Max Frei's Blog, page 281
February 20, 2014
Внимание вопрос
Совершенно неожиданный.
ПОЖАЛУЙСТА, ОТВЕЧАЙТЕ ТОЛЬКО ЕСЛИ ЗНАЕТЕ. ПРЕДПОЛАГАТЬ И ДОМЫСЛИВАТЬ Я УМЕЮ И САМОСТОЯТЕЛЬНО :)
Вот смотрите. Например, есть довольно крупная торговая фирма (компания). Торгует, скажем, мебелью. Или там постельным бельем, или посудой - неважно. Не производит, а только торгует. Не IKEA - масштабы совсем не те, но имеет, предположим, несколько торговых точек (магазинов) в разных городах (возможно даже странах). И собирается расширяться.
И вот вопрос: какие там есть (могут быть) должности?
Мне понятно, что какой-нибудь директор (совет директоров), бухгалтерия, продавцы, водители, разные там экспедиторы-грузчики. Кто еще? Как их должности называются, и что примерно делают эти люди?
Заранее огромное спасибо.
UPD
Горшочек, выдыхай! В смысле, не вари :)
ПОЖАЛУЙСТА, ОТВЕЧАЙТЕ ТОЛЬКО ЕСЛИ ЗНАЕТЕ. ПРЕДПОЛАГАТЬ И ДОМЫСЛИВАТЬ Я УМЕЮ И САМОСТОЯТЕЛЬНО :)
Вот смотрите. Например, есть довольно крупная торговая фирма (компания). Торгует, скажем, мебелью. Или там постельным бельем, или посудой - неважно. Не производит, а только торгует. Не IKEA - масштабы совсем не те, но имеет, предположим, несколько торговых точек (магазинов) в разных городах (возможно даже странах). И собирается расширяться.
И вот вопрос: какие там есть (могут быть) должности?
Мне понятно, что какой-нибудь директор (совет директоров), бухгалтерия, продавцы, водители, разные там экспедиторы-грузчики. Кто еще? Как их должности называются, и что примерно делают эти люди?
Заранее огромное спасибо.
UPD
Горшочек, выдыхай! В смысле, не вари :)
108 дней, день 104
В рассказе Александра Грина "Трагедия плоскогорья Суан" есть вот такое открытое, честное рассуждение одного из персонажей, символизирующего зло абсолютное, деятельное, полностью уверенное в себе:
Сочинение Блюма. О людях. Следует убивать всех, которые веселые от рождения. Имеющие пристрастие к чему-либо должны быть уничтожены. Все, которые имеют зацепку в жизни, должны быть убиты. Следует узнать про всех и, сообразно наблюдению, убивать. Без различия пола, возраста и происхождения.
Грин, надо сказать, отчасти оптимист, потому что его Блюм, повинуясь воле автора, осознает довольно глубокие внутренние движения, да еще и четко формулирует осознанное. У Грина в этом смысле особо не забалуешь, его персонажам прходится очень ясно понимать, что они собой представляют, и что с ними в данный момент происходит; понимающе посочувствовать им могут, к примеру, персонажи Достоевского, которых автор тоже гоняет по глубинам подсознания, а потом требует писать отчет.
В этом смысле оба - и Грин, и Достоевский - настоящие писатели-фантасты. Потому что в пресловутой "реальной жизни" осознанность - не настолько распространенный феномен. Чувствующие и (по мере сил) действующие подобно Блюму крайне редко думают сходным образом. В голове у них, как правило каша, и правда имеет немного шансов прорваться в зону хотя бы предварительной вербализации (безмолновного, но уже вполне ясного понимания себя).
Однако благодаря Грину у нас есть формула зла, которое может быть сочтено условно безусловным (ну а как еще выразиться человеку вроде меня, который не помещается в рамки бинарной оценки, но не может не понимать, что в определенной системе координат иная невозможна).
Невозможно понять очень многие вещи, происходящие как с отдельными людьми, так и с обществом в целом, если не принимать во внимание, что намерение, озвученное Блюмом, довольно часто присутствует в людях, причем не в качестве сформулированной позиции, а в качестве неосознаваемого инстинкта, что делает борьбу с ним, мягко говоря, сложной.
Я не знаю, по крайней мере, пока, что с этим можно сделать. Однако библейская формула: "не убоюсь я зла" - должна работать и тут. Я, кстати, очень часто повторяю ее вслух. Отлично работает. И не только с внутренними проблемами.
