улыбающееся лицо возлюбленной моей сосиски, которая сладко дремлет рядом со мной с таким видом, словно она теперь моя навек.

Такова тайная жизнь влюбленных.

Танцы, танцы

танцы в городе

Во-первых, чо вчера было на проспекте Гедиминаса. Это, оказывается, было закрытие фольклорного фестиваля «Покровские колокола», как бы про песни и пляски нац.меньшинств. А кровавая боржчь из Чорнаго Котла - это был один из хитов Праздника Кулинарного Наследия, который, прямо скажем, не удался, потому что когда под вывеской "Русская кухня" продают караимские кибинаи, ситуацию не спасет даже красивое слово "эклектика".

Но это, на самом деле, совершенно неважно, потому что музыканты на сцене были исключительные молодцы, а на освобожденном от автомобилей проспекте плясали участники праздника (в костюмах) и просто прохожие, выбравшиеся в центр с детьми и кошелками для покупок по случаю более-менее погожих выходных.

Обычно, глядя на такие уличные танцы, я снисходительно думаю: "Надо же, раньше мне было интересно фотографировать такую фигню". И иду мимо. Что совершенно не мешает мне через полчаса обнаружить себя среди танцующих, жопой на хладном тротуаре, с камерой в руках и почти до отказа забитой снимками карточкой на сто мильёнов гигабайт.
Жизнь полна противоречий!

Когда фотографируешь некоторый процесс, сконцентрировавшись на нем до такой степени, что тебя перестают замечать окружающие, а тело теряет способность распознавать температуру окружающей среды, начинаешь понимать суть процесса. Ну как - "начинаешь понимать", на самом деле, включается некоторое безусловное, маловербализирумое знание, да и все.

И вот про все эти народные музыки-танцы становится ясно, что они, по сути своей, такие динамические упражнения для разжигания внутреннего огня и доведения себя до той степени накала, которая позволяет богам и прочим духам местности тебя заметить. И счесть годным экземпляром.
Иными словами, фольклорные песни-танцы - просто способ понравиться богам. Показать им: смотрите, мы клевые! Мы такие прикольные! И так умеем, и этак! И с приподвывертом! Поэтому берегите нас, мы вам еще пригодимся. И уж всяко порадуем.
Ну, то есть, понятно, что в этом нет ничего нового. Любому (надеюсь) ясно, что все эти фольклорные концертные номера произошли от ритуальных, причем ушли от них совсем недалеко. Но одно дело понимать теоретически. И совсем другое - увидеть и ощутить, как работает механизм разжигания внутреннего огня, воздействующий на любой здоровый организм (и не воздействующий на ослабленный и - как бы это сказать? - перекособоченный, т.е., физически неспособный к непосредственному восприятию; фишка именно в этом, а вовсе не в культурном бэкграунде подопытных). Поэтому некоторые прохожие просто не могут устоять, если и не влетают в общий круг, то хотя бы на ходу приплясывать начинают, размахивая зонтами, кошелками и счастливыми младенцами.
Кстати о младенцах - дети-втягиваются в танцы вообще все, без исключения. И даже многие подростки. Малолетние полупанки и полу-готочки, восторженно прыгающие под деревенскую полечку - это вообще чистый восторг.

И отдельно смешно, что на меня все это подействовало ровно так, как должно бы на богов и духов. Будь я хоть захудалым местным божеством, все эти люди прожили бы долго и счастливо, как минимум, до трехсот лет, каждый год их жизни был бы урожайным, потомство рождалось бы здоровым, с легким характером и счастливой судьбой, потому что нежность моя к этим уличным плясунам была почти несовместима с человеческой жизнью, лишенной чудесных возможностей обеспечивать пресловутое "счастье для всех" нон-стоп, в режиме хорошей котельной.

Надеюсь, впрочем, что хоть кто-нибудь из действующих духов местности там был и списочек составил :)

Продолжение следует - совсем о других танцах, которые были тоже.
(Насчет фото не знаю, их еще надо отсмотреть. Может и нечего показывать будет. А может и чего.)