Пишу все это после очень долгих сомнений. Потому что, по моим наблюдениям, зло часто получает дополнительную силу от нашего внимания. От самих разговоров о нем. Однако знать его в лицо все же надо. Чтобы безжалостно корчевать всякие ростки его в себе (любое раздражение по поводу чужой радости и чужой увлеченности, например). И чтобы, внимательно посмотрев по сторонам, знать, с чем (с кем) лучше не иметь дела.
И просто как повод почаще повторять: "не убоюсь я зла". Потому что бояться тут действительно нечего. А безликое, непонятное, неописанное пугает куда больше, чем любая самая чудовищная, но конкретная картина.
(Вообще, чем больше я перечитываю Грина, тем сильнее он кажется мне старшим братом. Вообще такой же по всем основным параметрам. Просто предыдущая модель, Нексус-5 например. Еще более хрупкая и недолговечная. Но глаза в одной лаборатории деланы.)
Сочинение Блюма. О людях. Следует убивать всех, которые веселые от рождения. Имеющие пристрастие к чему-либо должны быть уничтожены. Все, которые имеют зацепку в жизни, должны быть убиты. Следует узнать про всех и, сообразно наблюдению, убивать. Без различия пола, возраста и происхождения.
Грин, надо сказать, отчасти оптимист, потому что его Блюм, повинуясь воле автора, осознает довольно глубокие внутренние движения, да еще и четко формулирует осознанное. У Грина в этом смысле особо не забалуешь, его персонажам прходится очень ясно понимать, что они собой представляют, и что с ними в данный момент происходит; понимающе посочувствовать им могут, к примеру, персонажи Достоевского, которых автор тоже гоняет по глубинам подсознания, а потом требует писать отчет.
В этом смысле оба - и Грин, и Достоевский - настоящие писатели-фантасты. Потому что в пресловутой "реальной жизни" осознанность - не настолько распространенный феномен. Чувствующие и (по мере сил) действующие подобно Блюму крайне редко думают сходным образом. В голове у них, как правило каша, и правда имеет немного шансов прорваться в зону хотя бы предварительной вербализации (безмолновного, но уже вполне ясного понимания себя).
Однако благодаря Грину у нас есть формула зла, которое может быть сочтено условно безусловным (ну а как еще выразиться человеку вроде меня, который не помещается в рамки бинарной оценки, но не может не понимать, что в определенной системе координат иная невозможна).
Невозможно понять очень многие вещи, происходящие как с отдельными людьми, так и с обществом в целом, если не принимать во внимание, что намерение, озвученное Блюмом, довольно часто присутствует в людях, причем не в качестве сформулированной позиции, а в качестве неосознаваемого инстинкта, что делает борьбу с ним, мягко говоря, сложной.
Я не знаю, по крайней мере, пока, что с этим можно сделать. Однако библейская формула: "не убоюсь я зла" - должна работать и тут. Я, кстати, очень часто повторяю ее вслух. Отлично работает. И не только с внутренними проблемами.
Пишу все это после очень долгих сомнений. Потому что, по моим наблюдениям, зло часто получает дополнительную силу от нашего внимания. От самих разговоров о нем. Однако знать его в лицо все же надо. Чтобы безжалостно корчевать всякие ростки его в себе (любое раздражение по поводу чужой радости и чужой увлеченности, например). И чтобы, внимательно посмотрев по сторонам, знать, с чем (с кем) лучше не иметь дела.
И просто как повод почаще повторять: "не убоюсь я зла". Потому что бояться тут действительно нечего. А безликое, непонятное, неописанное пугает куда больше, чем любая самая чудовищная, но конкретная картина.
(Вообще, чем больше я перечитываю Грина, тем сильнее он кажется мне старшим братом. Вообще такой же по всем основным параметрам. Просто предыдущая модель, Нексус-5 например. Еще более хрупкая и недолговечная. Но глаза в одной лаборатории деланы.)
February 19, 2014
108 дней, день 103. Пишут, что
минувшей ночью в Киеве священники говорили людям на Майдане: "Не бойтесь, мы бессмертные".
Хорошо, что представители церкви вспомнили о своем преднаначении. Жаль, что для этого понадобились настолько экстремальные обстоятельства.
Потому что на самом деле религии затем и нужны: напоминать человеку о его бессмертии простым и понятным языком. А не запугивать, строить и науськивать на непослушных и просто других.