Боржчь

На Проспекте Гедиминаса нынче снова была ярмарка. Мкроскопическая, в несколько киосков с едой. Зато на одном из них была надпись "Украинская кухня" (почему-то по-русски). И (особо большими буквами): БОРЩ. Кровавое месиво булькало в Чорном Котле, суровые пожилые литовки с закосом под радушных украинок разливали его половниками в пластиковые стаканы и продавали желающим. Желающие отходили от сотонинского прилавка довольные, хлюпая дымящимся красным пойлом.

Это был культурный шок, спасибо за внимание.

(На самом деле, это была не ярмарка, а какой-то фольклорный фестиваль с песнями на сцене и танцами на улице. Очень классный. Но о нем расскажу отдельно. Когда забуду про БОРЩ.)

не задумываясь

Когда тебя вдруг просят: "Скажи что-нибудь, любую ерунду, быстро, не задумываясь", - можно здорово себя удивить.

У меня получилось: "Три километра горохового супа" и "Невнятный перечень сверчков".

А у вас? Только не задумываясь. Ни на секунду!

Люди на осенней ярмарке

чудовище вида ужасного

Это был документальный репортаж, спасибо за внимание.

о литературе

Ездили с другом А. в гости (о которых отдельно надо рассказывать). 70 километров туда, столько же обрано. Болтали о разном, в частности, о сформировавшем нас ближнем мире детства (в очередной раз подтверждаю: я самый счастливый человек в мире со времен Адама и Евы, начало моей жизни прошло в раю; финал, впрочем, ровно тот же, только даже без Змия, древа и плода, что, скажем так, несколько досадно).

Но речь сейчас не о моем детстве, а о папиной семье и городе Одессе.
Смотрите, как. Дедушка, по долетевшим до меня обрывочным сведениям, был начальником какого-то из участков железной дороги Ввршава - Тифлис. Бабушка родом из какой-то мелкодворянской семьи, обедневшей чуть ли не раньше, чем зародившейся; семья жила где-то возле города Сумы. Никто из них никогда в жизни не был в Одессе.

После революции дедушка и бабушка, взяв троих детей-погодков (папа 1918 года рождения, второй по счету), стали пробираться на дедушкину родину, в Варшаву. По дороге они попадают в Одессу и там (1921 год) умирают от тифа. Все.
Выжил только папа; в детдоме каким-то образом сумели разыскать его родственников по матери, и когда детдом разогнали (случалось в те годы и такое), папа (дошкольного возраста) как-то сумел добраться до родни, то есть, в Сумскую область. Дальше рос там.

В 1944 году во время освобождения Одессы папа получает там второе за всю войну (и, в отличие от первого, серьезное) ранение, попадает в госпиталь. Соседа по палате, одессита, ходят навещать жена и дочки, завязывается роман с сентиментальной перепиской, после демобилизации папа возвращается в Одессу, женится, остается там жить. И умирает в Одессе пятьдесят с лишним лет спустя.

С точки зрения беспристрастного наблюдателя это выглядит следующим образом: "Выбирай, или ты здесь умрешь, или ты все равно умрешь здесь". Завораживающе красиво. Лучший романист, безусловно, заведует Небесной Канцелярией. Имя Его непроизносимо, творческое наследие неисчерпаемо и по большей части неизъяснимо. Но поддающиеся расшифровке фрагменты прекрасны до немоты.

Allez!

От всех этих сентябрьских дождей, хризантем и мокрых каштанов, запахов, свежих, горько-сладких, обморочно звенящих в ушах, обычного набора заключенного (в человеческом теле) строгого осеннего режима, почти невыносимо болит сердце, вынужденное расти, расширяться, чтобы вместить все это предзимнее великолепие мира.

Все равно не дорастет. Не вместит. Но надо стараться. Вернее, не "надо" даже, потому что оно - само.

Накануне всякой зимы я прыгаю в пропасть. Затяжной прыжок, веселый и горький, никогда заранее не знаешь, кто откроет глаза там, на дне, весной.
Ну вот, дальше тянуть некуда. Давай. Прямо сейчас.