Война в любой форме чудовищна. Но, как всякая по-настоящему большая беда проясняет головы, что да, то да.
"Не бойтесь, мы бессмертны" - это, если по уму, человек должен слышать каждый день. Утром проснулся - хлоп! - а у нас тут новость. Бессмертные мы! Со всеми вытекающими последствиями, включая полную ответственность перед собой и миром за каждый свой вздох и шаг, который - навсегда.
(Извините за отключенные комментарии. Мне только-только удалось прийти к трудному соглашению с собой, что после 108 дней надо продолжать писать в нормальном режиме. Не хочу, чтобы меня разубедили методом наглядной демонстрации пары дюжин тупых придурков, которые, безусловно, не имеют значения, но внимание привлекают, что да, то да.)
Хорошо, что представители церкви вспомнили о своем преднаначении. Жаль, что для этого понадобились настолько экстремальные обстоятельства.
Потому что на самом деле религии затем и нужны: напоминать человеку о его бессмертии простым и понятным языком. А не запугивать, строить и науськивать на непослушных и просто других.
Война в любой форме чудовищна. Но, как всякая по-настоящему большая беда проясняет головы, что да, то да.
"Не бойтесь, мы бессмертны" - это, если по уму, человек должен слышать каждый день. Утром проснулся - хлоп! - а у нас тут новость. Бессмертные мы! Со всеми вытекающими последствиями, включая полную ответственность перед собой и миром за каждый свой вздох и шаг, который - навсегда.
(Извините за отключенные комментарии. Мне только-только удалось прийти к трудному соглашению с собой, что после 108 дней надо продолжать писать в нормальном режиме. Не хочу, чтобы меня разубедили методом наглядной демонстрации пары дюжин тупых придурков, которые, безусловно, не имеют значения, но внимание привлекают, что да, то да.)
February 18, 2014
P.S.
Ирина Васюченко написала, оказывается, прекрасную книжку про Грина. Для школьников. И это именно тот прекрасный случай, когда написанное на какую-то тему для детей превосходит все предназначенное взрослым.
Вот например, цитата:
Не к чести рода людского надобно сознаться, что многим подобные неприятности, как с гуся вода. Они хоть на коленях постоят на горохе, хоть «перед лицом коллектива» промямлят, потея и шмыгая носом, требуемые покаянные слова, лишь бы знать, что такие вещи случаются со всеми. Раз так, то и ладно. Сегодня я унижен, а ты злорадно похохатываешь, завтра роли переменятся — не нами это заведено, не нам и переделывать… Тем, кто склонен к подобным утешениям, живется, разумеется, проще. Но из них, приучивших душу к рабству, получаются примитивные, нравственно ущербные люди.
Угадайте, почему я закрываю комментарии к этой записи.
Вот например, цитата:
Не к чести рода людского надобно сознаться, что многим подобные неприятности, как с гуся вода. Они хоть на коленях постоят на горохе, хоть «перед лицом коллектива» промямлят, потея и шмыгая носом, требуемые покаянные слова, лишь бы знать, что такие вещи случаются со всеми. Раз так, то и ладно. Сегодня я унижен, а ты злорадно похохатываешь, завтра роли переменятся — не нами это заведено, не нам и переделывать… Тем, кто склонен к подобным утешениям, живется, разумеется, проще. Но из них, приучивших душу к рабству, получаются примитивные, нравственно ущербные люди.
Угадайте, почему я закрываю комментарии к этой записи.
108 дней, день 102
Разные биографы Грина пересказывают (с его слов), что мать в детстве изводила его песенкой:
Философствуй тут, как знаешь,
Иль, как хочешь, рассуждай,
А в неволе -
Поневоле, -
Как собака, прозябай!
Хочется пошутить, что мать его явно была стихийным соц.реалистом.
Но я лучше скажу, что всем нам постоянно говорят то же самое, просто не так четко формулируют.
Врут.
Философствуй тут, как знаешь,
Иль, как хочешь, рассуждай,
А в неволе -
Поневоле, -
Как собака, прозябай!
Хочется пошутить, что мать его явно была стихийным соц.реалистом.
Но я лучше скажу, что всем нам постоянно говорят то же самое, просто не так четко формулируют.
Врут.
Киев
Мне кажется, люди на Майдане уже сделали так много, что пора бы случиться какому-нибудь чуду. А то нечестно.
Пусть останутся в живых все, или хотя бы просто как можно больше. Правые и виноватые. Потом разберутся.
Спасти бы всех, кроме тех, кто отдавал (и отдает) приказы. А не наоборот, как это обычно случается.
Пусть останутся в живых все, или хотя бы просто как можно больше. Правые и виноватые. Потом разберутся.
Спасти бы всех, кроме тех, кто отдавал (и отдает) приказы. А не наоборот, как это обычно случается.
February 17, 2014
108 дней, день 101. Внимание, вопрос
Слушайте. Вот я вспоминаю-вспоминаю и не могу вспомнить. А до Александра Грина был ли хоть один автор, которые создавал вымышленные города просто так?
Т.е., Свифт - понятно. Но там у него все же философско-сатирический гротеск. Т.е., придуманные им Лилипутия и прочая Лапута - это такие специально сконструированные образы, на которых проще объяснить авторские взгляды на все.
То же самое, скажем, город Глупов или там, не знаю, "Утопия" Томаса Мора, только там описываются не бичуемые пороки, а напротив, светлый идеал.
А Гриновские Зурбаган, Лисс и прочие Гель-Гью - они просто так, бескорыстно вымышлены автором. Потому что это красиво. Города-лирические персонажи, совершенно самоценные и самодостаточные. И необязательные - в том смысле, что технически действие могло бы происходить в любом южном портовом городе.
Так вот, внимание, вопрос: а до Грина кто-то такие штуки проделывал? Вымышленный город просто как образ ради образа, а не как необходимый инструмент авторского высказывания?
Мне кажется, что нет, но я соффсем не крупнейший эрудит своего поколения.
Т.е., Свифт - понятно. Но там у него все же философско-сатирический гротеск. Т.е., придуманные им Лилипутия и прочая Лапута - это такие специально сконструированные образы, на которых проще объяснить авторские взгляды на все.
То же самое, скажем, город Глупов или там, не знаю, "Утопия" Томаса Мора, только там описываются не бичуемые пороки, а напротив, светлый идеал.
А Гриновские Зурбаган, Лисс и прочие Гель-Гью - они просто так, бескорыстно вымышлены автором. Потому что это красиво. Города-лирические персонажи, совершенно самоценные и самодостаточные. И необязательные - в том смысле, что технически действие могло бы происходить в любом южном портовом городе.
Так вот, внимание, вопрос: а до Грина кто-то такие штуки проделывал? Вымышленный город просто как образ ради образа, а не как необходимый инструмент авторского высказывания?
Мне кажется, что нет, но я соффсем не крупнейший эрудит своего поколения.
February 16, 2014
108 дней, день 100
Признание (читай – понимающее приятие) жизненно необходимо большому художнику (в самом широком смысле слова). Причем ровно в той форме, которую конкретный художник согласен считать признанием. У всех же свои представления, как это бывает (должно быть). Кому-то для полного счастья достаточно скупой, но точной реплики авторитетного коллеги, а до другого без ста мильёнов и памятника во весь рост не дойдет, что все получилось.
И дело тут не в тщеславии и не в алчности. А в том, что всякий настоящий большой художник ведет диалог не просто со своей референтной группой, как прочие (в том, собственно, основное отличие), а как бы со всем миром сразу. Отсутствие адекватного отклика (денег, славы, понимающих комментариев, повышенного внимания девочек обоего пола, кому чего) для художника – это не просто отсутствие человеческого понимания и одобрения. Люди в данном случае только часть реальности, небольшая, но подающая самые внятные сигналы, можно сказать – ее язык. И человеческое равнодушие (т.е., то, что кажется художнику равнодушием) равносильно молчанию всего мира. Поэтому отсутствие признания для художника сродни богооставленности; впрочем, в его субъективном восприятии это именно она и есть.
Самое смешное (и одновременно горькое, но по большему счету скорее оптимистическое) тут, что художник, будучи (обычно неосознанно) включен в великую космическую игру, вообще не знает ее правил и, самое главное, не понимает языка, на котором с ним говорят. Художник не в курсе, что люди – это лишь малая часть алфавита. Вглядываясь и вслушиваясь только в них, вместо послания благодарной реальности: «Я тебя люблю», - услышишь, в лучшем случае «бл». Или вообще ничего. Непризнанный гений скорбно умирает в одиночестве, так и не узнав, что мир принял его работу, оценил на отлично и отблагодарил тремя сотнями своих лучших закатов, как-то не сообразив, что гонорар этому работнику следует выдавать хлебом, вином и чемоданами денег. Он, мир (или она, реальность) – тот еще лось в этом вопросе. А часто еще и тормоз. То есть, бывает, что приходит к художнику торжественно, с правильно оформленным гонораром (всеобщим признанием в заказанной форме) в конверте, но лет на сорок позже, чем требовалось. Все уже вообще умерли давно, вы к кому, дяденька? – Упс.
На этом месте должен был бы быть совет учить язык, избавляться от конкретных представлений о форме выражения признательности и больше доверять реальности, пусть себе благодарит, как хочет. Но совет этот вполне бесполезен. Потому что до столь прекрасного состояния редкий отшельник в горах Лао доходит за долгие годы непрерывного просветления. А с художника какой спрос. Он вообще если и понимает, во что влип, то очень-очень смутно.
И дело тут не в тщеславии и не в алчности. А в том, что всякий настоящий большой художник ведет диалог не просто со своей референтной группой, как прочие (в том, собственно, основное отличие), а как бы со всем миром сразу. Отсутствие адекватного отклика (денег, славы, понимающих комментариев, повышенного внимания девочек обоего пола, кому чего) для художника – это не просто отсутствие человеческого понимания и одобрения. Люди в данном случае только часть реальности, небольшая, но подающая самые внятные сигналы, можно сказать – ее язык. И человеческое равнодушие (т.е., то, что кажется художнику равнодушием) равносильно молчанию всего мира. Поэтому отсутствие признания для художника сродни богооставленности; впрочем, в его субъективном восприятии это именно она и есть.
Самое смешное (и одновременно горькое, но по большему счету скорее оптимистическое) тут, что художник, будучи (обычно неосознанно) включен в великую космическую игру, вообще не знает ее правил и, самое главное, не понимает языка, на котором с ним говорят. Художник не в курсе, что люди – это лишь малая часть алфавита. Вглядываясь и вслушиваясь только в них, вместо послания благодарной реальности: «Я тебя люблю», - услышишь, в лучшем случае «бл». Или вообще ничего. Непризнанный гений скорбно умирает в одиночестве, так и не узнав, что мир принял его работу, оценил на отлично и отблагодарил тремя сотнями своих лучших закатов, как-то не сообразив, что гонорар этому работнику следует выдавать хлебом, вином и чемоданами денег. Он, мир (или она, реальность) – тот еще лось в этом вопросе. А часто еще и тормоз. То есть, бывает, что приходит к художнику торжественно, с правильно оформленным гонораром (всеобщим признанием в заказанной форме) в конверте, но лет на сорок позже, чем требовалось. Все уже вообще умерли давно, вы к кому, дяденька? – Упс.
На этом месте должен был бы быть совет учить язык, избавляться от конкретных представлений о форме выражения признательности и больше доверять реальности, пусть себе благодарит, как хочет. Но совет этот вполне бесполезен. Потому что до столь прекрасного состояния редкий отшельник в горах Лао доходит за долгие годы непрерывного просветления. А с художника какой спрос. Он вообще если и понимает, во что влип, то очень-очень смутно.
February 15, 2014
108 дней, день 99. Хорошая жизнь
В проходном дворе из-за угла на меня внезапно вывернул автомобиль. Ничего страшного не произошло: мне удалось отпрыгнуть в сторону; впрочем, честно говоря, полз он с такой скоростью, что столкновение могло привести, в худшем случае, к порче штанов.
Но штука совсем не в этом. А в том, что на автомобиле большими рекламными буквами было написано: GOOD LIFE.
То есть, мне, получается, удалось увернуться от хорошей жизни.
Впрочем, еще смешнее было бы не увернуться и жаловаться потом: от хорошей жизни у меня порвались штаны!
А совсем уж круто, конечно, было бы погибнуть от хорошей жизни. Но шансов на это, увы, у меня не было с самого начала. С другой стороны, кто бы тогда этим хвастался? Так что все к лучшему.
Но штука совсем не в этом. А в том, что на автомобиле большими рекламными буквами было написано: GOOD LIFE.
То есть, мне, получается, удалось увернуться от хорошей жизни.
Впрочем, еще смешнее было бы не увернуться и жаловаться потом: от хорошей жизни у меня порвались штаны!
А совсем уж круто, конечно, было бы погибнуть от хорошей жизни. Но шансов на это, увы, у меня не было с самого начала. С другой стороны, кто бы тогда этим хвастался? Так что все к лучшему.
